КраусТамаш –
д.и.н., профессор Будапештского университета
им. Лоранда Этвёша, Венгрия

1. Несколько предварительных замечаний. Границы либеральной критики. История прошедших 25 лет дала нам богатый опыт, свидетельствующий о том, что в различных областях полупериферии (Дж. Арриги) мировой капиталистической системы, например, в Латинской Америке или Восточной Европе, господствующие классы и их правящие элиты, стремясь обеспечить функционирование капиталистической системы, часто способны поддерживать сопровождающийся множеством бедствий процесс производства прибыли, накопления капитала лишь с помощью авторитарных режимов и военных диктатур. В то время как в Латинской Америке в наши дни наблюдаются явные признаки протеста против неолиберальной фазы капитализма и радикального углубления социального неравенства, больше того, кое-где заметно даже утверждение альтернативных социально-хозяйственных форм, Восточная Европа, кажется, замкнулась в своём реакционном, авторитарном прошлом.

Несмотря на авторитарный поворот, произошедший в Венгрии в 2010 году и уничтоживший политическую организацию либералов «Союз свободных демократов», многие представители венгерского либерализма по-прежнему высоко держат знамя борьбы с «коммунизмом»^[1]: они упоминают Кадара вместе с Хорти, как будто между их режимами существовала органическая, генетическая преемственность. Эта «методология» может изменяться таким образом, что упомянутая генетическая преемственность распространяется и на режим «Фидес». Мысль о «коммунизме» как «изначальном зле» с давних пор является «очевидной» и для партии «Фидес». Речь идёт не только о венгерском, но и об исконном восточноевропейском явлении, политический смысл которого в том, чтобы после 1989 года вытеснить из публичной сферы саму возможность появления левых массовых движений, противостоящих новому режиму и имеющих сколько-нибудь антисистемный характер. Должна быть забыта даже мысль о том, что возможно более справедливое и эгалитарное общество. В результате криминализации «коммунизма» не осталось противодействующих гуманистических сил, которые могли бы вступить в борьбу с последствиями глобальной зависимость, с новыми формами авторитарной власти. Вместо этого повсеместно распространились и утвердились националистическо-расистские, антидемократические решения и политические структуры. Представители мейнстримного либерализма не обращают на это должного внимания. Оставаясь в кругу поверхностных политических аналогий, они, по сути, выводят основы режима «Фидес» не из режима Хорти, а из режима Кадара. И потому сам Виктор Орбан получает от них различные эпитеты левого политика. Некоторые авторы уже давно считают «признаком левизны» даже ту черту, которая делает Орбана приемлемым для крайних правых: покровительство национальному капиталу в противовес капиталу международному.

Конечно, в реальной истории долгосрочные процессы складываются из множества континуитетных и дисконтинуитетных факторов. Мышление людей, их привычки и образ жизни, само разделение труда, вся традиционная структура человеческого поведения, «суеверная вера в государство» (Maркс), − все это доказательства исторической преемственности, континуитета развития. С другой стороны, в ходе смены режима, осуществлённого в 1989 году, произошёл радикальный перелом в области отношений собственности и распределения, в государственной сфере, в характере политическо-властной системы. Дисконтинуитет развития был неизбежной предпосылкой повторного насаждения капиталистической системы, что в настоящее время привело к возникновению радикально новой социальной структуры. В Венгрии, как и в других странах, в соответствии с неолиберальными проектами произошло практически неограниченное открытие рынков, а либерализация цен и безудержная приватизация разбила жизнь миллионам людей, главным образом тем, кто принадлежал к классу рабочих и крестьян. Эти люди потеряли свою работу и самоуважение, а многие долговременные безработные постепенно лишились здоровья, семьи и жилья^[2]. Некоторые социологи считают, что в Венгрии в наши дни около четырех миллионов человек имеют доходы ниже прожиточного минимума^[3]. Это новый класс «отверженных», которого не существовало в эпоху Кадара. Значительную часть «новых бедных» составляют обнищавшие сельскохозяйственные работники, социальные группы, образовавшиеся в результате разложения рабочего класса, а также сотни тысяч пенсионеров и цыган. «Верхушка» общества складывается из небольшой группы новых крупных собственников и связанного с ней тонкого слоя так называемого «верхнего среднего класса». Между ними размещается множество «мелких предпринимателей», за которыми следуют трудящиеся государственных и общественных учреждений, класс лиц, живущих на заработную плату. Это снова распадающаяся на «касты» социальная структура во многих отношениях глубоко родственна социальной структуре времён режима Хорти и в то же время, повторяю, радикально отличается от социальной структуры режима Кадара. Ведь безработица, неуверенность в будущем, постоянная угроза социального понижения не только дестабилизируют во всех отношениях личность, но и поддерживают в студенистом состоянии саму структуру общества. Таким образом, если мы хотим понять сущность и характер «авторитарного режима 2010 года», то исторический подход необходим как глоток воздуха.

