ИНТЕЛРОС > №7, 2013 > Киммерийская лирика Алексей Остудин
|
Остудин Алексей Игоревич — поэт. Родился в 1962 году в Татарии, в Казани. Окончил Высшие литературные курсы в Москве. Печатается с 1978 года. Автор 7 книг стихов, в т. ч. «Эффект красных глаз» (М., 2011). Возглавляет издательство «Норма». Трижды лауреат международного литературного Волошинского конкуса, лауреат премии им. А.М. Горького (2007).
Переходный возраст
Воды оловянной хлебнёшь из пилотки, хрустящую лужу ударишь винтом. Весной примеряешься к каждой красотке — не то? Оставляешь её на потом...
Хохочется Вере и надобно Наде — на лавочке в сквере ладонь козырьком. С шампанским бокал на включённом айпаде — рентгеновский снимок его пузырьков.
Прикуришь свистульку, съешь ягодку с торта — порезы души заживут без забот: жужжит, отжимаясь с прихлопом, моторка — на гребне волны, что втянула живот.
Спасение от соловьиного сленга не светит горящим в саду, а пока ползёт вертолётная лесенка с неба, как липкая ниточка из паука:
заденешь — проснёшься во времени оном, чужим языком за щекой мармелад. Посветишь в потёмках души телефоном: не то, на потом, и полезешь назад.
А запах такой, будто свечка погасла, на шее болтается вырванный зуб, в воде пионерские кубики масла, печенье «Весна» и какао в тазу.
Волшебной музыки Suzuki
Май отступил, невидимый в упор, от колорадских ленточек победы. Скользит по небу спутника курсор, выщёлкивая лозунги по следу.
Попробуй это вырубить пером, облившийся чернилами мазила. Играешь в жизнь, где за фук не берём, а тащимся домой из магазина.
Мы «тащимся», и — всё разрешено: похмельный бред, предпразничная ломка. В Боржоми превращается вино, а хлеб — в табак распятого цыплёнка.
Погрязший в коллективной наготе, не жалуйся на паводок короткий, в котором жидкость — слёзы от детей, и камбала с хвостом от сковородки.
Так время на мякине проведёшь, когда вокруг — то свара, то парады, съезжающая с крыши молодёжь... И перепрятать косточку пора бы.
Водная жизнь
С пяток подоткнут и, с нежностью, матом укрыт изобретённым для крепости духа при гуннах, выйдешь во сне на футбольное пастбище рыб, где корабли укачала волна на трибунах:
окунь играет, освистан закат за подкат, жить поплавку две секунды и — в прошлое канет. Место прикормлено, зря что ли боги за так учат согласных мальков шевелить плавниками?
Мокрый обрывок вчерашней газеты прочти — тина жильды нашу память сживает со света. Лифчик заброшен, губами стальные крючки — не разогнуть, значит пойман, и песенка спета.
Бьёшь комара — так мишень попадает в снаряд, с плеском пощёчины, пятнышком новой свободы... В женщину рядом лежащую вперился взгляд — вот и войди в неё, словно в кипящую воду!
Киммерийская лирика
Ах, буэнас ночес, пока не поймали вискайф, пока не поймали за хобот «бо» шепчу. Сошедший с ума Коктебель умещается в шкаф: со всеми поэтами, джазом и даже Шевчук.
Здесь можно Фарида Нагима увидеть нагим. Улитки скользят по щеке в виноградном дыму. Поверь, ты когда-то не мне изменяла с другим, а здесь и сегодня со мной изменяешь ему.
В репейных узлах присобачена к полу кровать — решает её геометрию глупая плоть. Никак не кончаются руки тебя обнимать, застёжку заело, придётся по шву распороть.
Запутался шнур от наушников в пальцах ноги, вселенное тело любимой — всё в звёздном тату. Как в землю забитое, время стесняться другим: нет правды в ногах значит ближе она к животу.
Весёлое тело любимой — такая игра, две рыбины, ловим друг друга за хвост на мели. Хрипит кофеварка под утро вдохнув комара, в расшатанных мальвах брюзжат надувные шмели,
заносят в скрижали лавандовый опий, лафу, покоцаный шифер в запущенном царстве морском. Ты только не бойся гремящих скелетов в шкафу, когда упираешься пяткой и тычешь носком! Вернуться назад |