1. Обсуждение проблемы в научной литературе

На взаимосвязь рассматриваемых подсистем стоит обратить внимание, поскольку власть, гражданское общество и право чаще всего осознаются и обсуждаются отдельно друг от друга и понимаются, прежде всего, под углом соответствующих цеховых интересов. Сегодня одним из главных факторов, обусловливающих становление подсистем власти, гражданского общества и права являются реформы. Это отмечает, например, А.Г.Володин, говоря, что в число жизнеописательных и жизнепреобразующих категорий, несомненно, входит представления о совокупности инновационных процессов, взаимодействие которых качественно меняет базовые условия жизни населения, увеличивает темпы движения общества от относительно простых форм существования к более развитым моделям воспроизводства социальной системы1. Именно процессы реформирования и последствия, которые ими обусловливаются, проявляют взаимовлияния не только указанных трех подсистем, но и ряда других, например, политической, хозяйственно-экономической, идеологической, системы культуры. Чтобы лучше уяснить сказанное, приведем отдельные высказывания философов, правоведов, политологов, социологов.

Директор Института государства и права РАН, академик Б.Н.Топорнин отмечает, что судебная система проводилась не изолированно от других реформ, поэтому ее результаты “зависят от всего хода преобразований в России, в том числе политических, социальных, правовых”2. В теоретическом плане взаимосвязь правовых и общественных изменений отмечает и Н.Луман, который пишет, что “изменение права и эволюция общества взаимно коррелировались»3. Признавая, что судебная реформа в России затянулась и, отчасти, “зависла”, Топорнин одну из причин этого видит в отношении к реформе государственных верхов и ведущих политиков (“Судебная власть, - замечает он, - не в состоянии сама себя реформировать”). Другая причина в том – “что политические партии, общественно-политические движения, даже юридическая общественность как бы забывали о необходимости оказывать постоянное внимание проблемам проведения судебной реформы”4 (возможно, сейчас, после ряда реформ Козака ситуация в этой области формально изменилась. – В.Р.). Очевидно, именно последнее (партии, общественно-политические движения, общественность) Топорнин относит к гражданскому обществу. Одновременно, Топорнин считает, что ведущим в тендеме «государство-гражданское общество» является все же государство. «Вопрос о том, - говорил он на «круглом столе» журналов «Государство и право» и «Вопросы философии» «Гражданское общество, правовое государство и право», - кто кого ведет – государство или общество – решается в большинстве случаев в пользу государства»5.

Напротив, В.Четвернин на дискуссии настаивал на главенстве именно гражданского общества, хотя и признавал, что сегодня в России это не так. «Саморегулирующееся общество, - пишет он, - задает параметры и пределы государственного вмешательства, предопределяет функции и задачи государства. В этом и заключается демократический принцип взаимоотношений гражданского общества и государства…В нынешней российской ситуации общество еще находится в стадии становления. Причем этот процесс осуществляется государственным аппаратом или под его контролем. Это общество еще не обладает такой независимостью, которая позволяет говорить о формирования гражданского общества: во многом сохраняется его сращенность с политической властью»6.

Третья позиция, кстати, имевшая наибольшее число последователей, состояла в том, что государство (власть) и гражданское общество равноправны и выступают условием становления друг друга. «Почему-то в нашей стране, - говорила на «круглом столе» Т.А.Алексеева, - получило распространенное однозначное понимание гражданского общества как антитезы государству. Такой подход, возможно, имел смысл в начале 90-х годов, когда демократические реформы только что начались, но сегодня, как мне кажется, это понятие заслуживает некоторой переоценки…акцент в категории гражданского общества следует делать не на противопоставлении государству, а на интегрированности общества…Гражданское общество должно рассматриваться как основание и условие политического сообщества, а не как элемент раскола и в без того уже кране эклектичной и противоречивой стране»7.

По мнению Бычковой общий итог реформы определяется результатом борьбы на экономической почве двух основных сил – власти и сообществ. Заканчивая свою статью, она пишет: “В обобщенном виде основной вывод, к которому приходят авторы рассмотренных в статье концепций, будет звучать следующим образом: история российских реформ была историей неудавшейся попытки перераспределить государственные ресурсы, историей слабого правительства, потерявшего контроль над экономикой, и сильных социальных групп, обративших данные обстоятельства в собственную пользу”10.

Теоретические характеристики власти, общества и права

Власть. Проблема власти является для России одной из центральных. В прессе, политологической и юридической литературе постоянно обсуждаются вопросы противостояния разных ветвей власти, разделения властных полномочий между Центром и регионами, доля властных функций государства и частного сектора в сфере экономики, необходимость борьбы против власти мафиозных и теневых структур, формирование различных властных субъектов и отношений между ними. При этом, как правило, используются достаточно интуитивные или теоретически непроработанные представления о власти: власть как сила, как санкционированная законом властная инстанция (функция), как тот или иной социальный институт (Президент, Дума, Федеральное собрание, Конституционный суд и т. д.).

Арендт Ханна в рамках герменевтического подхода в работе «О насилии» пытается перекинуть мостик между традиционным понимаем власти, как «господство одного над другим» и структурным, когда власть истолковывается как независимое от отдельных индивидов социальное условие (отношение). Мишель Фуко также предлагает отказаться от традиционного подхода к изучению власти и рассматривать ее как дискурс. При этом власть понимается как сеть властных отношений, намерений и стратегий, в которой нет субъекта.

Чтобы задать власть как идеальный объект (а это есть необходимое условие ее теоретического рассмотрения), я обращусь к анализу культуры древних царств, где власть впервые складывается. Для человека культуры древних царств было понятно, почему нужно было подчиняться жрецам, ведь они посредники между человеком и богами. Но почему человек должен был подчиняться царю, у которого, правда, реальная власть была даже больше, чем у жрецов? А потому, что цари для человека этой культуры - это в некотором смысле тоже боги. Известно, например, что египетский фараон - не только царь, но и живой бог, воплощение бога солнца “Ра”. Объяснение этому простое. По мере возрастания роли египетских фараонов складывалось своеобразное противоречие. С одной стороны, считалось, что боги управляют всем, с другой - каждый человек видел, что именно фараон управляет армией и страной. Идея и ритуал обожествления фараона, в конце концов, разрешили это противоречие. Иначе говоря, в древнем мире сложился социальный институт - обожествления царя, позволяющий наделять царственную особу божественными функциями, отождествлять человека с богом.

Так как многие боги - это одновременно планеты и звезды, которые постоянно можно было наблюдать на небе, и так как именно боги определяли судьбу человека, возникла естественная мысль, что наблюдение за небом, планетами и звездами есть ключ к определению судьбы человека. Постепенно сложилась практика расчета судьбы, а также "хороших" и "плохих" дней. Крайний вариант развития этих событий мы видим в практиковавшемся в Ассирии ритуале "подменного царя".

"Солнечные и лунные затмения, - пишет И.Клочков, - предвещали смерть или во всяком случае опасность для жизни царя. В зависимости от положения светил астрологи могли объявлять опасным весьма продолжительный период времени, до ста дней. Царя на это время отправляли в загородную резиденцию, где его именовали "землевладельцем" и повергали различным ограничениям, тогда как во дворце поселяли подставное лицо, наделенное всеми внешними атрибутами власти. По минованию опасного периода "подменного царя" убивали (должно же предсказание сбыться!), а истинный царь возвращался в свой дворец"14.

