ИНТЕЛРОС > №9, 2012 > Валерий Лобанов: Не ожидая льгот Павел Крючков
|
Давным-давно, предваряя добрым словом журнальную подборку нынешнего гостя «Строф», прекрасный русский поэт Анатолий Жигулин написал о том, что нет более сложного искусства, нежели умение написать простые стихи. В случае Валерия Лобанова, «простота», по-моему, равняется авторской выразительности. Это особый сплав ясного и одновременно искусного поэтического вещества, которое нынче, как и в поздние пастернаковские времена — вещь «неслыханная» и вполне «еретическая», — если говорить о модных веяньях в нашей современной поэзии. В этих новациях, увы, немного остается места для живого автора и его позиции, зато навалом — воспользуемся древним словом — хладнокровного, пусть и виртуозного, ремесла. Правда, Лобанов в свою простоту не «впадал», она органично народилась сама и живет в его стихах как особое духовное поле, не исключающее влияния тех или иных художественных приемов. Например, для обозначения связи поэта с ушедшими временами. Один молодой критик верно заметил, что Лобанов любит вплавить в свою поэзию цитату, но любит не гербарной любовью постмодерниста, а — рискну обозначить — сердечной привязанностью переродившегося героя из русской поговорки. Помнящего родство. Потому и встречаются в его стихах преображенные строки из советских песен, любовные отсылки к классическим стихотворным оборотам, имена Некрасова или Блока. В этом году исполняется сорок лет, как Валерий Лобанов трудится в больнице подмосковного Одинцова. Он — врач-реаниматолог. Эта профессия, казалось бы, не имеющая отношения к словесности, — неожиданно оказалась для меня своеобразной метафорой многолетней поэтической работы Валерия Витальевича. И даже — отношения к жизни. Не забуду его рассказы о родном крае, о детстве, о старых полатях в селе Брюшково, с которых он любил, мальчиком, глядеть на мерцающую лампадку над образом Николая Чудотворца. Этот огонек горит в его стихах и поныне. В нашем недавнем разговоре он вдруг к слову припомнил пушкинское: «душа в заветной лире».
Сочинитель По реке малоизвестной тихо лодочка плывет. В городской квартирке тесной человек простой живет.
Что-то тихо напевает, что-то сам себе мычит. В голове его, бывает, чудо-музыка звучит.
Не понять его заботу, музыки его чудной. Ходит в будни на работу, а сегодня — выходной.
Льется в окна свет неяркий, отдыхает телефон, и в стихи свои помарки аккуратно вносит он.
Мир старинный, голос ломкий, хлеб вчерашний, дом родной, день обычный, дар негромкий, календарь перекидной…
* * * Непогода, ноябрь на Руси. Мать уехала в Борисоглеб. — Отче наш, — прошепчу в небеси, про насущный промолвлю про хлеб.
Это было полвека назад, это вспомнилось только сейчас. — Отче наш, не Твои ли глаза на меня посмотрели, лучась?
Тяжело протекали века, колокольня устала, звоня. — Отче наш, не Твоя ли рука эти годы хранила меня?
На поруганный храм погляжу, на прозябшее это жнивье. Ничего я Тебе не скажу в оправданье свое.
— Отче наш! Я плохой ученик, растерял я друзей и подруг, прогибаются полки от книг, отбивается сердце от рук.
На берегу Не пью, здоровье берегу. День песенку поёт. А я сижу на берегу, да что-то не клюёт. А я сижу на берегу, не ожидая льгот. Я просто душу берегу и час, и день, и год. Не вынул рыбку из пруда, не получил ответ... Но есть зелёная вода, и луг, и летний свет. Есть участь птиц, судьба котят, есть доля рыбака. И годы лёгкие летят, как эти облака.
Образок Ни кола и ни двора, только дух и только сердце, да за приоткрытой дверцей Мирликийский Николай.
Я — блаженный стихотворец, мироплаватель земной. Ты — Никола Чудотворец, путешествуешь со мной.
Нет ни дочери, ни сына, только жизнь, и все дела. Ты не гневайся, уж, сильно Мирликийский Николай.
Жизнь с любовью и тоскою, выпавшая мне разок. …А под правою рукою положите образок.
Может, жизнь прошла не зряшно? Мне с тобою — по пути, мне с тобой не будет страшно тьмы загробные идти.
Песня о Родине Это ты поспевающим колосом правишь ходом июльского дня. Материнским единственным голосом это ты окликаешь меня.
Это ты меня в детстве учила говорить на родном языке. Книжку Пушкина ты мне вручила в третьем классе, в моём далеке.
Это ты опекаешь и пестуешь от рожденья до смертного дня, доброй сказкой и ласковой песнею это ты утешаешь меня.
Это ты огоньки зажигаешь в том посёлке, где корни мои. Это ты на меня возлагаешь вековые надежды свои.
1998 — 2011 Рисунок Анны МУЗЫКИ Вернуться назад |