Либеральные критики постоянно поминают «кадаризм» и «коммунизм», ссылаясь на определённые особенности деятельности и популизм кокетничающей с крайними правыми и не менее антикоммунистической правящей партии «Фидес», на сильное ограничение политических прав и растущую роль государства в экономике. Все это является выражением того, что в борьбе с левыми либералы до сих пор не скорректировали своей идеологической приверженности некритичной защите капиталистической системы^[4]. Это идеологическое устремление покрывает пеленой забвения хортистские корни нынешнего режима, характерные черты полупериферийной формы, второго издания капитализма. Либералы пишут о «мафиозном государстве», но оставляют в тени, с одной стороны, его неолиберальную основу, а с другой стороны, восточноевропейскую историческую специфику, истинное содержание которой выявляется в соотношении «ядро – (полу)периферия.

 

1. О социальных и исторических корнях хортистской «традиции». Хортистская традиция старого господствующего класса джентри во многих отношениях снова вышла на поверхность (вместе с другой рухлядью), а во многих отношениях всегда жила с нами, хотя, как мы знаем, непосредственным источником легального, проходившего под знаменем демократии «воскресения» хортизма был 1989 год. В то же время, никто не станет отрицать того, что по завершении покончившего с режимом Хорти политического курса 50-х годов, уже в 60-е произошла интеграция отдельных групп джентри и даже аристократии старого режима в режим Кадара, их своего рода «возвращение» на определённые уровни власти, в культурную жизнь, в интеллигентные профессии. Интеграция части бывших крайних правых, нилашистов, по существу произошла уже при Ракоши. Не случайно, что в либеральной аналитике ответственность за возрождающуюся в наши дни нилашистскую традицию тоже возлагается на государственный социализм. Таким образом, наслоение различных эпох затрудняет различение разных режимов. Современный режим большей частью складывается из обломков этих развалившихся режимов (не говоря о множестве живущих в нас пережитков ещё более ранних эпох), но в очень разных пропорциях. Методологически важно понять, что определённые элементы режима Кадара, прежде всего его бюрократическо-патерналистские черты, лишь придают особую окраску неохортистской реставрации, укрепляют авторитарно-подчинительный характер нынешнего режима, но не наделяют его специфическим социальным и культурным содержанием, свойственным режиму Кадара.

«Дружеская» коррупция, кумовство, удручающие «кастовые» отношения и корни их расцвета в наши дни хорошо знакомы нам по литературным произведениям Жигмонда Морица и Дюлы Ийеша. Следовательно, «генеалогическое древо» нынешней авторитарной власти и нищеты, основанной на экстремальном социальном неравенстве, коренится в режиме Хорти, больше того, в эпохе дуализма. (О духовном, культурном наследии хортистского режима будет сказано отдельно).

