Рассказ

Ударишься головой — минус час жизни. Так в школе сказали. Там было интересно — птицы, волны, треугольники. Дальше хуже.

В тридцать три Артём ничего не умел особенного и работал в кафе при вокзале: клал колбасу на хлеб, колбасу на хлеб, делал кофе. Две ложки растворимого на чашку.  Одна — жидко, три  — гадко. Влево-вправо шли поезда.   

Артём был не очень-то с пространством, все спотыкался, бился головой о вещи и считал, сколько жизни потеряно.

Дома было нормально: ковер, компьютер. За стеной жили тоже люди, соседи. По пятницам отдыхали: пили водку в песочнице, говорили слово-два. Сосед Антон приносил гитару, сосед Андрей дул в бутылку, Артём пел:

 

ой да кофемолка хороша

девочка-мещаночка

ой у неё болит душа

жестяная баночка

ой да кофемолка к утюгу

ручкой нежно тянется

а утюгу всё пофигу

он мудак и пьяница

 

Пришла зима, слепили, как могли, снеговика: шар на шар на шар.

Вот так:

О

О

О

Встали редкие морозы, и снеговик зажил. Антон принес ветки, сделал руки. Андрей принес палку, будто костыль. Артём растопырил пальцы, ткнул в снег и там подержал: глазницы.

Шли поезда. В кафе сидели люди.

— Почему,  — сказал хозяин, — ты живешь с таким лицом? Людям надо улыбаться. 

И срезал зарплату на четверть.

Снеговик простоял месяц. Стали праздновать. Антон взял сгущенки, Андрей водки, Артём украл на работе банку кофе. Смешали, согрели, выпили: тепло, красиво. Стали снеговику придумывать имя, но не придумалось.

 

 

ой кофемолка ё-моё

жестяная девица

то песню жалобно споёт

то совсем разденется

то скажет все свои гу-гу

то молчать останется

ой но кофемолка утюгу

ну совсем не нравится

 

 

Две ложки на чашку. Две ложки на чашку. Выручка падала. Артём все спотыкался и проливал кофе на себя, людей и на пол.

— Эй,  — сказал хозяин, — бля!

И срезал наполовину.

Снеговик оплыл и покосился, но жил третий месяц. Артём работал, Антон работал, Андрей работал. В кафе поменяли колбасу на рыбу и однажды привели молодую женщину с грудями, как снег.

— Мы,  — сказал хозяин, — нормальную вместо тебя взяли. Прощай.

И Артём пошел.

Соседи ждали праздновать. У снеговика не было уже ни глаз, ни рук, ни костыля, но было видно, что это вот не просто так стоит вот тут, что это вот кто-то задумал и создал, что это он, Артём, сам вот это вот собрал, вот эту вот еще, едва, почти живую вещь, от которой скоро ничего не останется.

Зима кончалась, надо было как-то дальше.

 

 

ты дорогая не грусти

утюги все сволочи

ой да ты пущай прощай прости

кофе-кофемолочка

ой но почему кругом нули

показали донышко

ой да ты кого-нибудь моли

и мели по зёрнышку

 

 

— Сука, — сказал Артём и пнул снеговика в середину.

В глазах соседей засияли слезы. Артёма долго, скучно били. 

Очнулся, облизнулся. Минус день.