«…Один из Последних истинных и простодушных Евразийских Кочевников, умеющих с варварской непосредственностью смотреть в лицо фактам и видеть их в наготе и помнящих воинское искусство своих предков, — осмелился написать то, что написал…»

 

Написал — книгу. Одно из ярчайших моих читательских впечатлений последнего времени. И загадочных.

Называется: «Дао Алтая».

Что такое Алтай, объяснять не надо.

Что такое Дао — пожалуй, надо (чтобы не увязать в китайской древности): это — Предопределение. Или Предназначение. Или Предпочтение.

Сверхзадача книги — в подзаголовке: «Исток человеческой цивилизации».

Три с половиной сотни страниц текста, полного предположений, гипотез, загадок, отгадок. Еще сотня страниц ссылок и примечаний. Автор — Сейдахмет Куттыкадам — лидер казахской публицистики, список званий занимает еще целую страницу. Можно сказать, академик. (Редактор книги — Сергей Ключников — тоже академик, российский).

Я еще не настолько офонарел, чтобы решиться рецензировать издание, неприступно академическое по объему фактов и неприступно же необъятное по заявленной теме. Исток Человеческой Цивилизации — ничего себе, замах! Алтай как исходная точка этой Цивилизации — ничего себе, отмашка… Ученые, придерживающиеся других точек зрения, пусть рецензируют эту.

Я позволю себе лишь несколько свободных рассуждений по ходу чтения. Без всякой категоричности. В тексте книги — тоже никакой категоричности. Более того, сомнения лучатся из каждого утверждения или предположения.

Кстати. Виртуозное владение интонациями такого раздумчивого склада русской речи все-таки требует комментария. Наш казахский друг писал книгу по-русски, я должен снять шляпу перед его русским языком — так он им владеет. Что я и делаю. И приступаю к диалогу с Сейдахметом Куттыкадамом по свободно избираемым мною вопросам.

Мой первый вопрос: что можно сказать о нынешней ситуации, имея в виду взаимоотношения народов — в глобальном масштабе? То есть оставив в стороне казахско-русские сюжеты (сжато описанные в последней части книги). Пережитый с неуходящей болью 1986 год, когда вольный тюркский дух взбунтовался против тоталитаризма, бунт был подавлен, но и советская держава почувствовала острые симптомы распада. С той поры взаимоотношения Казахстана и России как суверенных государств вышли на новый качественный уровень. Мой собеседник этой теперешней темы не касается, я — тоже.

Вопрос, на который я хочу найти ответ, касается глобальной, всемирной, всечеловеческой реальности. Как она мыслится?

Мыслится так:

«Ситуация все более напоминает глобальный мир во время вселенской чумы…» «Человечество заблудилось в дебрях собственных бесполезных изобретений…» «Весь мир растерян, не знает, что делать…»

При всей эмоциональности этих определений — они последовательны и бьют в одну точку. И в этой точке я абсолютно схожусь с Сейдахметом Куттыкадамом. У меня такое же ощущение. Человечество дошло до черты, за которой — неведомое будущее, если оно есть.

К перечисляемым при этом признакам глобального кризиса (оргия потребительства, авантюризм правителей, безответственность чиновников, самозабвенно-бессмысленные СМИ, безудержный в безнаказанности Интернет…) я бы прибавил агрессивность молодежи, не знающей, куда деть энергию. Эпидемия немотивированных убийств… Тысячи новобранцев, хлынувших в Исламское Государство в надежде найти оправдание скопившейся безадресной злобе…Очередь самоубийц, готовых к исполнению любого теракта…

В мои времена целые поколения готовы были умереть за свое будущее; теперь — ни будущего, ни прошлого: жизнь ровно ничего не стоит, ни своя, ни чужая…

Пахнет концом света? Именно мысль о конце побуждает проницательных людей во всех концах света задумываться о начале… Мой собеседник — один из них.

Возвращаясь мыслью к Началу, упираюсь в немедленный «детский» вопрос: исток человеческой цивилизации — не знал других вариантов? То есть: были ли и другие возможные истоки человечества или только один? Тут, кажется, мы расходимся с уважаемым оппонентом: он интуитивно тянется к осознанию уникальности,  а я — так же интуитивно — к предположению, что вариантов земного осуществления было несколько и, может быть, иные просто отброшены. Это не значит, что упущен рай на земле — рай невозможен! — но возможны другие варианты Бытия, такие же трагические, как наш… Почему-то мне легче, если они есть.