 

1. Международный фон и новая национальная буржуазия. Особенно важную роль в формировании нового авторитарного режима 2010 года играют международные условия. Несмотря на то, что ЕС и США систематически по-отечески критикуют антидемократические политические шаги, концентрацию власти, а также поднятые на уровень парламента антисемитизм и цыганофобию правительства «Фидес», на самом деле они не подвергают нападкам легитимацию режима Орбана, поскольку правительство «выбивает» из налогоплательщиков средства для поддержания низкого бюджетного дефицита. Правда, уже сама новая капиталистическая система в определённом смысле возникла как экспорт с Запада (конечно, при содействии внутри страны) в процессе т. н. борьбы с долговым кризисом. Ныне уже хорошо известно и стало почти трюизмом, что смена режима в Восточной Европе (в том числе и в СССР) была неразрывно связана с т. н. неолиберальной перестройкой глобальной системы капитализма, новыми формами господства мультинационального капитала и брошенными ими вызовами, на которые «мировая система социализма» и прежде всего СССР в конечном итоге не нашли необходимых для выживания ответов, не обнаружили социалистической альтернативы реставрации капитализма. И поскольку они потерпели поражение в экономическом и военном соревновании с Западом, бывшие «коммунисты-реформаторы» сделали из этого окончательный вывод, что выходом из кризиса государственного социализма станет осуществлённая с помощью западных стран ядра «интеграция» в успешно развивающуюся систему западного капитализма, «реинтеграция» в мировой рынок, «реальная ликвидация отсталости», «догоняющее развитие», «демократизация» и т. д. Результат известен: режим Орбана, являющийся продуктом и проявлением провала этого проекта. В кругах марксистских левых уже в 1989 году считалось очевидным, что либеральная утопия была обречена на провал уже в момент своего рождения, а в конечном итоге она превратилась в идеологию политического «надувательства» народа^[5]. К сожалению, одним, причём, видимо, наиболее авторитетным из пропагандистов этого заблуждения был и остаётся ведущий либеральный экономист Янош Корнаи. Чем очевиднее гибель либеральных представлений и ценностей смены режима, тем сильнее становится в либеральных кругах критика левых и режима Кадара, стремление превратить их в «козлов отпущения», причём либеральные критики, скатываясь до уровня худших идеологов партии «Фидес», сводят сталинизм, кадаризм, марксизм и различные формы коммунизма в единое явление. Быть может, в этом одна из причин того, что Корнаи, раз за разом демонстрируя поразительную неисторичность своего подхода, допускает тяжелейшие, элементарные профессиональные ошибки, односторонне сближая отношение к государству при нынешнем режиме и при режиме Кадара. Он увлекается формой в ущерб содержанию. Всемирно известный философ-марксист Иштван Месарош сформулировал эту проблему так: «Национализацию при капитализме нельзя отождествлять с национализацией советского типа или с кадаристской национализацией. При капиталистической национализации продолжается − главным образом экономическое − присвоение прибавочного труда в виде прибавочной стоимости (посредством рынка и т. д., в рамках и в интересах капиталистической системы в целом), в то время как при национализации советского типа господствует государственное присвоение политически регулируемого производительного труда. Если бы это было иначе, не надо было бы реставрировать капитализм, как это сделали Горбачёв и его венгерские последователи. Те, кто представляет себе это по-другому, к сожалению, не способны сделать различие между существовавшими в прошлом и (это ещё важнее) вариабельными и в будущем разновидностями крайне важной категории «персонификации капитала», которой пользовался К. Маркс. В системе советского типа «персонификаторы капитала» являются существенно иными, чем при капитализме, так как вовсе не могут присвоить (присвоить себе) государственную собственность. Именно это вынуждены были повсеместно изменить горбачёвы путём реставрации капиталистических отношений собственности. Здесь речь идёт о действительно важных вопросах»^[6].