Приведенный здесь материал подсказывает, как могли сложиться такие институты древнего мира как “обожествление царя” и “расчет плохих дней”, а также как мог действовать “институт” власти. Чтобы понять последнее, предположим следующие, кстати, вполне правдоподобные, мотивы расчета плохих дней: поскольку жрецы подобно царям претендовали на верховную власть (считая себя посредника между людьми и богами), жрецы воспользовались процедурой определения плохих дней, чтобы периодически удалять настоящего царя, заменяя его своими послушными ставленниками. Заметим, что это было, пожалуй, самой первой в истории сознательной политической акцией: царя не убивали, не свергали силой, а на вполне законных основаниях временно удаляли с политического поля, при этом в стране сохранялись спокойствие и порядок.

Можно предположить, что борьба за власть не только разрешает возникающие в социальной системе и управлении проблемы и напряжения, но влияет на становление социальных институтов и отношения между ними. Действительно, институты власти царя и жреца, также как и “подменного царя” и “обожествления царской власти” сложились как раз в борьбе за власть и в этом смысле почти одновременно. И наоборот, становление социальных институтов, каждый из которых решает свои специфические задачи (управления, хозяйственные, защиты, разрешения социальных конфликтов и т. п.), в силу того, что социальные институты структурируют социальную систему, создает новые условия и возможности для борьбы за власть. Властные авантюристы начинают использовать эти институты как средство расширения (или удержания) своей власти, объективно способствуя разрешению возникающих в социальной системе и управлении проблем и напряжений.

На основе данной реконструкции можно наметить один из вариантов теоретического представления о власти. Будем считать, что власть - это своеобразная топологическая характеристика социальной системы, а именно система властных мест, зон и подходов к ним. Социально-топологическое пространство власти задается культурными сценариями и картинами, а также борьбой за власть. Но власть – это также свойства "человеческого материала" (воля, ценности, жажда власти и т.п.), позволяющие личностям, стремящимся во власть, реализовать себя. Наконец, власть - это социальные акции и действия, "проявляющие" топологическое пространство власти, а также позволяющие ее участникам или удержаться во властном месте, или расширить зону власти, или изменить ее характер, или занять другое властное место и зону и т. п.

Общество. Говоря о том, что в России не сформировано гражданское общество, мы часто не осознаем, что отсутствие гражданского общества не означает, что в России нет общества как такового. Но разве это не одно и то же? Безусловно, нет. Общество существует во всяком развитом социальном организме, оно появляется еще в древнем мире, гражданское общество – продукт культуры нового времени.

Понять, что такое общество, можно рассматривая социальный статус и бытие человека в культуре. В рамках социальных институтов человек является социальным актором, выполняя определенные роли. Но в рамках общества человек выступает в другой ипостаси: он является условием развития культуры, выступает как носитель всей социальности. Когда в «Политике» Аристотель пишет, что человек по своей природе есть существо общественное и политическое, он, по сути, говорит о том же. Чтобы пояснить это второе понимание человека, рассмотрим сначала одну иллюстрацию.

 

Образованию в ХV веке империи ацтеков предшествовала следующая история. В начале ХV века мехики жили в небольшом государстве. После избрания королем Итцкоатла, около 1424 года, мехики оказались перед трагическим выбором: или признать власть Максила, тирана соседнего государства, или начать против него войну. Перед угрозой уничтожения король и мехиканские господа решили полностью подчиниться тирану, говоря, что лучше отдаться всем в руки Максила, чтобы он сделал с ними все, что пожелает, а быть может, Максил их простит и сохранит им жизнь. Именно тогда слово взял принц Тлакаэлель и сказал: "Что же это такое, мехиканцы? Что вы делаете? Вы потеряли рассудок! Неужели мы так трусливы, что должны отдаться жителям Ацкапутцалко? Король, обратитесь к народу, найдите способ для нашей защиты и чести, не отдадим себя так позорно нашим врагам".

Воодушивив короля и народ, принц Тлакаэлель получил в свою власть управление армией, укрепил и организовал ее, повел на врага и разбил тирана16.

 

Король и мехиканские господа представляют собой общество: на собрании вопрос о судьбе страны они решали вне рамок государственных институтов, это было именно общественное собрание, где важно было убедить других (короля, жрецов, господ, народ - это все различные общественные образования, субъекты), склонить их к определенному решению и поступку. Но дальше формируется консолидированный субъект - король и принц Тлакаэлель, возглавившие мехиканских господ и армию и организовавшие поход против тирана. При этом важно, что социальное действие осуществляется уже в рамках и с помощью социальных институтов - армии и жрецов. Поясню теперь, что я понимаю под обществом.

Общество состоит из “общественных образований” (например, партий, союзов, групп, отдельных влиятельных личностей и т. д.), которые обладают способностью вести борьбу, формулировать самостоятельные цели, осуществлять движение по их реализации, осознавать свои действия. Общество образует некую целостность, обладает своеобразным сознанием, создает поле и давление, в рамках которых действуют общественные образования и социальные субъекты. В отличие от обществ культуры древнего мира гражданское общество, вероятно, складывается в следующей культуре – античной.

Именно здесь формируется личность (то есть человек переходящий к самостоятельному поведению, создающий индивидуальный, не совпадающий с общественным культурный сценарий и картину мира) и на ее основе отдельные группы, союзы, сообщества, партии, преследующие самостоятельные цели. Имея общий “плацдарм жизни” и социальные ресурсы, общественные образования взаимодействуют друг с другом, пытаясь склонить других участников общественного процесса, к нужным для себя результатам. В результате этого политического процесса и складываются общественное мнение и решения.

Если говорить об обществе в теоретической плоскости, то можно выделить следующие три его характеристики. Первая: общество имеет два основных режима – активный и пассивный. В пассивной «общество спит» в том смысле, что, поскольку социуму ничего не угрожает, общество бездействует, кажется, что такой реальности нет вообще. Но в ситуации кризиса социума, его «заболевания», общество просыпается, становится активным, начинает определять отношение человека культуры к различным социальным реалиям и процессам.

Следующая характеристика – наличие у представителей культуры представления о взаимозависимости, а также социальном устройстве, понимаемые, конечно, в соответствии с культурными и индивидуальными возможностями сознания отдельного человека. Каждый человек культуры в той или иной степени, кто больше, кто меньше, понимает, что он зависим от других, что культурная жизнь предполагает совместную деятельность, подчинение, взаимопомощь, что все эти отношения обеспечиваются общественными институтами (соответствующий аспект, план сознания назовем «общественным»).

Третья характеристика общества – общение. В ситуациях кризиса или заболевания социума люди переходят к общению, то есть собираются вместе вне рамок социальных институтов и главное пытаются повлиять на общественное сознание друг друга с целью его изменения. Ю.Н.Давыдов, рассматривая в Новой Философской Энциклопедии понятие «общество» точно подмечает обе указанные здесь характеристики: «ОБЩЕСТВО (лат. societas – социум, социальность, социальное) – в широком смысле: совокупность всех способов взаимодействия и форм объединения людей, в которых выражается их всесторонняя зависимость друг от друга; в узком смысле: генетически и/или структурно определенный тип – род, вид, подвид и т.п. общения, предстающий как исторически определенная целостность либо как относительно самостоятельный элемент подобной целостности»17.

Результатом эффективного общения, как правило, является сдвиг, трансформация общественного сознания (новое видение и понимание, другое состояние духа – воодушевление, уверенность, уныние и т. п.), что в дальнейшем является необходимым условием перестройки социально значимого поведения. В этом смысле общество напряжено (структурировано) силовыми линиями поля социума, куда всегда возвращаются общающиеся (чтобы продолжать функционирование в соответствующих институтах). Но одновременно само общество есть своеобразное поле, силовые линии и напряженности которого задаются текущим взаимодействием (общением) всех участников, которые «здесь и сейчас» сошлись на общественном подиуме.