А если реален в Истории Вселенной только один вариант (наш), значит… он и исчерпается до конца. И будет конец. Конец того, что можно осмыслить, конец того, кто может осмыслять. Не хочу!

Веря в этот единственный вариант, Сейдахмет Куттыкадам ищет исток человеческой цивилизации. Это — Алтай. Точка, от которой на протяжении тысяч и тысяч лет уходили на все четыре стороны света племена, помнящие или забывшие, кто они и откуда. Конечно, это гипотеза. Другие гипотезы ставят в такую точку исхода Гималаи, Памир, Кавказ, Альпы, Карпаты…

Кандидатура Алтая подкреплена десятками тысяч артефактов, найденных за последние десятилетия в долине рекиАнуй на северо-западе Алтая. Двадцать два  культурных слоя возрастом в двести тысяч лет. Плюс вера в эту гипотезу.

Нельзя исключить, что в грядущие десятилетия у археологов дойдут руки, и не менее весомые аргументы будут раскопаны… в песках Сахары, в дебрях Амазонки, в истоптанных могильниках Китая… И будут другие гипотезы. И откроется Истина в новых координатах. А смысл изменится? — спрашиваю я.

Меня воодушевляет то обстоятельство, что мой собеседник ищет Истину, вдумываясь не столько в замшелые легенды и продувные проповеди интеллектуалов, сколько в непреложные свидетельства Природы. Три великие религии Единобожия спорят между собой о том, чей Бог истиннее; о том же спорят расколовшиеся версии этих религий. А мой казахский собеседник, отметив, что на Алтае три главные религии изначально смыкаются, рисует пейзаж. В кого должен верить кочевник, в одиночестве пересекающий бескрайнюю степь? В Единственного Собеседника посреди этой пустоты. Именно в Одного, интимно реального…

«Величайшие пророки Единобожия: Заратустра, Моисей и Мухаммед были кочевниками, да и Иисус кочевал почти всю свою жизнь». Меня этот психологический этюд убеждает больше богословских штудий. Единобожие — ответ человека кочевью. Ответ одиночеству. В условиях Пра-Деревни или, тем более, Пра-Города сонм Богов будет и многочисленнее, и невнятнее. А тут — Природа: степь, солнышко над степью…И Един Бог.

А если солнышка станет слишком много? Это отразится на ликах всечеловеческой цивилизации? Еще как отразится! Неотвратимо и непредсказуемо. Вот еще один восхитивший меня фрагмент праалтайского мироописания. Солнышка стало больше; трава высыхает. Скоту мало корма. Для прокорма требуется все больше места. Арии из оседлого племени все дальше удаляются от места постоянного проживания и из оседлых жителей становятся кочевниками. То естьпоручив себя Единому Богу, вырабатывают — на случай стычки с соседями — железную дисциплину и агрессивную крутость.

Этот характер постепенно прославился на все человечество: возникла арийская раса — непреклонная и целеустремленная; арийский символ удачи — свастика — стала перехватываться другими претендентами на арийский образ.

«В Европе они растворились среди древних кельтских, германских и западных славянских племен, оставив язык, мифы и тревожную память о своих победах», — пишет Сейдахмет Куттыкадам и завершает свой этюд фразой: — Нацисты, прослышав о том, что «череп и кости» имеют арийское происхождение, переняли их. Но придали зловещий характер, сделав отличительным знаком безжалостных и кровавых служителей смерти — «эсэсовцев». И в завершение: «Сейчас истолкование двух этих символов стало носить неприличный характер, и, наверное, пройдет не один век прежде, чем будет восстановлен их истинный смысл».

Я бы добавил: сейчас, когда реваншисты демонстративно пересматривают ход и итоги Второй мировой войны, эти символы в гитлеровской окраске опять гуляют по европейским столицам… А в небе по-прежнему гуляет солнышко?.. На мое сознание такие виражи всечеловеческой цивилизации накладываются ощущением какой-то горькой безысходности.

В истоке человеческой цивилизации Сейдахмет Куттыкадам выстраивает гипотетическую картину, схваченную железной логикой и волевым импульсом преемства. Но поверх этой мускульно-прочной гипотезы стелется отблеск непредсказуемости, отдающий обреченностью. Картина эпического разворота мировой цивилизации по ходу разворота вширь начинает напоминать картину растрат и утрат. Куда исчезают племена и народы? Жесткий ответ: они исчезают под копытами соседей-завоевателей. Если сопротивляются.