Корнаи, однако, не делает различия между функцией государства в системе государственного социализма и его ролью в новом, втором издании капитализма. Он не учитывает того, что при государственном социализме государство в течение десятилетий выдвигало именно лозунг упразднения национальной буржуазии и ликвидации частной собственности, конституционно запретив куплю-продажу государственной собственности. При новом же режиме, напротив, государство проводит национализацию в интересах насаждённой сверху, новой буржуазии, чтобы позже снова осуществить приватизацию^[7]. Эта насаждённая сверху буржуазия по-настоящему расцвела при режиме Фидес, так как получила финансовую подпитку, «добавочный капитал» из государственных средств, за счёт налогоплательщиков. Этот факт хорошо демонстрирует специфически паразитический характер венгерской национальной буржуазии. Koрнаи не учитывает того, что в современной, второй, восточноевропейской форме капитализма государственная собственность опирается на систему частной собственности. Здесь национализация работает совершенно по-другому. После реставрации господства частной собственности (приватизации) определённые группировки новых-старых властных элит под знаменем национализма и при поддержке верхних слоёв населения пытаются посредством непосредственного вмешательства государства сохранить, утвердить свои привилегии в противовес иностранному капиталу (а также и прежде всего в ущерб венгерскому обществу). В условиях концентрации власти, осуществлённой Виктором Орбаном, этот процесс стал ещё более интенсивным. Таким образом, изменяется вся система отношений распределения, углубляется и расширяется социальное и культурное неравенство. Так как смена режима произошла при активной международной поддержке, затянувшийся период грызни вокруг приватизации заканчивается реставрацией кажущегося новым авторитарного режима (и, конечно, не только у нас, но и во всем нашем регионе, достаточно взглянуть, например, на современную Украину или Латвию, Болгарию, Белоруссию или Румынию). Вследствие своей политической слабости и культурной бедности новый венгерский господствующий класс не сумел справиться с задачей стабилизации нового капиталистического порядка, которую не решило и присоединение Венгрии к Евросоюзу.

Важнейшие группировки нового правящего класса^[8], зависящего от власти, возлагают все свои надежды на «христианско-национальное» правительство Орбана, которое выражает их систему ценностей, материальные интересы, привилегии в доступе к бюджетным ресурсам и невысокий культурный уровень^[9]. Эти слои новых правящих классов особенно сильно нуждаются в поддержке государства, правительства, поскольку они не знают, как нужно «обращаться» с растущей массой обедневших трудящихся и безработных, как можно сдержать их сопротивление. По-другому вопрос можно сформулировать так: как можно обуздать, усмирить обедневшее общество, огромные массы безработных, миллионы униженных и обездоленных в условиях постоянно возобновляющегося экономического кризиса? Социал-либеральная коалиция не нашла ответа на этот вопрос, оставаясь в рамках старой, «испытанной» неолиберальной экономической политики и пропаганды, основанной на евросоюзной белиберде. В результате их политические организации, потерявшие облик и социальную базу, превратились в незначительные группы, состоящие из никому не интересных лиц, для которых политика – источник средств к существованию. Даже расширение политического влияния крайних правых также произошло за восемь лет правления социал-либералов. «Решение» нашла пришедшая им на смену «христианско-национальная» власть, которая после выборов 2010 года обладает вместе с крайними правыми более 80% парламентских мест. В Венгрии и других странах Восточной Европы в сознании стоящих у власти все яснее вырисовывалась необходимость введения нового авторитарного режима. В соответствии с «логикой исторической необходимости» новая концентрация власти в Венгрии лишила содержания парламентские формы и партии. Новый режим обещает европейским лидерам и общественному мнению лучше отлаженный механизм бесперебойного функционирования капитализма, ожидая от них взамен легитимации «системы национального сотрудничества», как ее называют сами носитель власти. Ныне мы уже дошли до того, что те, кто не вмещается или не желает войти в рамки этой системы, становятся козлами отпущения и врагами нации. К ним причисляют коммунистов, атеистов, либералов, евреев, цыган, чужеродных или их «прислужников»…

 