В рамках общества человек уже не субстрат культуры, а потенциальный носитель всей социальности, а также будущего социального устройства. Именно его активность, направленность и взаимодействие (общение) в рамках общества определяют возможную в перспективе структуру культуры, возможную в том смысле, что новая культура состоится (при этом возможность перейдет в действительность), если имеют место и другие необходимые для формирования культуры предпосылки (семиотические, ресурсные и прочее). Такой человек, назовем его «латентной личностью» является самостоятельным социальным организмом, живущим, однако, и это существенно, в лоне культуры.

При переходе от одной культуры к другой именно общество сохраняет и переносит «кристаллы социальной жизни». Оно же выступает той средой, в которой складывается новая культура.

Гражданское общество. Эта социальная подсистема складывается довольно поздно, когда устанавливались опосредованные правом и политикой взаимоотношения общества, государства и отдельных граждан. Выступая на «круглом столе» «Гражданское общество, правовое государство и право», Вадим Межуев говорил, что гражданское общество

«охватывает собой преимущественно публичную сферу жизни человека в обществе, причем в той мере, в какой она перестает быть монополией властных элит и становится открытой, доступной для всех членов общества. Гражданин – это человек, добровольно взявший на себя функцию политика и совместно с другими участвующий в обсуждении и решении всех важнейших общественных дел, живущий не только частным, но и общим интересом… Каким же образом может быть осуществлен переход к гражданскому обществу? Главным политическим институтом такого общества является, на мой взгляд, парламент... Парламент нужен не рынку, а именно гражданскому обществу; он является важнейшим политическим инструментом создания такого общества, если, конечно, обладает реальной, а не фиктивной властью»18.

Как мы видим, специфические признаки гражданского общества по Межуеву – это полическая деятельность граждан и парламента, которая, естественно, исходит их законов и права. Судя по всему, гражданское общество выделяется из общества только на стадии индустриального общества и становления сфер политики и права.

Одной из предпосылок становления гражданского общества в культуре нового времени была борьба общества против абсолютных монархий, которая привела к становлению государства нового времени. Уже Шарль Монтескье в «Персидских письмах» уподобляет французскую абсолютную монархию азиатскому деспотизму, но критика европейских монархий была в XVII веке почти общим местом. Европейское общество и стоящая за ним новоевропейская личность в целом по логике повторили античный ход, состоящий первоначально в проектировании государства, работающего на общество и человека, а затем и реализации такого проекта. Но конечно, содержание проекта было другим. В соответствии с новым мироощущением монархической власти и ее все более профессионализирующемуся аппарату управления была противопоставлена не менее внушительная сила – народ и человек, действующие исходя из естественных природных законов и к тому же действующие в своем праве (идея общественного договора).

Разрабатывая концепции естественного права и разделения властей, Монтескье, Гоббс, Локк и разделяющие их взгляды правоведы проектируют новый тип государства, призванного стоять на страже не только порядка, но и общества и человека. Действительно, все они настаивают, что государственная власть подпадает под закон (суверен, пишет Гоббс в «Левиафане», «подчинен действию закона так же, как последний из его подданных»; народ, еще более решительно говорит Локк, остается безусловным сувереном, имея право не поддерживать и даже ниспровергать безответственное правительство); что все люди равны и свободны, что государство через систему судопроизводства должно обеспечить права человека на жизнь, свободу слова и веры, на собственность; что разделение властей, обеспечивающее систему «сдержек и противовесов», необходимо для предотвращения такого развития государственной власти, когда последняя работает только на себя, а не на общество и человека. Обращение к праву здесь было вполне естественным, ведь именно в праве общество могло провести свой новый идеал справедливости и утвердить необходимость для власти получить санкцию на управление со стороны общества.

Практическая реализация в XVIII-XIX вв. этих концепций приводит не только с построению правового государства, отличительными признаками которого являются: верховенство закона, реальность прав и свобод индивида, организация и функционирование суверенной судебной власти на основе принципа разделения властей, правовая форма взаимоотношений личности и общества19, но и к формированию политико-правового пространства и гражданского общества. И вот почему. Постепенно выяснилось, что общество может реализовать свои планы, лишь создав институции (силы), соразмерные государству с его аппаратом. Такими институциями и выступили политическая система и гражданское общество, складывающиеся в этот период.

Право. Двумя наиболее распространенными дискурсами права являются «либеральный» и «нормативно-организационный». С точки зрения либерного дискурса, пишет А.А.Матюхин, «Справедливость закрепляемая в форме Права – это равная для всех мера негативной личной свободы, в рамках которой свобода не разрушает социальный порядок»20. С точки второго дискурса право - это система социально-институциональных норм, определяющих и регулирующих поведение человека.

М.Ю.Мизулин, специально анализировавший второй нормативно-организационный дискур в книге "Философия политики: власть и право", считает, что подобное понимание права не только представляет собой рецидив социалистического правосознания, но и ведет к ряду следствий, которые в настоящее время принять невозможно.

С точки зрения автора, понятие права должно включать в себя следующие моменты, которые он формулирует в книге «Генезис права» (2002) в качестве рабочей гипотезы.

- Право – это деятельность над деятельностью, то есть работа целью которой является определение (задание, разработка) справедливых решений в суде, эффективных правовых норм, принципов организации института права

- Правовые нормы (законы, вторичные правовые нормы, правовые принципы и прочее) предназначены для разрешения конфликтов и других проблем, возникающих в сферах власти, хозяйственной деятельности, взаимоотношений между людьми, группами, социальными субъектами, социальными институтами и прочее. В этом отношении право – один из важных аспектов социальности и культуры.

- Специфика правового разрешения конфликтов и проблем в том, что

происходит обращение к специальному институту, предполагающему правовые процедуры, участие посредников (судий, адвокатов, юристов), принятие правовых норм, определенное осознание социального назначения права (наличия правосознания).

- Социальными предпосылками права выступают: общество, вырабатывающее критерии справедливости (право, отмечает Н.Луман, определяется общественным развитием и одновременно может само воздействовать на него), социальные субъекты, к которым право прикрепляется (именно они наделяются правами), власть, выступающая гарантом реализации права (существуют еще правовые притязания – т.е. неоформленные социальные потребности, актуализирующие складывание «новых прав», - которые по мере легитимизации «прикрепляются» к социальным индивидам).

- Право строится таким образом, чтобы периодически можно было обновлять или частично заменять правовые нормы, ориентируясь на новые условия жизни, хозяйственной деятельности, культуры. “Правовая реформа, - пишет Г.Берман, - вне всякого сомнения, является повторяющейся чертой западной традиции права начиная с эпохи ее формирования”24. Закон для Лумана, отмечает О.Посконина, только тогда является позитивным, «когда способность закона к правоприменению и, одновременно, его изменяемость становятся постоянными явлениями», а право характеризуется «высокой степенью комплексности и изменяемости»25.

- Как механизм культуры и аспект социальности право ориентировано на разрешение и минимизацию конфликтов и других проблем, а также удовлетворение чувства справедливости, как его понимают в данное время.

- Право представляет собой сумму знаний о праве, идеальный объект правоведения и юридической науки, систему понятий, определяющих особенности юридического мышления.

3. Некоторые особенности исторического развития русской культуры

И.В.Кондаков и Г.М.Пономорева указывают, что исследователи русской культуры, объясняя ее особенности и этапы формирования, как правило, анализируют совокупность "определенных факторов, определивших самобытность культурного пути России. К таким факторам относят:

- специфику геополитической доминанты, связанную с обширностью повторно колонизируемых славянами земель, недостаточной плодородностью последних, трудностями их возделывания;

- многообразие этнического материала (субстрата): территорию, на которой впоследствии образовалось русское государство, населяло более 150 племен;

- веротерпимость при наличии большого количества верований и медленных темпах христианизации;

- ярко выраженная религиозно-государственная доминанта, которая была связана с особенностями механизмов национально-государственной и культурной консолидации;

- характер власти, способы и последствия закрепощения свободных ратаев;

- заимствования, культурные влияния в истории России"27.

