* * *
Повсюду тут — живая зелень гор,
А ночью звёзд таинственный узор,
Здесь бук и вяз, и cо смерёк живица.
И говорю умильно, и молюсь:
Весь наш народ, Карпатскую всю Русь
От зла и бед убереги, Царица!

Прошло три сотни лет с эпохи той,
Где был младенцем мир необжитой,
Он пах смолою, хвоей и рапою.
Ещё не знал страдания и зла;
Тогда на нашу Землю Ты пришла — 
Благословила золотой стопою.

Неподалёку есть родник святой,
В селе прибрежном живы той водой,
По речкам всюду — наклонились лозы.
О, Богоматерь Нанковская, дай
К спасенью путь в Карпаторусский край!
Все верные Твои целуют слёзы…

 

* * *
Да разве откроются стигмы?
Маршрут подвизаний — забыт.
Карпатской тоски парадигмы,
Синтагмы глухих панихид

Звучат при распахнутом гробе.
Есть траурный бант на тебе?
Зачем ты не сгинул в утробе,
Зачем затерялся в толпе?

И бьёшься в тот берег, в те хаты,
Где предков столетний притин,
Где соек возня до заката
И пахнет навзрыд розмарин.

Смягчает он скорбь и кручину,
Покуда стекает слеза
В Широкого Луга долину,
Где лествица на небеса.

 

* * *
Уже добило — малороссы, сало.
Чужие скоморохи веселят.
А в памяти: дитя себе шагало
На Звораше босое наугад.

Воздушный шарик выменять у Мордха
За склянку земляники шло дитя.
Так далеко до Кундеры и Хорхе,
Но близко поминальная кутья.

Одной лишь маме, может, жаль детёнка.
Вокруг него — раскисшие леса,
Один, давно промокла рубашонка…
Зато у Мордха в лавке — чудеса.

 

* * *
В мгновенье повседневности земной,
Где августа блаженная картина,
Вдобавок продаются апельсины,
А из лесу — пилы тяжёлый вой,
Взъерошенной пичуге у окна
Вольно играть зелёными крылами.
А в воздухе с кебабом и бобами
Отчётлив плеск черничного вина.
Над пепельницею видна рука
К стакану по пути наполовину…
Всё поделом и всё тебе по чину — 
И уксус разливного кисляка.

 

* * *
                                      Юрию Данильцу

Во что, русин, ты гвоздик свой забил,
В то, что «limina» римляне назвали?
Но за порогом тем — родные дали,
Как будто пух айву посеребрил.

Под Пантир едет пригородный поезд — 
Везёт черничниц и малинарей.
Без москвофильских книг, календарей
Лозы карпатской пробивалась поросль.

Она в соседстве с галькою речной
И с самой мягкой на земле травой,
На срезах — сок и соль, они живые.

Сияет белый мрамор чистотой,
Раскрытой книгой в праздник золотой
Стены алтарной в Изе — как впервые.