Давным-давно, предваряя добрым словом журнальную подборку нынешнего гостя «Строф», прекрасный русский поэт Анатолий Жигулин написал о том, что нет более сложного искусства, нежели умение написать простые стихи.

В случае Валерия Лобанова, «простота», по-моему, равняется авторской выразительности. Это особый сплав ясного и одновременно искусного поэтического вещества, которое нынче, как и в поздние пастернаковские времена — вещь «неслыханная» и вполне «еретическая», — если говорить о модных веяньях в нашей современной поэзии. В этих новациях, увы, немного остается места для живого автора и его позиции, зато навалом — воспользуемся древним словом — хладнокровного, пусть и виртуозного, ремесла. 

Правда, Лобанов в свою простоту не «впадал», она органично народилась сама и живет в его стихах как особое духовное поле, не исключающее влияния тех или иных художественных приемов. Например, для обозначения связи поэта с ушедшими временами. Один молодой критик верно заметил, что Лобанов любит вплавить в свою поэзию цитату, но любит не гербарной любовью постмодерниста, а — рискну обозначить — сердечной привязанностью переродившегося героя из русской поговорки. Помнящего родство. Потому и встречаются в его стихах преображенные строки из советских песен, любовные отсылки к классическим стихотворным оборотам, имена Некрасова или Блока.

В этом году исполняется сорок лет, как Валерий Лобанов трудится в больнице подмосковного Одинцова. Он — врач-реаниматолог. Эта профессия, казалось бы, не имеющая отношения к словесности, — неожиданно оказалась для меня своеобразной метафорой многолетней поэтической работы Валерия Витальевича. И даже — отношения к жизни. Не забуду его рассказы о родном крае, о детстве, о старых полатях в селе Брюшково, с которых он любил, мальчиком, глядеть на мерцающую лампадку над образом Николая Чудотворца. Этот огонек горит в его стихах и поныне. В нашем недавнем разговоре он вдруг к слову припомнил пушкинское: «душа в заветной лире».
А говорили мы об очень личных вещах. О поэзии. 

 

Сочинитель 

По реке малоизвестной

тихо лодочка плывет.

В городской квартирке тесной

человек простой живет.

 

Что-то тихо напевает,

что-то сам себе мычит.

В голове его, бывает,

чудо-музыка звучит.

 

Не понять его заботу,

музыки его чудной.

Ходит в будни на работу,

а сегодня — выходной.

 

Льется в окна свет неяркий,

отдыхает телефон,

и в стихи свои помарки

аккуратно вносит он.

 

Мир старинный, голос ломкий,

хлеб вчерашний, дом родной,

день обычный, дар негромкий,

календарь перекидной…

 

 

* * * 

Непогода, ноябрь на Руси.

Мать уехала в Борисоглеб.

— Отче наш, — прошепчу в небеси,

про насущный промолвлю про хлеб.

 

Это было полвека назад,

это вспомнилось только сейчас.

— Отче наш, не Твои ли глаза

на меня посмотрели, лучась? 

 

Тяжело протекали века,

колокольня устала, звоня.

— Отче наш, не Твоя ли рука

эти годы хранила меня? 

 

На поруганный храм погляжу,

на прозябшее это жнивье.

Ничего я Тебе не скажу

в оправданье свое.

 

— Отче наш! Я плохой ученик,

растерял я друзей и подруг,

прогибаются полки от книг,

отбивается сердце от рук.

 

 

На берегу 

Не пью, здоровье берегу. 

День песенку поёт. 

А я сижу на берегу, 

да что-то не клюёт.

А я сижу на берегу, 

не ожидая льгот. 

Я просто душу берегу 

и час, и день, и год. 

Не вынул рыбку из пруда, 

не получил ответ... 

Но есть зелёная вода, 

и луг, и летний свет. 

Есть участь птиц, судьба котят,

есть доля рыбака. 

И годы лёгкие летят, 

как эти облака.

  

Образок 

Ни кола и ни двора,

только дух и только сердце,

да за приоткрытой дверцей

Мирликийский Николай.

 

Я — блаженный стихотворец,

мироплаватель земной.

Ты — Никола Чудотворец,

путешествуешь со мной.

 

Нет ни дочери, ни сына,

только жизнь, и все дела.

Ты не гневайся, уж, сильно

Мирликийский Николай.

 

Жизнь с любовью и тоскою,

выпавшая мне разок.

…А под правою рукою

положите образок.

 

Может, жизнь прошла не зряшно?

Мне с тобою — по пути,

мне с тобой не будет страшно

тьмы загробные идти.

  

Песня о Родине 

Это ты

поспевающим колосом

правишь ходом июльского дня.

Материнским

единственным голосом

это ты окликаешь меня.

 

Это ты

меня в детстве учила

говорить на родном языке.

Книжку Пушкина

ты мне вручила

в третьем классе, в моём далеке.

 

Это ты

опекаешь и пестуешь

от рожденья до смертного дня,

доброй сказкой

и ласковой песнею

это ты утешаешь меня.

 

Это ты

огоньки зажигаешь

в том посёлке, где корни мои.

Это ты

на меня возлагаешь

вековые надежды свои.

 

1998 — 2011

Рисунок Анны МУЗЫКИ