И все?! А если иные исчезают добровольно, приняв чужую систему ценностей: забыв свое имя, язык, традиции? Сколько угодно! Исчезновение подстерегает все племена и государства: и мелкие, крупные. Включая и таких гигантов, как империи.

«Первая мировая война сокрушила четыре империи», — подсчитал мой собеседник. Вслед за ним я подсчитываю, сколько вторая поставила под вопрос: две?…больше?

Да все империи смертны! Как я должен отнестись к этому фатальному ходу событий? Утешаться тем, что в 21-м веке останется великим только Китай? Меня такое предсказание мало утешает: я родился и вырос не в Китае, а в России, в Советском Союзе — в одной из мировых империй 20-го века. И я не просто принял факт своей национальной «прописки», я ее сознательно выбрал. Это мое личное решение: я — русский. Если исчезнет Россия (Московия, Русь), смысл моей личности утратится. Личность жива, пока жива ее духовная идентичность. Моя мечта — чтобы Россия не исчезла.

И вот в уголке этой моей веры в Россию — скребется мысль о том, что когда-нибудь и она исчезнет!

Да что ж делать, если человеческая цивилизация, так вдохновенно возведенная к Единому Истоку в книге потомственного кочевника, неуклонного наследника тюрок, — идет по пути распада? И никак нельзя предотвратить такую перспективу…

Или попробовать?   

Мой собеседник ссылается на современного американского футуролога Элвина Тоффлера: вслед за тремя волнами цивилизации — аграрной, индустриальной и информационной — должна прийти Духовная. Оговаривается: подобное предположение может показаться немыслимой утопией и вызвать откровенную иронию.

От иронии я далек, но некоторые сомнения меня посещают. В рай на Земле я не верю. Разве что такой рай будет веселить душу как предмет вожделения (морковка перед мордой запряженной лошади). Да и мой собеседник повторяет за мудрецами прошлого: земного рая нет и никогда не будет, но если к нему не стремиться, неизбежно падение в ад.

Адские детали нашего нынешнего бытия, наверное, поддаются выправлению. Укротить оргию потребления, унять рекламу удовольствий… Дать молодым идеи и цели, способные вытеснить беспредметную агрессивность, ищущую цели где угодно. Унять безумных лидеров агрессии. И еще — по тому же Тоффлеру: «корпорации должны уступить место университетам, а бизнесмены — ученым».

Да, так! По конкретным параметрам можно попытаться умерить безумие стервенеющей реальности, но как изменить изначальную природу человечества, которое неведомо как оседлало земной шарик, неведомо как уцелевший в представлении космических миров?

Только если каким-то невообразимым образом природа Бытия переживет качественный скачок, подобный тому, который ее когда-то породил. Рая и в этом случае не будет. Человечество продолжит вечную и непостижимую тяжбу Добра и Зла. Не знаю, мыслимо ли это.

Расстаюсь с моим казахским собеседником, благодарный ему за великолепную книгу, порождающую столь немыслимые эмоции, и завершу диалог чем-то вроде эмоционального самоанализа,

Итак, Авиценна или Декарт? То есть: «Совесть болит, когда она здорова»? Или: «Мыслю — значит, существую»?

Я склонен к первому варианту. Но не потому, что Восток мне ближе, чем Запад. А потому, что русская душа не может окончательно решить, где она. По извечной ситуации Россия —  между несходящимися краями. Между Востоком и Западом. Между Севером и Югом. Между законом и благодатью. Между режимом и бунтом. Между всемирным коммунизмом и кровавой платой за него…

Ни к какому краю прибиться не можем, но и соединить края, сопрячь, сцепить — не получается. Всем сочувствуем, никого не осчастливили. Совесть болит, но не потому, что здорова, а потому, что больна. В том варианте, как у Достоевского: больная наша совесть — обратная сторона нашей всеотзывчивости.

Так все-таки: Декарт мне милей или Авиценна? Декарт — чтобы мысль разрешить. Не как самоцель, а как путь к Истине. В Истине — смысл. Высший Смысл! Его ищу. А конкретный смысл нашего диалога точно определил на сегодня мой собеседник:

— Русские и казахи хорошо ладят между собой.

Именно!