ИНТЕЛРОС > №4, 2020 > Делить с чужими чечевицу Геннадий Кацов
|
* * * видимо, когда всё как-нибудь завершится — это будет похоже на опустевший концертный зал: немота, ряды кресел, потухшая сигарета в пепельнице фойе, треть стакана с водой «Нарзан» в буфете — и никого вокруг, даже эха
мир так никогда и не услышит, о чём ты думал, кроме тех фраз, которые сам изложил, о чём ты, бывало, молчал, чему злился, дурень, и радовался негромко чему, пока был ещё жив, пока время спокойно не наставило дуло
а, возможно, это будет похоже, когда всё завершится, на пустую тропу: по краям — луговой клевер, дальний пруд с остывшей к лунной ночи ушицей, деревья, никогда не знавшие, что они деревья, и в битых зеркалах путь: всё длится и длится
стансы к августу I этому, капал небрежно и капал — так, на бегу поедая печенье, крошки всегда сыплешь на пол
II к августу, рыжих наславши уродов, будто в суде разбирается жалоба о неуплате лендлорду
III выстланный вдоль чешуи в океане: лето проходит — в ажурном исподнем, в звёздном теряясь экране
IV в ветре, зависшем в жаре полусонной — так и забудешь звонок тот предутренний, сплошь из помех телефонных
* * * позабыты и быт, и уют, рот заклеен серебряным скотчем: кем-то долго по клавишам бьют, кто-то скрипку смычком защекочет
засыхает июньский листок, одолеет жара тихой сапой — встретишь ложь, коль свернёшь на восток, смерть найдёшь, не покинув свой запад
стаи вырванных книжных страниц улетают, ноябрь не дождавшись; им читатели, павшие ниц, машут вслед, окончательно сдавшись
со скалы барельефы сойдут, вниз сползёт скалолаз с пьедестала — ещё книги прилюдно не жгут, но уже их сгребают навалом
пустыри за разбитым окном, тень орла над безлюдной округой: хватит спички поджечь этот дом, да и тот, что покинут был другом
набивая попкорном кулёк, вату плотно закладывай в уши: тем, кто выжил, собачий скулёж, как плач жертвы, что душат подушкой
* * * босоногий пассат босса-новой грохочет по кровле, время флаги спасать на пожаре июльской зари — набухает крыльцо на рассвете пролившейся кровью и печёною яблоней пахнет обычный зарин
в шесть утра просыпается радиоточка от гимна, опускается луч на колено, нащупав паркет: предстоит в новом дне отделять, как всегда, нелюбимых от любимых — при том, что для равенства разницы нет
в новом дне, по привычке, найдёшь, где в квартире укрыться, если в дверь постучат, поскрся в окошко, тайком будут ночью следить и пытаться с утра дозвониться — и звонить твой ай-фон будет днём неизвестно по ком
* * * глоток полуживой воды, зачерпнутой со дна колодца: нас здесь оставил поводырь и выжить нам не удаётся
варфоломеевская ночь тиха барханами пустыни: к нам не придёт никто помочь вовеки, присно и отныне
слепой, как случай, нас завёл, пока не лопнула пружина: глухой немому — лютый волк плюс lupus est во дни хамсина
но кто мы, чтобы нас спасать, делить с чужими чечевицу? оазис блед, сух город-сад, и в лабиринте нить не длится
* * * я себя торможу, но бывает, срываюсь, как с петель непослушная дверь, как на митинге мирном шпана: день, конечно, не бел — безусловно, он бледен и светел; чёрной ночи не будет — она однозначно темна
как бы это запомнить, чтоб было общаться не страшно, чтоб вошло моментально, как в дерево — электродрель: есть поэт окончательно тёмный по имени саша, и поэт без румянца, под цвет алебастра — андрей
та же, в общем, картина с любой незабытой кликухой — повторяй, ибо будешь в известных кругах нелюбим: у героя — собака по кличке не-снежное ухо, и зовут её просто, а если корректнее — бим
мой несчастный язык, как проснусь, неизбежно корявит, а засну — так одни по сюжету маразм и сумбур: что за мука — по цвету названья менять и морям, и на рояле всем клавишам, в шахматах — группам фигур
правды нет на земле! вероятно, и выше б достали: светлый ангел летает и тень его также бледна, а под ним чёрт готовит тебе сковородку из стали — цвета кофе без сливок, без бортиков, да и без дна
* * * перед цунами уходит вода в океан, яхты садятся на мель, тяжелы и причальны: каждая башня песчаного замка — рапан, будто касторку, в щель уха впитавший молчанье
время в клепсидре, должно быть, совсем истекло, месяца два вытекало из времяпровода: тем, кто погиб до цунами, ещё повезло, если учесть ряд событий текущего года
ибо накроет всех выживших гнева волна царства нептуна, с его всепричинной пучиной: «что это, мама?» — «сынок, это просто стена, просто вода; не волнуйся, сынок, будь мужчиной!»
не узнаваем в стене, кто б себя ни искал, словно в одной оказался из призрачных комнат, где, пропадая в кривом отраженье зеркал, как бы чужих наблюдаешь — себя и знакомых
и не желая такого безумья врагу, вдруг успокоишься — казнь ведь не может быть вечной; только останутся выживших на берегу толпы бесцельно бредущих кривых человечков
Геннадий Кацов — поэт, прозаик, эссеист, радио- и тележурналист. В середине 1980-х был одним из организаторов легендарного московского клуба «Поэзия» и участником московской литературной андерграундной группы «Эпсилон-салон». В мае 1989 г. переехал в США, где последние 31 год работает журналистом. Радио- и журналистскую деятельность начал с программы Петра Вайля «Поверх барьеров» на Радио «Свобода», и критических публикаций по культуре в ежедневной газете «Новое Русское Слово» (США). Вернулся к поэтической деятельности после 18-летнего перерыва в 2011 году. Автор 9 книг поэзии и прозы. Стихотворения опубликованы в энциклопедической антологии «Самиздат Века» (1997). Публикации последних лет в литжурналах России, Европы, Америки на русском и английском языках. Вернуться назад |