ИНТЕЛРОС > №12, 2008 > Александр СОЛЖЕНИЦЫН (1918—2008): "НАДЧЕРПНУВШИ ВОДЫ ЖИВОЙ"Александр СОЛЖЕНИЦЫН (1918—2008): "НАДЧЕРПНУВШИ ВОДЫ ЖИВОЙ"12 декабря 2008 |
В Очерках литературной жизни «Бодался телёнок с дубом», описывая
второй и последний в жизни арест в феврале 1974-го, Александр
Солженицын подробно вспомнил этот свой крестный путь в душной
гэбистской машине, стремительно летящей к Лефортовской тюрьме. Вот он —
сидит, стиснутый двумя безликими конвоирами:
«Шапку — снял (оба вздрогнули), на колени положил. Опускается, возвращается спокойствие. Как сам написал, о прошлом своем аресте: На тело мне, на кости мне Спускается спокойствие, Спокойствие ведомых под обух». Многие ли читатели книги отметили жанровую особенность этой автоцитаты, эти стихи Солженицына? …А в начале воспоминаний, говоря о первом послелагерном времени, о данях, которые приходилось платить за потаенную писательскую работу, окруженную внешним маразмом советской жизни с начальниками на каждом шагу, — автор «Телёнка» заметил: «Всё негодование могло укипеть только в очередную книгу, а этого тоже нельзя, потому что закон поэзии — быть выше своего гнева и воспринимать сущее с точки зрения вечности». Лелея в заточении мечту — спасти и сохранить свидетельское слово, могущее пригодиться потомкам, сохранить и себя вместе с этим словом, Солженицын никак не мог рассчитывать на бумагу — но только на собственную память. «Для этого в лагере пришлось мне стихи заучивать наизусть — многие тысячи строк. Для того я придумывал чётки с метрическою системой, а на пересылках наламывал спичек обломками и передвигал. Под конец лагерного срока, поверивши в силу памяти, я стал писать и заучивать диалоги в прозе, маненько — и сплошную прозу. Память вбирала!». Широкому читателю недолгий поэтический опыт Солженицына не слишком известен — может, за исключением поэмы «Прусские ночи», органично входящей в стихотворную эпопею «Дороженька». Перестав заниматься стихотворчеством в 1953-м, он и сохранил и преумножил свое внутреннее поэтическое зрение, что заметно и по романам, и, конечно, по вдохновенным «Крохоткам». А давние стихи остались для нас — помимо своих литературных достоинств — ещё и сокровенным дневником духовного возрастания. Павел КРЮЧКОВ, редактор отдела поэзии журнала «Новый мир» Ванька-встанька Когда было мне годика три, Принесла забавушку мне нянька, Опрокинув, пустила: — Смотри, Ванька — Встанька!.. Потолкала с тех пор меня жизнь, пошвыряла, Отняла, всё что было сначала Мне, юнцу, нерасчётливо-щедро дано, Сколько раз гнула так, что казалось тошно Даже выжить до вечера. Но… День покойный удался, проглянь-ка Ласка женщины, друга слово, — Я упорно, как Ванька-встанька, На своём подымаюсь снова. И ведь всё уж потеряно, кажется, И сомненьям моим не улечься, — А опять я готов отважиться! А опять я готов увлечься! Как же мало надо для тела, Чтоб от недуга к жизни взняться! К т о ж мне душу такую сделал, Что опять я могу смеяться? 1947 Хлебные четки Ожерелье моё, сотня шариков хлебных, Изо всех пропастей выводящая нить! Перебором твоим цепи строк ворожебных, Обречённых на смерть, я сумел сохранить. В ожиданьях, бесчисленных в зэковской доле, Прикрывая тебя от соседей полой, С неподвижным лицом, словно чётки католик, Отмерял я тебя терпеливой рукой. Проносил в рукавице, уловка поэта! Не дойди до тебя я усталым умом, — Было б меньше одною поэмой пропето, Было больше б одним надмогильным холмом. 1950 Акафист Да когда ж я так допуста, дочиста Всё развеял из зёрен благих? Ведь провёл же и я отрочество В светлом пении храмов Твоих! Рассверкалась премудрость книжная, Мой надменный пронзая мозг, Тайны мира явились — постижными, Жребий жизни — податлив как воск. Кровь бурлила — и каждый выполоск Иноцветно сверкал впереди, — И, без грохота, тихо рассыпалось Зданье веры в моей груди. Но пройдя между быти и небыти, Упадав и держась на краю, Я смотрю в благодарственном трепете На прожитую жизнь мою. Не рассудком моим, не желанием Освещён её каждый излом — Смысла Вышнего ровным сиянием, Объяснившимся мне лишь потом. И теперь возвращённою мерою Надчерпнувши воды живой, — Бог Вселенной! Я снова верую! И с отрекшимся был Ты со мной... 1952 * * * Смерть — не как пропасть, а смерть — как гребень, Кряж, на который взнеслась дорога. Блещет на чёрном предсмертном небе Белое Солнце Бога. И, обернувшись, в лучах его белых Вижу Россию до льдяных венцов – Взглядом, какой высекали на стелах Мудрые эллины у мертвецов. Вижу прозрачно — без гнева, без клятвы: В низостях. В славе. В житье-колотьбе… Больше не видеть тебя мне распятой, Больше не звать Воскресенья тебе… Декабрь 1953 Благодарим Наталию Дмитриевну Солженицыну за разрешение на публикацию и предоставление самоснимка тех лет, когда писались стихи. — Ред. Вернуться назад |