Внешние черты становления российской культуры хорошо известны: формирование царской власти и московского государства, собирание земель, интеграция церкви и государства, формирование сословий (боярство, холопы и крестьяне, слуги царя, позднее дворянство), закрепление крестьян, образование натурального и общинного хозяйства и др.

В противоположность древним воззрениям христианский Бог - нравственная личность и своего рода самодержец, ему непосредственно подчиняются не только его небесные слуги и воинство (ангелы, архангелы, серафимы, престолы и пр.), но и каждый человек, начиная от царя, кончая последним нищим. Как нравственная личность Творец выступает для каждого христианина "идеалом человечности" (выражение Ф.М.Достоевского), как "самодержец" Бог должен вызывать священный страх и трепет. Но в православной традиции христианский Бог - это еще и "Отец небесный", что предполагает не только сыновьи чувства и почитание, но и безусловное подчинение.

Поскольку русский царь считался помазанником божьим и реально осуществлял верховную власть в государстве, на него автоматически переносились характеристики, относящиеся, по сути, к православному Богу, прежде всего две основные - держателя абсолютной власти и нравственного начала.

Известно, что уже на первых этапах формирования российской культуры сложилась установка на колонизацию окружающих земель и народов. Ее обусловили несколько факторов: силовые способы социальной консолидации, вселенский характер православного мироощущения, существенно влиявшего на установки государства, неразвитость чувства малой родины, обширные земли которой или мало родили или были культурно неосвоены.

Важным аспектом становления российской культуры выступило формирование (строительство) государства как социального института. При этом в XVI веке в качестве главных выдвигаются принципы централизованного аппаратного управления (хозяйствования), поместного делегирования государственной власти лично преданных царю лицам, а также ограниченного сословного представительства. "Л.В. Черепнин выделяет два основных направления государственного строительства и соответствующей ему правовой и политической идеологии:

1) реформы, проведенные Избранной Радой и предполагавшие развитие принципа "сочетания учреждений приказного аппарата с организацией сословного представительства в центре... и на местах". Этот общественно-политический идеал разрабатывается Максимом Греком, Зиновием Отенским, И.Пересветовым, А.Курбским, И.Тимофеевым и другими;

2) непосредственная политика Ивана IV, стремившегося сосредоточить всю власть в своих руках и обосновать правомерность неограниченной монархии"28.

Свою политическую теорию Иван Грозный излагает в Посланиях к Курбскому и другим лицам. Родословную русских князей он возводит "от Августа-кесаря и его брата Пруса к Рюрику и киевским князьям. Божественное происхождение русских царей, по мнению Ивана Грозного, оправдывает "неограниченность прерогатив царской власти: царь не должен быть никем и ничем связан в своих действиях; он не отвечает за свои поступки перед подданными, но лишь перед богом, поэтому и стоит выше закона, и даже если поступает неправедно - это лишь грех, а не преступление"29. Отрицает Иван IV любую необходимость делиться властью, скажем, с боярами или советами городов.

Напротив, большинство русских мыслителей, начиная с Максима Грека, подводившего читателя к мысли о гибельности единоличного управления государством, кончая Андреем Курбским и Иваном Тимофеевым старались показать, что царь в своей деятельности должен опираться на советы (городов, бояр, представителей различных сословий), а также следовать закону, выступая его гарантом. Тем не менее, победила не эта "демократическая" тенденция, а другая - основные институты власти в формирующейся российской культуре все больше основывались на силе и деспотии восточного типа. Например, кровавые расправы Ивана Грозного преследовали не только цель укрепления царской власти, но и подавления всякого инакомыслия и создание атмосферы страха, в которой абсолютная власть самодержца уже не встречала никакого сопротивления. "Термин "гроза" у Ивана IV означает устрашение подданных. Причем он обосновывает свое право судить и наказывать не только за дела, но и за мысли"30.

Возьмем для сравнения средневековую Европу, причем даже более ранний период. Что мы видим? В Европе идет борьба за власть пап с королями. Что пишет Г. Берман по этому поводу.

«Начался затяжной конфликт светских властей с церковными, не ограничившийся одними письмами: в ход пошло оружие, проклятия, отлучение от церкви. Например, Иоанн Солсберийский в трактате “Norman Anonymous”, направленного против партии папа, пишет, что и “королевское достоинство Христа, и его святость прямо передаются королям через коронацию. Как викарий, есть наместник, Христа, король сам божественен и является священником своего народа. Он даже может совершать таинства, после коронации – такова традиция в Византии, у франков и англосаксов – император или король входил в алтарь и готовил хлеб и вино для своего собственного причащения. Король также благодетель и спаситель своего народа, поэтому он может прощать грехи”.

Успех в борьбе пап с королями попеременно был то на одной стороне, то на другой, поскольку обе партии имели своих многочисленных сторонников, которые, однако, сами часто меняли свои взгляды, ведь и христианская церковь представляла собой тело Христово, но и светская власть была сакральна. В итоге на папам, ни императорам не удалось настоять на своих изначальных притязаниях. По Вормскому конкордату 1122 г. император гарантировал, что епископы и аббаты будут свободно избираться одной лишь церквью, и отказался от присвоения им духовных символов кольца и посоха. Со своей стороны папа согласился на право императора присутствовать на выборах и вмешиваться там, где возникал спор. За этим первым шагом последовали и другие, в ходе которых церковь и светская власть постепенно разграничивали компетенции и определяли границы собственных институтов. Другой важный результат – формирование канонического права и, по его образцу, права светского государства»31.

Инициатором изменений в описанном конфликте выступала церковь. А условия диктовало средневековое общество, состоящее из многих сообществ, племенных союзов, дворов королей, крупных феодалов, христиан-монахов, мирян, связанных феодальными, договорными отношениями. И вот что важно. Каждое сообщество отстаивало свою самостоятельность. Средневековое европейское общество признавало равность социальных субъектов, поэтому в конфликте не могли победить ни церковь, ни светские власти. По сути, начиная с 11-12 века, средневековое общество конституирует себя на основе права и механизмов, отчасти напоминающих демократические. Берман подчёркивает новый смысл права и новые виды прав, которые, в частности, регулировали отношения между соперничающими церковными и светскими владениями, а также давали возможность для светских властей целенаправленно и программно претворять в жизнь заявленные церквью цели: обеспечить мир и справедливость в своей юрисдикции.

А в России, начиная с Ивана Грозного, - полное бесправие. Царь решает всё сам и ни перед кем, ни за что не отчитывается. Он может сделать с другими всё, что захочет. Решение конфликтов – только силовое, плюс деспотизм. Видимо, только это и давало возможность удерживать социальное целое, как большой организм. Если бы речь шла о небольшом социальном организме, не столь разнородном по структуре, и плюс там бы действовали договорные, правовые отношения, может быть, было возможно другое решение.

Нельзя ли в таком случае предположить, что силовое решение конфликтов представляет собой историческую традицию в России, а российская власть имеет склонность к деспотизму? Похоже, что так. Мы имеем такую ситуацию, когда на огромной территории живут очень разные народы, существуют разные типы культуры, включая чуть ли не архаические, когда основной способ решения конфликтов - силовой, когда основные отношения являются неправовыми. В принципе и до сих пор большинство конфликтов в России разрешаются не на основе права. Вернемся теперь к этапам становления русской культуры.

