Государство не может служить каким-то иным интересам, помимо своих собственных. Но что это за интересы? «Что бы вы делали, если бы вы были государством?», спрашивает Ясаи.

Чем занято предприятие и каков его интерес, более-менее понятно. Оно максимизирует прибыль. Это его главная цель. Все остальное – выдача заработной платы сотрудникам, бесплатные обеды в офис, корпоративные вечеринки с приглашением карликов, благотворительные программы в пользу лесов Амазонки и коренных народов Севера, захват новых рынков – это лишь средства, позволяющие достичь главного, максимизировать прибыль. Предприятие либо достигает этой своей главной цели, либо вычеркивается из сводного реестра.

Деятельность государства может быть связана с раздачей хлеба и организацией зрелищ, ублажением рабочего класса и уничтожением кулаков, строительством каналов и развитием нанотехнологий – как бы все это ни оценивать, как безнравственность или высокоморальность, как благо для подданных или вред, это лишь средства, служащие в разные эпохи и с разной степенью эффективности одному. «Доброе» государство, или «злое», оно неумолимо стремится к максимизации власти. Это его базовая, фундаментальная интенция. Какие бы задачи ни ставило перед собой государство (например, обеспечить всех подданных достойным существованием), оно может реализовать их с большей вероятностью в том случае, если у него будет больше власти, и с меньшей вероятностью в том случае, если у него будет меньше власти. То есть максимизация власти это все, ради чего живет государство.

Прочее, с чем сталкиваемся мы как граждане, это лишь средства, позволяющие государству реализовать свою доминантную цель. Действуя как рациональные субъекты (споры о субъектности государства, или о минималистском государстве, или о государстве-на-службе-у-элиты, а также о подвижности суверенитета по оси «индивид-народ-Левиафан» в духе Гоббса или Шмитта бесконечно важны, но в данном контексте оставим их на «после уроков», для группы продленного дня), государства стремятся максимально эффективно использовать имеющиеся в их распоряжении ограниченные ресурсы, чтобы распространить свою власть как можно дальше и сделать ее как можно прочнее. Как правило государства стараются избегать при этом зависимости от какой-либо узкой группы лиц, касты или класса, опасаясь ограничения своей автономии. Именно поэтому история государств в Европе это история расширения легитимности государств за счет привлечения все более широких слоев населения. Средневековые короли, чтобы снизить зависимость от знати, опираются на поддержку городских бюргеров, национальные государства в 19 веке ослабляют свою зависимость от буржуазии, предоставляя гражданам все более широкие избирательные права и т. п. Процесс взаимовыгодный – государство все дальше распространяет и максимизирует власть, добираясь, в отличие от средневекового правителя, ограниченного землями, прилегающими к его замку, в самые дальние свои пределы, а подданные ощущают на себе моральный и материальный эффект распределения ресурсов в их пользу. Конечно, государству попутно может нравиться помогать простым рабочим парням с открытой улыбкой или государству может нравиться притеснять хитрых и прижимистых торговцев, но это всегда лишь косвенные следствия процесса перераспределения средств при демократических режимах, обеспечивающих государство наибольшей властью.

В ситуации кризиса (чтобы иметь возможность вовремя купировать негативные последствия) нам особенно не стоит упускать из виду следующее.

Первое. Конечной цели государства – максимизации власти – в наибольшей степени удовлетворяет процесс, связанный с переходом от автоматизма управления к управлению «ручному», окказиональному. И одновременно как можно менее «профессиональному». Ведь каждое управленческое решение, приводящее к сбоям и разрывам в ткани государственного организма, немедленно ведет к необходимости дополнительных действий, расширяющих и упрочивающих присутствие власти на этом конкретном участке. Некомпетентность правительства создает потребность в исправлении его действий, то есть беспрерывно воспроизводит и расширяет зону присутствия государства, все дальше и дальше распространяя его власть, максимизируя ее, создавая предпосылки для слияния власти политической и экономической. Понимая, что этот процесс – не «злая воля» отдельных чиновников, а общая воля государства, которому в принципе не могут противостоять индивидуальные предпочтения и персональные человеческие качества представителей бюрократического аппарата, следует прекратить растрачивать в бессмысленной полемике ограниченные силы гражданского общества и направить критические усилия в дискуссионное русло, способное противостоять этим системным устремлениям государства. Точнее, способное канализировать эти системные устремления (которые невозможно отменить, не «отменив» само государство) в более щадящие и приемлемые для общества формы.

Второе. Одновременно с желанием государства максимизировать власть, усиливается и потребность государства в ощущении легитимности своих действий. Говорить сейчас государству, что оно теряет легитимность (как необдуманно делают некоторые заводные головы), значит подталкивать его к радикальной смене приоритетов и изменению нынешней структуры трат. Вместо того, чтобы имеющиеся в его распоряжении ресурсы использовать для экономического выживания (то есть «на борьбу с кризисом»), государство немедленно начнет тратить их на политические цели – на латание тех идеологических и электоральных дыр, где якобы истончилась легитимность. Ясно, что здесь политические и экономические цели не совпадают – при накачивании одного, сдуется другое. Конечно, и в этой ситуации кто-то непременно останется в краткосрочном выигрыше, но в долгосрочной перспективе это крайне невыгодно обществу в целом.

Третье. Тотальное государство – явление опасное прежде всего для самого государства. У государства в наличии оказывается очень узкий выбор средств для самосохранения и ограниченный набор механизмов, защищающих от критики и восстания. Оно становится в ответе за все, оказываясь одновременно и ответчиком и судьей. За ямы на дорогах, грязь на улицах, высохший колодец, задержку зарплат, увольнения, глупый новостной сюжет, неотесанного милиционера – за все в ответе государство. Идея разделения властей, исторически явившаяся защитой государства (монарха) от этой коллизии, довольно успешно справляется со своей задачей – можно пожаловаться хорошему чиновнику из центра на самоуправство местных властей, хорошему королю на плохого министра, независимой судебной системе на ленивую исполнительную власть и т.д. Но все это лишь до тех пор, пока власть в целом – доброжелательна (поскольку мы говорим о суверенном государстве, в отношении которого не существует никакого источника внешнего принуждения для разрешения этих конфликтов, ничто, кроме внутренней целесообразности, не может обеспечить эту доброжелательность). В условиях кризиса способно обостриться желание государства еще более диверсифицировать ответственность за негативные явления в стране, еще более раздробить зоны ответственности, делегируя частичные властные полномочия не готовым к этому (ни нравственно, ни по уровню своей квалификации) государственным институтам. И все это может происходить на фоне одновременного перехода государства в режим меньшей доброжелательности по отношению к добровольному исполнению собственных законов и норм – этому запросто может способствовать непрерывный управленческий стресс и таящие ресурсы. Результатом этого окажется разбалансировка наличной системы «сдержек и противовесов» при одновременной закупорке каналов, по которым пока еще курсируют вверх сигналы озабоченности, а вниз сигналы к разрешению конфликтов.

Опубликовано: Русский журнал, 4 мая 2009 г.

Публикуется на www.intelros.ru по согласованию с автором