1. Режим и партии. Предопределена и судьба партий^[10]: во втором издании режима Хорти «другие партии» (коммунисты во всех их видоизменениях законодательно и институционально криминализованы и хотя и не запрещены, как при режиме Хорти, но «только» лишены своего имени!) нужны лишь постольку, поскольку они в виде маленьких планет вращаются вокруг Солнца, «мудрого вождя» и руководимой им партии «Фидес», пока, в конце концов, не упадут на него. Другими словами, если формально правящая партия и может быть отстранена от власти путём выборов, в действительности наблюдается стремление «увековечить» господство т. н. христианско-национального (это тоже понятие времён режима Хорти) сегмента властной элиты. В соответствии с этим, при настоящем режиме другие партии считаются маленькими и незначительными и регулярно подвергаются материальному, политическому и моральному давлению с помощью самых изощрённых политических методов и трюков, вплоть до прямого притеснения посредством неприкрытой лжи, различных институтов и комитетов, которые, криминализуя (государственно-)социалистическое прошлое, создают в национальных масштабах институциональное пространство обмана и фальсификации истории. Конечный политический смысл этого совершенно ясен: полная блокировка в стране духовно-политических поисков пути влево, в чем важную помощь власти оказывает и незатихающая антикоммунистическая пропаганда либеральных правых, несмотря на их вялую, бесплодную политическую оппозиционность. Элементом и условием этих процессов было систематическое и методичное оболванивание огромных масс общества, без которого нельзя ни понять, ни объяснить весь процесс неохортистской реставрации. Появление и существование культа Хорти не встретилось с серьёзным сопротивлением общества. Только с учётом этого можно понять описанный ряд явлений. Несомненно, что крайне негативную роль сыграл в этом и режим Кадара: бюрократия «государства всеобщего благоденствия», «заботливого государства», даже с учётом ее социальных достижений, прогрессивных и в международном сопоставлении, воспрепятствовала возвышению подавляющего большинства населения над патерналистскими отношениями. Массовая нехватка автономных личностей стала благоприятной почвой для нового издания авторитарного режима. Так случилось и в Польше, где правые и крайние правые также имеют более 80% парламентских мест, в то время как организовать левые силы практически невозможно, так как в Польше не укоренилось критическое по отношению к системе общественное (массовое) движение. В этом конечная причина раздробленности левых политических организаций, сектантства, неограниченного умножения числа самовлюблённых, самозваных «вождей» и «мессий», а также эмиграционного синдрома. Рабочий класс предельно раздроблен и подавлен как в материально-экономическом, так и в духовном, культурном и ментальном отношении. Конечно, новый общественный строй, выросший из смены режима 1989 года, особенно в наши дни заинтересован в том, чтобы любой ценой дискредитировать режим Кадара, фальсифицировать его историю с целью манипуляции сознанием венгерского народа, особенно молодых поколений, их индоктринации. Ведь как бы мы ни оценивали историческую роль государственного социализма, новый режим даже по прошествии четверти века не смог превзойти старый ни в плане экономических, ни в плане социальных достижений. На этой почве и расцвёл зловонный цветок неохортистской реставрации.

 

5. Новый класс, новая культура. Глобальный рыночный и традиционный национальный китч, смешиваясь, образуют доминирующую, господствующую культуру нашего времени. Это явление представляет собой лишь продукт того, что второе издание режима Хорти в конечном итоге возникло в качестве своеобразной комбинации современнейшего, интернетного глобального господства капитала и отживших, реакционных отношений, наблюдавшихся между двумя мировыми войнами. Если новый капитализм с его т. н. буржуазно-демократической системой институтов и средств, существующей на Западе, не может стабилизировать положение в восточноевропейских странах, то в этом играют роль серьёзные причины, на которые я уже отчасти ссылался выше, но на которые нужно указать и более конкретно для интерпретации идеологических процессов. Эти причины многочисленны. Я упомяну лишь самые важные из них: массовое обнищание, устойчивое понижение заработной платы, поддержание высокого уровня безработицы, принесение в жертву миллионов людей на алтарь нового капитализма в интересах насаждения сверху и содержания новых господствующих классов. Иначе говоря, основополагающей чертой режима in statu nascendi является экономическое воскрешение служащей политической власти, политически слабой, сшитой сверху родственными нитями национальной буржуазии и слоя крупных землевладельцев. Правительство «Фидес» доводит этот процесс до конца. Для этого осуществляется монополизация по партийному принципу товаров и имущества, экономических и политических структур в пользу выбранных или утверждённых «наверху» по политическим соображениям лиц и групп (передел рынка сигарет и торговых киосков, передел земли и сети аптек, реорганизация парковки, перманентная национализация и приватизация и т. д.). Это и составит относительно прочную социальную основу нового авторитарного режима, находящегося в плену самых низменных культурных и идеологических стереотипов (презрительное отношение к бедным, расистская дискриминация, культ силы и насилия, гомофобия, подчинение женщин и т. д.). Конечно, неохортистская реставрация несёт на себе все важные печати современного капиталистического мира, речь здесь идёт о странном «постмодернистском» образовании, заимствующем образцы и решения у американского неоконсервативного правительства. Это – криминализация бедности, принцип нулевой толерантности, применение правила трёх преступлений, одноставочный подоходный налог, моральный культ религиозности, неравенство параллельно с распространением неограниченного индивидуализма.