Важным является вопрос о механизме адаптации к новообразованиям, без которых не может существовать ни одна культура. Говоря о новообразованиях, я имею в виду самые разные характерные для российской культуры процессы: миграцию и колонизацию с Запада, бегство крепостных на свободные земли, сопротивление и бунты крестьян, захват приграничных земель, заимствование западных форм жизни и хозяйствования и т.д. и т. п. В целом все эти влияния можно разделить на два типа. Одни удавалось органично ассимилировать, не нарушая основного строя и институтов российской культуры, например, начиная с царствования Петра I были достаточно быстро освоены ряд западных технологий (строительные, металлургические, в армии, в сфере образования и науки). Другие же, например, попытки ввести в России европейское право и судопроизводство или создать независимое от властей общественное мнение, или распространить в российском обществе принципы просвещения долгое время не получались и создавали в российской культуре большие напряжения. По отношению к таким "неорганичным", "новым" началам в российской культуре, к сожалению, возобладали противоречивые и мало эффективные способы освоения, хотя, надо признать, эти способы вполне отвечали характеру российской культуры.

На первых порах власть по привычке старалась подавить любые неудобные для нее и неправильные с ее точки зрения новообразования, но, если это ей не удавалось, то власть сама выступала в роли реформатора, опять же силой внедряя новообразования. Как правило, естественный ответ на подобные методы освоения нового - энергичное сопротивление любым нововведениям. Отсюда отмечаемая большинством историков и культурологов амбивалентность и двойственность российской культуры, что часто понимается как ее раскол.

Начиная с XVIII в., в России полным ходом складываются элементы и очаги капиталистических отношений, форм жизни и хозяйствования. Иначе говоря, предпосылки другой культуры. Но только предпосылки, поскольку основные социальные институты и культурные сценарии остаются без изменения или медленно эволюционируют, слабо адаптируясь к нарастающим изменениям. В культурологическом плане можно говорить о четырех основных процессах, этого периода.

Первый - формирование собственно капиталистических отношений и форм хозяйствования (складывается относительно устойчивый общероссийский рынок и торговля с другими странами, неплохими темпами развивается промышленность, в сельском хозяйстве внедряются более современные технологии, расширяется денежный оборот, резко увеличивается доля наемных работников, постепенно складывается система образования и подготовки специалистов и другие).

Второй процесс - маятниковые колебания политических установок царской власти: то царь и правительство становятся на путь реформ, то отказываются от проведения таковых и пытаются повернуть вспять.

Третий процесс - образование в результате разложения сословного общества большого слоя социальных маргиналов - крестьян без земли, вышедших из деревни, люмпенов в городах, разорившихся помещиков, дворян или купцов и т. д. Опора социальных маргиналов на собственную личность, жизнь "своим умом", с одной стороны, ставило их (в плане собственного мироощущения) вровень с социумом, делало соизмеримыми с культурой (маргинал самого себя манифестировал как культуру), с другой - влекло в стан критиков и революционеров. Действительно, кто, как не маргиналы, остро чувствуют социальную несправедливость, и кто, как не они, склонны к решительным действиям, направленным на изменение социальной системы? Заметим, что подобное направление развития событий подкреплялось и российскими традициями силового решения социальных проблем (конфликтов). Именно из маргиналов в XIX в. выходят как разночинцы и интеллигенция, так и революционеры разных мастей.

Четвертый процесс (точнее несколько связанных процессов), характерный для кризиса российской культуры XVIII-XIX вв. - выход на социальную сцену общества, осознание кризиса культуры, выработка идей и программ реформирования социальной жизни и государства, первые попытки реализовать эти идеи и программы.

С культурологической точки зрения во второй половине XIX веке в России были сформулированы три основных конкурирующих культурных сценария, претендовавших на роль нового корпуса культурных идей. Это сценарий создания (желательно эволюционным путем) капиталистического общества по западному образцу (парламентаризм, разделение властей, развитие рынка и экономических отношений, приоритет права, демократические свободы и пр.), сценарий собственного уникального пути развития России, основанный на ее исторических традициях и культурных реалиях, и сценарий создания социалистического общества (в социал-демократическом варианте или марксистском). Как известно, в начале XX столетия массы, значительную часть которой составляли социальные маргиналы, высказались за социализм и революцию, и вот почему.

Во-первых, начиная с середины XIX в. в среде разночинцев и позднее сочувствующей им интеллигенции выкристаллизовываются установки на борьбу с самодержавием, уничтожение всего несправедливого, и напротив, создания, пусть даже силой, справедливого общества (что вполне отвечало российской традиции решения социальных проблем и конфликтов).

"Насилие получало в русской культуре - и "справа" и "слева", и "сверху" и "снизу" - культурное оправдание и метафизический смысл как неизбежное и необходимое средство наведения общественного "порядка" того или иного рода, как средство сознательного "исправления" действительности человеком в соответствии с определенными гражданскими или философско-религиозными, политическими и нравственными идеалами социального строя... Особенно красноречивы здесь нейшие признания Белинского Боткину: "Во мне развилась какая-то дикая, бешеная, фанатическая любовь к свободе и независимости человеческой личности, которые возможны только при обществе, основанном на правде и доблести". "Безумная жажда любви все более и более пожирает мои внутренности, тоска тяжелее и упорнее. ... Я начинаю любить человечество маратовски; чтобы сделать счастливою малейшую часть его, я кажется, огнем и мечом истребил бы остальную"37.

Здесь проглядывают как характерная для русской культуры установка на эзотеризм (аскетически монашеского и активистского типа), так и маргинальное духовное мироощущение, отчасти проявившееся позднее в идеологии космизма.

Во-вторых, социализм вполне отвечал патриархальным, православно-отеческим традициям российской культуры38. С точки зрения Герцена, задача эпохи состояла в том, чтобы развить элемент общинного самоуправления до полной свободы личности, минуя все промежуточные формы, которые прошел Запад.

В-третьих, в ходе революции и гражданской войны были физически уничтожены, вытеснены или запуганы те слои населения, которые ориентировались на два другие несоциалистические сценария.

Какой же тип культуры получился при построении социализма в России? Культурные сценарии практически на всех этапах построения российского социализма включали в себя: идею борьбы (сначала с буржуазией и кулаками, затем с правым и левым уклоном, потом с врагами народа, наконец, с мировым империализмом во главе с США); культ личности главы государства и его ближайших помощников (вождя всех пролетариев В. И. Ленина, верного ленинца, вождя, мудрого руководителя и отца народов И. В. Сталина, членов политбюро); представление о том, что возглавляемая Сталиным коммунистическая партия выражает чаяния всего советского народа, ведет его от победы к победе, непрестанно заботится о каждом человеке; собственно социалистические и коммунистические идеи (построения социалистического и коммунистического общества, всеобщее равенство, отказ от частной собственности, идеи справедливого распределения и планирования и т.п.); убеждение, что именно в России построено самое справедливое и демократическое общество и другие.

Эти сценарии поддерживались и обеспечивались соответствующими социальными институтами: идеологией, мощным репрессивным аппаратом подавления инакомыслящих, административно-командной системой управления, огромной армией, идеологизированным образованием, хозяйством, главными механизмами которого являлись планирование и распределение. Крестьяне, по сути, снова были прикреплены к земле (колхозам и совхозам), заключенные и частично армия широко использовались в качестве рабской силы.

Пожалуй, еще в большей степени, чем во времена Ивана IV страной правил страх, массовые репрессии стали важным фактором сохранения власти Сталина и партии. И тем не менее, действие идеологии и других социальных институтов создавало искреннее убеждение, что Сталин - это средоточие справедливости и мудрости, залог успехов страны как в мирное, так и в военное время. Фактически фигура вождя воспринималась как божественная.

