ИНТЕЛРОС > №11, 2011 > В обход родимого края Ника Джорджанели
|
Джорджанели Ника — поэт, переводчик. Родился в 1978 году в г. Тбилиси. Окончил Тбилисский ун-т им. Ив. Джавахишвили, ф-т западноевропейских языков и литературы по специальности германистика. Преподавал немецкий в школе, грузинский в Московском лингвистическом ун-те. Автор книги стихов “Раздражение от бархата” (2003). Лауреат международной премии “Содружество дебютов” (2008). Цветков Алексей Петрович — поэт, прозаик, переводчик. Родился в 1947 году на Украине. Учился в Одессе и Москве, в МГУ. Один из основателей поэтической группы “Московское время”. Арестован и депортирован из Москвы (1975). Работал на радио “Свобода”. Автор нескольких книг стихов, прозы и эссе. С 2009-го живет в Нью-Йорке. Амелин Максим Альбертович — поэт, переводчик, издатель. Родился в 1970 году в
Условное наклонение Выходит в конечном счете, что условное наклонение выбилось в лидеры. Оно, если речь о несбывшемся счастье, пребывает в своей стихии. Если о неминуемом несчастье — то и тогда приоритет за ним. Оно бестелесно как воздух и заметней огня. Оно притупляет поступок и сбивает с толку субъекта. Оно патрулирует перепутья содержания. Оно — сердце языка и мера реальности. Оно большей частью монолитная правда. Как убедительно звучит, например, такое: “Случись взрыв на несколько секунд раньше, жертв бы не было”, или, допустим, это: “Если бы у тебя были деньги, мы непременно были бы вместе”. Условное наклонение! Желательность, предположение, возможность... Пусть так. Но и одно: Истина! То, чего мы хотим, но не происходит, и то, чего не хотели, но произошло — и первое, и второе под контролем условного наклонения. Оно ставит нам условия, слишком сложные условия, нам, стремящимся к счастью. Им явлено на свет изъявительное наклонение, им обусловлено, оно лишь сопутствующее событие. Если вдуматься толком в изъявительное наклонение, то оно, мы заметим в момент констатации счастья, по сути малодостоверно, и это — результат несоблюдения условий, поставленных условным наклонением. Воспоем же условное наклонение! Смягчим его суровость! Расслабим его бдение вялым и валким изъявительным наклонением! Во избежание подозрений с его стороны временами развеем его и убогим повелительным! Да не расстроим этот мрачный контекст событий. Да не прогневим его всуе. Да не погибнем. Перевод Алексея Цветкова
* * * Там, в полусумеречном углу вечера, ты поешь колыбельную запряженному веревкой, уже наполовину сомкнувшему глаза дракону. Звезды, эти междометия вселенной, рассыпаются в небе над тобой. Твоя неприступность несравнима с неприступностью сказочных темниц, ты куда дальше, чем они, за морями в нескончаемых волнах по ту сторону песочного детства, там, куда даже свет, зажженный тобой для меня, долго не попадает своим ходом, и куда тянутся из теплых стран, в обход родимого края, перелетные птицы. Там, у ворот кладбища, ты стоишь с ветром в волосах в ожидании меня, не желая ничего, кроме моего выхода. Перевод Алексея Цветкова
Стансы
I Мозг мой разлука гложет: справиться — не способен; вечности день, что прожит мной без тебя, подобен, — выпь голосит средь нощи воплем о том гортанным. Мне ж обернуться проще каменным истуканом.
II Я не терял рассудка, — жаль его непотерю! Страсть ожививший, чутко вслушиваюсь и верю той тебе, что как совесть вечно казнит, коль плохо мной творимое, то есть стук о стенку гороха.
III Отдаленная, лучше мой раскрываешь дар ты, — сам себя, как заблудший, я при помощи карты одиночества к цели вывожу. — К стихоплету проявляешь ужели сквозь пространство заботу?
IV В предстоящем зерцале, праведном и глубоком, жрицей ты через дали зришь всевидящим оком, где я, силен ли, слаб ли, мучишь, коришь как хочешь, — скоро меня по капле каменного источишь.
V Я коробок размокший спичек в осенней луже вспомнив, пою. — Потекшей вниз по щеке, снаружи мертвенной, той подобно счастье одной слезинке, — ведомо нам подробно, наизусть, без запинки.
VI Что поделать, я — тот, с кем тяготишься союзом и духовным, и плотским ты, как ненужным грузом. Ни меж собой мы сами, ни с отчизной — не родня, разве став мертвецами, в зазеркальном “сегодня”.
VII Времена не похожи друг на друга нимало, — хладнокровней, до дрожи, прежних — то, что настало: шум его беспрестанен; жаром страсти объятый, я амуровой ранен не стрелой, а гранатой.
VIII В мыслях твое насто[ль]ко мной изласкано тело, что от удара тока кто другой, оголтело тронув тебя, отпрянет, но, себе разъяренно боль причиняя, станет ждать ответного стона.
IX В лед обратиться, в иней жилам, суставам, коже, ведь без тебя — с пустыней хладной пространство схоже, но лежать, снегопадом тешась, как бы хотела ныне с тобою рядом каждая клетка тела.
X Воздух порвать бы в клочья! — Нас представить в пределах розных не мню точь-в-точь я черными клавиш белых, ангелов ли хохмящих. Хлопьев ты кружишь ватой в поле зренья, маячишь, словно кадр двадцать пятый.
XI Саваном плотным скрыты у надежды, у счастья и чело, и ланиты, — пульса ни у запястья пальцами, ни губами не прощупать на вые. Рвешь ты сердце, как знамя, на лоскутья живые.
XII Мрак. Пустынные виды. Я по гиблому краю не планеты — планиды астронавтом ступаю, но, зане не разъемлю яви с вымыслом звенья, некому ждать на землю моего возвращенья.
Перевод Максима Амелина Вернуться назад |