ИНТЕЛРОС > №3-4, 2018 > ПУСТАЯ ЛАДОНЬ Александр Вейцман
|
HAMPTONBAYS
Залив преображается в квадрат и обрамляет гавань женским бюстом. Шум с запада встречает листопад хромой луной, не чуждой нежным чувствам. Рыбак безмолвно празднует улов, на дюнах простояв не больше часа. А из воды встает Н.С.Хрущев и машет кукурузой «пидарасам».
Все это происходит в ноябре, в шестнадцатом году, воскресной ночью. Ночь тянется нашествием тире, натравленными ямбом на подстрочник. Вокруг ни фонаря: в тридцать седьмом здесь был маяк, но, веря слухам местным, он пал бесславной смертью, как нарком, замешанный в контактах с Тухачевским.
Ссутулившись, не ветер, а весло приводит воду в трепет, чтобы шепот забился вглубь, в чугунное жерло фрегатной пушки: «Вера в серп и молот, – мы еле слышим, – это вера в идеал, который вечен и всесилен, так как он верен, и о нем шептался Карл уже не Маркс, но все-таки не Радек».
ВОЗМОЖНО 1945
Дед возвратился с войны, а дома лишь черный квадрат висит на стене, где был Малевич взводом солдат расстрелян, а позже забыт, как забывают в касках историю, сотворенную в самых ярких красках.
Дед оглянулся вокруг и видит: возвратный тиф и дождь проливной опять создали совместный миф о том, что весь город спит, не ожидая Младенца, пока из него бегут обратно на запад немцы.
Дед смотрит на чей-то портрет, где стерты оспинки с лица, и помнит: прошло восемь лет, как чуть не забрали Отца. Тогда был тоже май, а май–это люди в погонах, блюстители четких рифм и современных законов.
Все это травой поросло, насколько может трава расти в географии зла, где дар от старца-волхва приводит к пустой ладони, лишенной линии жизни, покуда играют марши о великой отчизне.
29 ИЮНЯ
Так получалось: от заката до зимы хватало несколько часов, а позже гости шли босиком туда, где небо и холмы терялись в невысоком росте
того, кто вел их шествие – он был худым, черноволосым и убогим, – а дальше начинался то ли Нил, то ли Евфрат, а дальше, вдоль дороги,
стояла женщина и кланялась рассвету, и повторяла, что ей некуда идти, поскольку в тех местах, где будет лето, не доживают и до сорока пяти. Вернуться назад |