В наши дни кризис показал все основные противоречия капитализма и в Венгрии, причём в экстремальной форме. Неразрешимые конфликты заметны прежде всего в области ограниченной реализации прав, в государственной сфере и в отношениях между государством и обществом. Во всем мире правительства, отдавая преимущество рестриктивной экономической политике, неспособны гарантировать важнейшие права в противовес силам рынка. Эти обстоятельства ставят серьёзную проблему перед процессом социальной репродукции. Венгерские правительства, например, также сделали шаги для защиты прав банков в противовес населению, повседневным явлением стали аукционная распродажа домов, квартир и машин, а также выселение людей из кредитного жилья. Были введены «контрреформы» в трудовом законодательстве с целью ограничения прав трудящихся, права на забастовки и на труд. Такие же резко ограничительные тенденции наблюдаются в области культурных и социальных прав, права на образование или на чистую питьевую воду, или в области демократических прав, не ограничивающихся доступом к избирательным урнам, а включающих в себя, например, право на выражение протеста и право на доступ к публичной сфере. Особенно важное значение имеют экологические аспекты прежде всего с учётом финансиализации природы, присвоения общих благ и зелёной экономики как гегемонистского проекта нового типа. В отличие от других стран, в Венгрии протестные движения и организации гражданского общества не подвергают сомнению право на частную собственность и не требуют коллективных социально-экономических и человеческих прав. В научных кругах дискуссии о правах уже долгое время остаются в рамках либеральной политической философии и едва привлекают внимание представителей науки, служащей поддержанию официальной власти. Таким образом, проституирующий характер режима реализуется практически беспрепятственно. Достаточно сослаться на то, что власти, орудуя деньгами, раздачей позиций и привилегий, а то и путем запугивания, поглотили со всеми потрохами значительную часть венгерской интеллигенции. Не случайно, что мы переживаем время интеллектуальных мошенников, ошеломляющего упадка общественно-научных исследований и мышления.

Во всем этом церкви являются не просто партнёрами, но и сопричастниками власти. В этой области режим Орбана идёт гораздо дальше белорусского руководителя Лукашенко: Орбан, а также его правительство и парламент превращают официальные христианские церкви, прежде всего реформатскую и католическую, в структуры для сбора голосов избирателей, в составные части, рычаги «христианско-национальной» политической власти. Посредством раздачи бюджетных средств и дотаций Орбан и его режим ставят себе на службу церкви и соответствующим образом истолкованное христианство, стремясь таким образом добиться уважения к авторитетам. Власти противопоставляют богатые церкви малым церквям и достигают того, что католики и реформаты соревнуются за благодеяния правительства. Все это власти пытаются, как и при режиме Хорти, «освятить» введением обязательного закона Божия и этики. Причём «в своё время всего этого не желал и правитель Хорти, оставивший эти предметы в компетенции церкви. В наши дни в Венгрии именно Виктор Орбан, не располагающий никакими конкретными знаниями о христианстве, зажигает «факел», распространяет свет, оценивает европейское христианство, раздаёт наставления относительно христианской традиции, провозглашает обновление и определяет что такое грех и вера»^[11].

