Монолог девушки

 Памяти Олега Даля

Мой любимый актёр,
офицер из старинного фильма,
я устану прощаться,
но разве за тысячу миль
не легко полюбить
романтической девушки стиль,
если всё-таки вспомнить...
А женская память бессильна.

Если всё-таки выжить,
хотя бы для добрых гостей,
для какой-нибудь свадебки,
ветреным духом воспрянув,
возвращаясь домой
мимо тихих в порту великанов,
что сажают на плечи
уснувших под утро детей.

Что ещё, кроме старости,
я не узнаю о вас?
То, что ваших мечтаний
случайно хватило на многих?
Что, мерцая дождём
на своих голенищах высоких,
у дверей казино
Вы навек растворились из глаз?

Я устану прощаться
уже наравне с тишиной,
только слишком уж долго
идут облака в киноленте...
Как вы были любимы
своею прекрасной страной,
и всё так же несчастны
в торжественный миг после смерти,

Мой любимый актёр,
мой киношный, мой самый родной...

Аве Мария

Есть музыка, что очень хороша
для сердца и для медленного танца.
Она приятна уху дагестанца,
гуцула, кипчака и латыша!

Внутри неё вращается спираль
и плавно поднимает душу к небу.
Пусть общепит подобен ширпотребу,
а на дворе разруха и февраль.

Ave Maria, льётся из трубы!
Gratia plena, добрая Мария!
Но в сладких звуках скрыта истерия!
В них страшно раскрываются гробы!

Мария разгрызает синий лёд,
рвёт на себе сиреневую юбку.
Кто мне звонит ночами напролёт?
Кто, глупо промолчав, бросает трубку?

Мария, это Шуберт, говорят.
Он ходит в шубе этот шумный Шуберт.
Он жрёт шербет и щупает наяд.
Он наши души жалобит и губит.
.......
Как выпью, вспоминаю о тебе.
Но я не пью на старости ни грамма.
И я уже не помню, что за дама
мне Шуберта играла на трубе....

Таганрог

Изнанку разлуки,
её голубую косу,
пропахшую ветошью,
но незажившую рану,
я нежно расправлю,
на миг удержу на весу,
и, глядя в ладони,
на кафельной плитке 
привстану.

Бумажные нервы
в июне прочны на разрыв,
но вряд ли становятся крепче
к исходу июля.
Меня ты обманешь
и, тихо глаза опустив,
навеки поверишь,
что это тебя
обманули.

В кофейных жестянках
изъедена молью крупа,
унылой Джокондой
кривится бубновая дама,
удача призывно гудит,
как печная труба,
и в сердце
радушно цветёт
погребальная яма.

Нас сводят с ума
в спящем городе колокола,
уча озираться
на звуки собачьего лая,
казённая жизнь
предсказуемо быстро прошла
и светится счастьем
надбавка её
дармовая.

Белый танец

Мне приснился солдат,
что уснул на дощатом полу
танцевального зала
в субботней рабочей общаге,
огнедышащей грудью
прижавшись к чужому теплу
и с обрывком в ладони
оберточной синей бумаги.

И унылые пары
прохладно кружили над ним,
и усталая женщина
в юбке из серого флиса,
словно рыба, вдыхала
у окон чахоточный дым
и склонялась над парнем,
как звёздная киноактриса.

Сколько длится твой сон,
этот вечный младенческий сон,
столько длится ваш вальс,
отдающий хозяйственным мылом,
и перчатки ложатся
на крылья шершавых погон,
и бегут в забытьи словно к Волге
по скользким перилам.

Мне приснился мой друг,
потерявший гражданскую честь,
но ещё не нарушивший
воинской строгой присяги.
А невест в нашем славном Саратове
просто не счесть,
как не счесть в День победы
шумящие красные флаги.

В рюмочной

Моему дядьке Вадиму Машукову
и татуировке на его запястье

В рюмочной тишина.
Ни мольбы, и ни вздоха.
Потоплен вражеский флот.
Родина спасена.
Война подошла к концу.
Но кончилась ли эпоха?
Прошлое отошло.
На будущем пелена.

Тёмные времена
с проблеском посерёдке.
Не найден небесный град,
но поднята целина.
Сколько за эту жизнь
мы выпиваем водки?
Город бьёт в барабан.
А в рюмочной тишина.

Карафы и стопари.
Мерзавчики и графины.
Я нынче взял бы ещё,
да не туга мошна.
Кто там, жизненный путь
прошедший до середины,
попал в беспросветный лес,
где выхода ни хрена?

Рядом со мной мужик,
Щуплый такой, недобрый.
Плохо ему на душе.
Ушла от него жена.
Он проклинает Лилит
и гневно считает рёбра.
Он слишком много читал.
И в этом его вина.

А я не люблю газет.
И редко хожу к народу
рассказать о судьбе,
что стала совсем странна.
Я просто ценю любовь.
И берегу свободу.
И удивительно рад,
что в рюмочной тишина.

Люси

Никто не знает, кто родил Люси
и кто её убил никто на знает.
Познание приумножает скорбь.
О ней у барабанщика спроси,
который страшно веки поднимает
и отбивает палочками дробь.

Нам для того и музыка дана,
чтоб перед смертью странно улыбнуться,
растерянно взойдя на эшафот.
Люси не знает, чья она жена,
к кому теперь уйти, к кому вернуться,
какой ей выбрать город и народ.

В жилище пусто, в городе темно,
лишь аромат полуденной полыни
стоит и дышит около окна,
и смотрит в приоткрытое окно,
как в комикс, что раскрыт посередине,
с большим пятном от красного вина.

Калина красная

Когда я, мама, встану из могилы,
живой и нежный, будто перед свадьбой,
и поутру приду к тебе на двор,
то ты меня узнаешь?

Полюбишь ли меня, как не любила
ни мужа, ни любовника, ни брата.
Накроешь стол? Постелешь ли постель?

Я возвращу долги хорошим людям,
друзьям весёлым, даже иноверцам, 
и высыплю на стол шальные деньги, 
что заработал в сказочной стране.

Когда ко мне вернётся ловкость рук,
я украду духи из магазина,
за ломберным столом тасуя карты,
за рыжий ус мошенника схвачу.

Я всё равно когда-нибудь вернусь.
На кладбище ты больше не приходишь.
Моторным маслом смажь мне пистолет,
шевровые начисти сапоги.

Лунная соната

В улыбке старого соседа
жизнь проявляется хитро,
когда он внутренность мопеда
положит в ржавое ведро.

Затихнут радостные гонки
среди желтеющих осин.
К нему в нарядной рубашонке
приехал в гости старший сын.

Привёз лекарственного мёда
и тульских пряников мешок.
И, уезжая на три года,
не выпил с ним на посошок.

Зима крадётся из-за леса.
В некрепких жилах стынет кровь.
И нет нигде деликатеса,
чтоб смог унять мою любовь.

Мы станем сказочно богаты,
мы будем думать о душе,
покуда Лунная соната
звучит в закрытом гараже.