Если взглянуть на эту картину с позиций культурологии, то приходится признать, что советский строй не представлял собой новый тип культуры; в новых условиях произошло воспроизведение той же самой традиционной российской культуры, правда, в ее предельном варианте (предельное действие силовых способов решения социальных проблем, предельное действие культурных идей, предельные способы формования человеческого материала). В этом смысле трудно согласиться с широко распространенным сегодня убеждением, что 70 лет построения социализма в нашей стране - это чудовищное уклонение от естественного развития российской культуры.

4. Власть, гражданское общество и право в современной России.

О состоянии гражданского общества в России не так давно в Интернете размышлял наш известный философ Валерий Подорога.

«Нынешний, объявленный «диалог с властью», - говорит он, - начинает звучать несколько странными обертонами. А, собственно, зачем власти вступать в диалог с гражданским обществом, к тому же если она полагает, что его как бы нет, что его будто еще надо построить? Почему искать диалога с этими слабыми гражданскими союзами, которые не могут оказать ни на что какого-либо существенного влияния?…Идея «равноправного» диалога говорит лишь о поразительной гипетрофии функций власти в современном российском обществе. Власть (в лице ее отдельных функционеров) нисходит до гражданского общества, словно демонстрируя его бессилие и неспособность быть равноправным участником диалога. И это надо признать (чтобы не создавать себе ложных иллюзий). А раз дело обстоит именно так, то неплохо понять, что хочет эта власть, которая вольно-невольно берет на себя и общественно-гражданские функции, стимулируя чуть живое «гражданское общество» (финансовыми и другими льготами; кстати, право их распределения тоже узурпировано властью)…Избыток силы порождает чувство милости к падшим. Объявлен Фонд кремлевской политики. И вот по развертыванию этой цепи мы видим, как переформируется, вероятно, почти бессознательно, собственный образ власти. Это действительно всенародный национальный Фонд, который отпускает средства на выживание граждан некой известной всем страны. Высшие чиновники как сотрудники Фонда (включая, разумеется, президента). По принятию решений можно судить об эффективности политики этого Фонда (власти)… Фонд виртуализирует свою политику, поскольку его главная задача состоит в том, чтобы граждане не умерли с голоду, от болезней и не погибли бы в техногенных катастрофах. Иронизировать над этой стороной деятельности Фонда было бы неверно… О чем же говорит подобная фондация власти, да о том, что власть становится все более народной властью и все более (через становящуюся харизму Путина как президента) приобретает черты «гражданственности», подменяя собой развитие гражданского общества как критика и контролера власти»39.

С анализом Подороги вполне можно согласиться. Да, как и обычно, Россия родила странного монстра – «почти народную власть с чертами гражданственности». Но и право в стране существует в виде не менее удивительного монстра. Оно больше прикидывается цивилизованным правом, чем является таковым. Российское право в значительной своей части теневое и коррумпированное, и, к сожалению, во многих случаях используется не по назначению (в политических целях, прикрывая беззаконие, имитируя красивые фасады демократических сооружений). Что вообще-то и понятно.

«Вопреки расхожему мнению о правовой пассивности и чрезмерном долготерпении российских граждан, - пишут Т.Заславская и М.Шабанова, - 66% опрошенных все же предпринимали какие-то действия, направленные на восстановление своих законных прав. Однако для абсолютного большинства (73%) пытавшихся сопротивляться они чаще всего были напрасными». Наблюдается даже своеобразный парадокс – право в современной России формируется в контексте неправовых практик. За годы реформ, отмечают те же, авторы этот контекст настолько расширился, что для большинства стал более реальным, чем само право. По данным этих авторов 42% респондентов «указали, что в современных условиях их законные права нарушаются чаще, чем до реформ. Особо неблагоприятно и важно для осмысления сути современного трансформационного процесса России то, что основными субъектами, нарушающими права граждан, являются власти разных уровней (их назвали 89% респондентов)…Многие исследователи выражают тревогу по поводу глубокого разрыва между административно-правовой и социокультурной составляющими российских институтов. Отмечается, что новые законы и нормы нередко остаются на бумаге, реальные же практики развиваются так, как если бы этих норм не было»40.

А вот размышления нашего известного, несколько циничного, но весьма реалистичного в своем мышлении политолога Леонида Радзиховского.

«Кстати, два слова о «выборе президента». Многие «братья-демократы» шумно дышат носом – как же так? Без праймериз! Без предварительного обсуждения программы! И дальше, ясно, что сами выборы пройдут – мягко говоря – при неравных условиях, но зато с известным результатом…

Да-с «страшно далеки они от народа».

Возможны в нашей сегодняшней системе все эти дела – праймериз, скажем?! Это какой же…чудак, из числа реальных политиков (губернаторы, министры и т.д.) полезет «поперек вертикали – в пекло»? (Вот именно - в пекло!)…

Плохая система? Да. Но она ТАКАЯ. Не вчера такой стала – что ж вы удивляетесь, что по Москве в декабре не ходят в шортах?! Ну, вот такой здесь климат.

Дальше. Давайте представим себе в таких условиях выборы-с-равными-условиями. Это возврат в 1996 год. В стране с десятками миллионов настоящих бедняков и с крайне низкой политической культурой других десятков миллионов такие «честные выборы» с огромной вероятностью означают возможность прихода к власти лево-националистических популистов – повторяю, как в 1966-м. А поскольку этого – к счастью! – никто из власть имущих допустить не хочет и не может, то, значит, все равно, уже в ходе кампании, когда такая опасность обозначится, условия станут неравными, последует «подправка результатов» (как говорят и было в 1966-м)…

Нет, выборы в России – слишком важное дело, чтоб доверять их народу»41.

Поражает здесь не только сам вывод, но, прежде всего, то, что об этом уже давно спокойно пишут газеты и журналы, открыто говорят на ТВ политики. Никакой политкорректности, никаких фиговых листочков демократии – режут «правду матку» как есть. Но позвольте, как тогда жить, как участвовать в политической жизни и работать на общественное благо?! Или в России это удел одних политиков и властей, даже одного Путина, как утверждают некоторые прямые циники от политики?

Тем не менее, все же нельзя сказать, что закон и право полностью бездействуют. Это не так. В стране медленно идет сложный противоречивый, мучительный процесс становления права и гражданского общества. Люди учатся использовать закон и право. К тому же наличие законов и установка власти на признание гражданского общества создают, с одной стороны, соответствующие возможности развития социальной жизни, с другой – ограничения, отчасти сдерживающие незаконные поползновения различных социальных субъектов и сил. Правда, нужно сказать, что развитию положительных тенденций сильно препятствует отмеченное выше нигилистическое отношение к праву.

Теперь вопрос о российской власти. В институциональном отношении российская власть мало профессиональна и склонна решать сложные проблемы простыми методами. По отношению к российскому обществу она предельно эгоистична, хотя, как мы отмечали, вынуждена все же печься о его благополучии и здоровье. Профессиональные сообщества (в армии, полиции, на производстве, в управлении, в сферах науки и образовании и т. д.), с одной стороны, разобщены (негативную роль здесь сыграло отсутствие реально действующих и эффективных профессиональных союзов), с другой – часто тоже эгоистичны. Российские партии выглядят предельно незрелыми и коррумпированными, прежде всего в силу несформированности в России политико-правового пространства и институтов.

Наиболее жизнеспособными и живыми сегодня являются региональные сообщества. Это обусловлено, вероятно, тем, что они находятся дальше от федеральной власти (и отчасти в оппозиции к ней) и более консолидированы в силу единства территории и обозримого масштаба хозяйственных и культурных задач. В целом же российское общество пока не консолидировано, не осознало себя единым социальным субъектом, субъектом социального действия. А при такой пестрой картине получается, что пока некому выступить и реальным субъектом формирования нового российского базисного сценария.