В такой же важный элемент политического (партийного) господства над обществом превращается и система образования и школы, преподаватели которых под давлением властей вынуждены сплотиться в корпорацию^[12]. Цементирующим идеологическим материалом нового авторитарного режима, конечно, являются национализм и христианство в его официальном толковании. В рамках духовной неохортистской реставрации они пронизывают всю повседневную жизнь от изменения названия улиц до школьного обучения. Сама новая конституция тоже составлена в т. н. христианско-национальном духе, собственно говоря, уже в преамбуле дискредитируя значительные нехристианские, нерелигиозные или прямо атеистические массы общества. Националистический популизм доходит до такой степени, что происходит героизация венгерской армии, участвовавшей в нацистском геноциде, осуществлённом в 1941−1944 годах на территории СССР. В то же время фашизм, нацизм даже в официальных учебниках отождествляется с «коммунизмом», и тем самым власти криминализуют всю историю социализма в интересах установления своего безраздельного идеологического господства. Они переделывают по своему образу и подобию всю духовную жизнь, все области культуры. Для решения этой идеологической задачи создан особый государственный институциональный аппарат от т. н. «Дома террора» до института «Веритас», правительственного института для провозглашения «истины» по вопросам истории. Цель всех этих учреждений – сделать всеобщей духовную неохортистскую реставрацию в широких кругах интеллигенции.

Вся эта идеологическая мешанина утопает в антизападной, националистической, «национально-освободительной» риторике, которая в то же время уживается с точным удовлетворением западных финансовых требований, более того, служит для него прикрытием. Лишь немногие видят лицемерный и манипулятивный характер режима, поскольку многие слышат именно то, что хотят слышать об «эксплуатации венгерской нации Западом и мультинациональными фирмами». Партия «Фидес» сначала вобрала в себя, «взрастила» − при значительном содействии прежней социал-либеральной коалиции − крайних правых, неофашистов, а позже для сохранения comme il faut в глазах Европы вытеснила их, образовав как бы «запасную армию». В то же время в ходе безудержной антикоммунистической кампании (в конце концов, образ врага нужен всегда!) она заманивает часть неофашистского электората обратно, насаждая и поддерживая культ Хорти. (Таким образом, неслучайно, что как режим Хорти был чреват фашизмом, так чреват им и неохортистский режим наших дней). В дополнение к этому в условиях перманентного «культуркампфа» распространение в масштабах всего общества этнического, нацеленного на «расовую защиту» национализма, псевдокультурного китча «Великой Венгрии» в конечном итоге, как и в эпоху Хорти, после 1919 года, означало подавление социального вопроса, идеологический триумф авторитарного режима. «Новая», неохортистская «культура» шаг за шагом ликвидирует антифашистскую традицию, вместо Шагвари культурным образцом стал убивший его жандарм, вместо Каройи – Бетлен, вместо Маркса, Энгельса, Ленина и Дердя Лукача – Хорти, Телеки и Прохаска, вместо Тибора Дери, Андора Эндре Геллери и Лайоша Надя – нилашист Альберт Вашш, Йожев Нирё и отъявленная антисемитка Цецил Тормаи. Это явление хорошо заметно и в важнейших областях общественных наук и общественной мысли. Известно, что идеи господствующих классов господствуют и в обществе. С (нео)либеральной и консервативно-националистической точки зрения обобществление, возвращение коллективам государственной собственности как гуманистическая альтернатива государственному социализму представляется романтической иллюзией прошлого, такое обобществление называют разновидностью сталинизма, в то время как с точки зрения левых оно стало программой далёкого будущего^[13]. Политическая система снова приняла авторитарную форму «менеджирования» капиталистических отношений. Все это можно приукрасить, посыпать сахарной пудрой таких эпитетов, как «демократический», «национально-патриотический», «национально-консервативный», «кадаристский» и т. д., однако под этой пряничной глазурью снова и снова появляется авторитарно-неохортистская символика и действительность «национального капитализма», образ алчной, паразитической новой буржуазии.

Тем самым глубинное историческое призвание смены режима получает для господствующих классов настоящий смысл, и потому может считаться осуществлённым.