Но конечно, слабая в профессиональном отношении власть, отсутствие гражданского общества и права – не единственные проблемы, угрожающие благополучию России. Не менее серьезные проблемы – бедность одних и обогащение других, сокращение населения страны, распространение наркомании и алкоголизма, детская беспризорность, потеря социальной ориентации россиян (мы так и не знаем, в какой стране живем и куда идем) - и много других, так и не решаемых нашей властной элитой тяжелых проблем. Пока российская элита успешно решила только одну проблему – обеспечила себе безбедную, но вовсе не спокойную жизнь.

Что же делать? Итак, приходится согласиться с печальной констатацией – да Россия не готова вступить в созвездие правовых обществ, стать демократическим государством. Так что же тогда делать? Может быть, собирать вещи и переезжать на Запад, как, например, это фактически советует всем российским евреям Аркадий Красильщиков.

«Готов согласиться, - пишет он в статье «Еврейские мальчики. К выборам в РФ», - среди евреев России есть и сегодня честные, искренние борцы за «светлое будущее». Увы, честность, искренность и, скажем мягко, недомыслие – слишком часто идут рука об руку…

Господи, да оставьте вы в покое Россию! Любите ее, помогайте ей, жертвуйте собой во имя ее благополучия, но не учите жить, не навязывайте этой стране свои правила, свои законы. Вам только кажется, что они взяты из общей копилки принципов цивилизованного общества. Это не так.

Вы способны быть евреями на ледовой арене, за кульманом, у операционного стола, за шахматной доской…Да где угодно. Только не на политическом поле. Вы никогда не поймете, чем живет и во имя чего живет население северной державы, в которой вы родились…

Сегодня я никак не могу понять русско-еврейское яростное, непримиримое сопротивление тому миру, в котором живут нынешние диссиденты. Ну, не нравится вам «новый тоталитарный режим», «кремлевские олигархи», «банда Путина»» и проч., - кто вам мешает запастись билетом в один конец и жить в другом мире, с таким народом и таким правительством, которые вам по сердцу…

Не зову всех потомков Иакова в Еврейское государство. Убежден, что репатриация – дело любви, а не расчета. Любовь евреев к России – это тоже реальность» 42.

В том-то и дело, а что если не только евреи, но и другие россияне любят свою страну, но в то же самое время хотят участвовать в политической жизни, рассчитывать на право и справедливость, не согласны, когда с ними манипулируют и обращаются как с быдлом и рабами.

Ничего-ничего, бодро успокаивают через чур разволновавшихся граждан России Жириновский и Проханов, так в нашей стране заведено и было всегда, а ради Империи, добавляет последний ничего не жалко, можно положить на алтарь и миллионы жизней, как это в свое время делал отец всех народов Сталин. Пожалуй, если первый сценарий можно назвать «отъездным», то этот второй – «фаталистическим».

Третий сценарий «интеллектуальный», кстати, весьма распространенный среди образованных людей (ученых, инженеров, служащих) апеллирует к сознанию и разуму человека (и обычного и политика). Сегодня есть много людей, которые знают или узнали в результате исследований, как там на самом деле обстоят дела, и что нужно сделать, чтобы всем было хорошо, и, наконец, настала социальная справедливость. Например, мой брат, бывший физик считает, что главное это двухпартийная система, действующая наподобие двух половинок мозга человека; в этом спасение для России. И цинизм политологов аля Радзиховский он тоже одобряет, поскольку, объясняет мне мой брат, если понимаешь, как устроена реальность, легче терпеть все эти безобразия. При этом представители интеллектуального направления почему-то не замечают, что есть разные другие рецепты социального спасения, а также то, что средний россиянин, как правило, больше верит СМИ и тем же «продажным политикам», чем руководствуется разумом.

К интеллектуальному сценарию, на мой взгляд, относится и позиция тех, кто, признавая социальную реальность, в то же время разделяет ценности свободной, демократической жизни и поэтому считает, что должен готовить условия для наступления лучших времен.

А как жить сейчас, вот в чем вопрос. Несколько лет тому назад я сам был сторонником данного подхода. Ведь что показала социальная практика России. Если проект или программа социальных действий не реалистична, например, реализуется при отсутствии необходимых условий для социальных изменений, то и социальное действие в целом будет деструктивно. Более того, такие проекты очень подходят власти, потому что они создают видимость научного решения социальных проблем, видимость работы на общество. Мне кажется, что это вообще характерно для России – разрыв между замыслами, возможностями и условиями. Когда существует такой разрыв, вместо реальных изменений и действий - в основном имитация. Показывают фасад, за которым скрывается совсем другое явление.

Но ситуация все же не безнадежная. Да, с одной стороны, налицо тенденция к установлению тоталитарного режима, процесс, который, сегодня, прикрывается имитацией демократических реформ. Но, с другой стороны, одновременно с этим идет региональное строительство, рождаются живые формы социальной жизни, люди учатся правовым отношениям, сопротивлению властям, происходит смена поколений. Здесь я плавно перехожу к четвертому сценарию – «региональному», региональный он не потому, что только в регионах, а именно там я его осознал.

В целом ряде российских регионов местные власти переходят к следующей политике. С одной стороны, понимая реалии, они не лезут, как выражается Радзиховский, поперек вертикали в пекло, а пытаются выполнить предписания и приказы Федерального центра или делают вид, что выполняют их. С другой стороны, региональные власти изо всех сил стараются развивать свой регион, в пределе стремясь сделать его независимым от Центра. В этом втором направлении работы местные региональные власти, безусловно, в той или иной мере исходят из интересов целого (родного региона) и его населения. В третьей стороны, региональные власти, конечно, не забывают и себя. А почему, спрашивается, они должны о себе забыть, при правильном хозяйствовании забота о себе часто неотделима от забот региональных. Хорошо бы при таком подходе и подключить региональное сообщество.

К сожалению, пока во многих регионах и городах России местные сообщества не осознают себя субъектами социальных изменений, и часто не осознают себя вообще как самостоятельная общественная сила. В то же время налицо региональное строительство или попытки осуществить таковое. Как правило, их инициаторами выступают региональные или муниципальные власти, заинтересованные в решении множащихся проблем, притоке инвестиций, подъеме промышленности, обеспечении растущих потребностей населения.

Региональное строительство предполагает не только оживление «лежащих на боку» предприятий или их модернизацию, но и продумывание, проектирование и практические действия по отношению к другим подсистемам целого – культуре, образованию, экономике, местной власти и др. Предполагает оно также поиск и создание новых ресурсов, и не меньше, пробуждение местного сообщества. К таковому относится и электорат, и центры образования, и общественные движения, и значимые социальные субъекты всех уровней власти, производства, культуры, образования. В активном режиме местное сообщество пополняется и всеми теми, кто вышел на улицу и стал активным в социальном отношении.

К сожалению, по старой российской традиции региональная и муниципальные власти, приступая к региональному строительству или решению назревших серьезных проблем, стараются обходиться без местного сообщества, которое власти или боятся или рассматривают как объект управления и манипулирования. Не секрет, что вслед за федеральным центром местные власти склонны к различным формам «управляемой демократии». В то же время понятно, что экономические задачи и преобразования в регионе (городе) не могут быть самоцелью. Даже если в регионе создается зона или крупное предприятие, ориентированные на обслуживание всей страны, эти новообразования являются составляющими региона и должны работать и на регион (город). В общем же случае экономика региона должна работать на все другие подсистемы целого, так же как, например, образование и культура – на экономику.

Важную роль в этом процессе начинает играть и процесс самоорганизации профессиональных сообществ. Не так давно (5 апреля) на «Эхо» Москвы обозреватель Юлия Латынина рассказала такую, как она выразилась, «духоподъемную» историю. В Санкт-Петербурге есть сообщество («Айти бизнес), торгующее, как я понял, электронным оборудованием и программным обеспечением. Фирмы этого сообщества регулярно грабили сотрудники МВД. Схема отъема чужого имущества была следующая. Покупали кого-то в прокураторе, прокурор выписывал поручение, с которым на фирму являлись люди МВД. На основании этого документа у фирмы со складов забиралась аппаратура, как якобы контрабандная (или указывались другие причины). Затем аппаратура передавалась в РФФИ (Российский фонд федерального имущества), сотрудник которой в свою очередь отдавал приказ о реализации этого оборудования по супер заниженным ценам через определенную фирму. Разницу клали себе в карман. Что сделало сообщество, понимавшее, что действовать по закону бессмысленно. Во-первых, оно сорганизовалось. Во-вторых, крупнейшие фирмы, входившие в этот альянс, приняли хартию, запрещавшую продавать краденую продукцию. В-третьих, разыскали фирму, она называлась «Ультра Электроникс» (кстати, подписавшую хартию), через которую продавалась эта продукция. В-четвертых, все перестали работать с этой фирмой; кроме того, с ней перестали работать банки и западные партнеры. В результате «Ультра электроникс» мгновенно обанкротилась.

Итак, четыре основные сценария: отъездной, фаталистический, интеллектуалистический и региональный. Мне лично более симпатичен последний и отчасти интеллектуалистический, и их я стараюсь поддерживать. Однако современное российское общество, как известно, расколото и состоит из самых разных социальных субъектов и популяций. Но вспомним средневековую историю борьбы пап с королями.

«Потому, - пишет Берман, - и не могли в рассмотренном конфликте победить ни церковь, ни светские власти, что средневековое общество было обществом многих равных перед Богом, общество не мыслящее деспотизм в качестве нормы социальности… Как пишет Г.Сайз, “при такой тонкой сверхразветвленной системе управления, как в средневековой Церкви, консенсус решал абсолютно все”44.

Не подсказывает ли этот случай, что может быть неплохо, когда общество состоит из самых разных, часто противоположно ориентированных социальных групп, популяций и сообществ. Все они должны иметь свой голос, представительство (исключая, конечно, откровенно человеконенавистнические, фашистские), возможность нормально функционировать. В этом, в частности, некоторая гарантия против деспотизма власти и тоталитаризма. Другое дело, подчеркну еще раз, личное отношение отдельного человека. Как гражданин я, хотя и признаю права других граждан и социальных сил, даже тех, которые хотят реставрировать социализм или живут только для себя, но работать буду лишь на ту социальную тенденцию, которая мне по душе. Если моя страна еще не готова к свободе, демократии и правовой реальности, то, я всегда жил как свободный человек, что проявлялось в моем творчестве и поступках. Однако я не могу не признавать российскую реальность и не собираюсь плевать против ветра. Состоятельность моя как личности, что, безусловно, предполагает творчество, заключается в том, чтобы быть свободным не где-то там, на Западе, а здесь в России. А уж как это мне или кому-то другому удается (или не удается вообще), это иной вопрос, зависящий от обстоятельств, удачи и того же творчества. Если что-то осмысленное начинает получаться у наших региональных властей, то почему не может получиться у каждого из нас?

В социальном плане моя миссия (не только моя лично, но и других образованных людей, переживающих за жизнь страны, чувствующих свою ответственность) заключается в том, чтобы, в условиях снижения общей культуры и определенной варваризации жизни сохранять и проносить культурные и духовные ценности, поддерживать в культуре разум и справедливость, работать на человека и будущее. Кто-то скажет, что это становится все более трудным делом, почти невозможным. Я согласен, но другого пути нет, если мы считаем себя ответственными. Не менее важная задача – прояснять, что происходит на самом деле, помочь людям разобраться, где реальные процессы, а где их имитация, прикрывающая прямо противоположное. И при всем том, я не призываю к самопожертвованию, к закланию себя ради справедливости. Все люди имеют право на нормальную жизнь, и нужно к этому стремиться. В условиях современной российской жизни это предполагает определенное обособление и защиту. Если власть и богатые люди отгораживают себя от остальных заборами, охраной и законами, то мы можем консолидироваться и защитить себя с помощью знаний, понимания происходящего, своих компетенций, общения с себе подобными, наконец, образа жизни, предполагающего умное, реалистическое поведение. Другими словами, создания особой культуры. А культура на большой дистанции, как известно, надежней всяких заборов.

Поэтому, у меня нет бесповоротного пессимизма в отношении России. Как сказал бы мой учитель Георгий Петрович Щедровицкий – покамест дела идут не лучшим образом, но, если мы не будем впадать в отчаянье, а работать, засучив рукава, то глядишь и ситуация изменится и российская власть и действительность начнут приобретать более цивилизованные черты. Кроме того, кто сказал, что власть государства – это единственная власть на земле. Более действенной является власть духовная, власть правильного мышления. А я бы добавил - правильной, ответственной и, одновременно, умной, реалистичной личной жизни.

Опубликовано: В поисках теории российской цивилизации: Памяти А.С.Ахиезера. М., 2009.

Публикуется на www.intelros.ru по согласованию с автором

---

1 Володин А.Г. Гражданское общество и политика в России: смена парадигмы // ПОЛИС. 1998. N 6, стр. 101

2 Топорнин Б.Н. “Судебная реформа: проблемы и перспективы”. М., 2001 г. стр. 25

3 Luhmann N. Ausdifferezierung des Rechts: Beitrage zur Rechtssoziologie u. Rechtstheorie. Frankfurt a. M.: Suhrkamp, 1981. S. 75

4 Топорнин. Цит. соч. стр. 40-41

5 «Государство и право», 2002, N 1, стр. 13

6 Там же, стр. 19-20

7 Там же, стр. 21-22

10 Там же, стр. 165

14 Клочков И. Духовная культура Вавилонии: человек, судьба, время. М., 1983. стр. 160

16 Леон- Портилья М. Философия нагуа.М., 1961, стр. 266-275

17 Давыдов Ю.Н. «Общество» // НФЭ. Т.3. М., 2001, стр. 132

18 «Государство и право», 2002. – N 1, стр. 16

19 Нерсесянц В.С. История идей правовой государственности. М., 1993. Стр. 15

20 Матюхин А.А. Государство в сфере права: интитуциональный подход». Алматы, 2000, стр. 234

24 Берман Г. “Западная традиция права : эпоха формирования». М., 1998, стр. 25

25 Посконина О.В. Никлас Луман о политической и юридической подсистемах общества. Ижевск. 1997, стр. 94, 101

27 Кондаков М.В., Пономорева Г. М. Очерки по истории мировой культуре. М., 1997. Стр. 428

28 Черепнин Л.В. Образование централизованного государства в сравнительно-историческом аспекте (XVI-XVII вв.) // Вопросы методологии исторического исследования: (теоретические проб. исследования феодализма). - М., 1981. стр. 153), Золотухина Н.М., Толстопятенко Г.П. История политической и правовой мысли в России XI- начала XVII вв. стр. 32

29 Золотухина Н.М., Толстопятенко Г.П. История политической и правовой мысли в России XI- начала XVII вв., стр. 44

30 Там же, стр. 45

31 Берман. Цит. соч., стр. 200-202

37 Очерки по истории мировой культуры, стр. 466-467

38 Касьянова. Чит .соч. стр. 66

39 xttp://index.gdf.ru/zournal/cont16.xtml.

40 Заславская Т.,Шабанова М. Социальные механизмы трансформации неправовых практик // Общественные науки и современность. 2001, N 5, стр. 6-7, 20

41 Газета «Еврейское слово» (ЕС). N 47, от 19 декабря 2007

42 ЕС. N 48, от 26 декабря 2007

44 Берман. Цит. соч., стр. 203, 208