HAMPTONBAYS

Залив преображается в квадрат

и обрамляет гавань женским бюстом.

Шум с запада встречает листопад

хромой луной, не чуждой нежным чувствам.

Рыбак безмолвно празднует улов,

на дюнах простояв не больше часа.

А из воды встает Н.С.Хрущев

и машет кукурузой «пидарасам».

Все это происходит в ноябре,

в шестнадцатом году, воскресной ночью.

Ночь тянется нашествием тире,

натравленными ямбом на подстрочник.

Вокруг ни фонаря: в тридцать седьмом

здесь был маяк, но, веря слухам местным,

он пал бесславной смертью, как нарком,

замешанный в контактах с Тухачевским.

Ссутулившись, не ветер, а весло

приводит воду в трепет, чтобы шепот

забился вглубь, в чугунное жерло

фрегатной пушки: «Вера в серп и молот, –

мы еле слышим, – это вера в идеал,

который вечен и всесилен, так как

он верен, и о нем шептался Карл

уже не Маркс, но все-таки не Радек».

ВОЗМОЖНО 1945

Дед возвратился с войны, а дома лишь черный квадрат

висит на стене, где был Малевич взводом солдат

расстрелян, а позже забыт, как забывают в касках

историю, сотворенную в самых ярких красках.

Дед оглянулся вокруг и видит: возвратный тиф

и дождь проливной опять создали совместный миф

о том, что весь город спит, не ожидая Младенца,

пока из него бегут обратно на запад немцы.

Дед смотрит на чей-то портрет, где стерты оспинки с лица,

и помнит: прошло восемь лет, как чуть не забрали Отца.

Тогда был тоже май, а май–это люди в погонах,

блюстители четких рифм и современных законов.

Все это травой поросло, насколько может трава

расти в географии зла, где дар от старца-волхва

приводит к пустой ладони, лишенной линии жизни,

покуда играют марши о великой отчизне.

29 ИЮНЯ

Так получалось: от заката до зимы

хватало несколько часов, а позже гости

шли босиком туда, где небо и холмы

терялись в невысоком росте

того, кто вел их шествие – он был

худым, черноволосым и убогим, –

а дальше начинался то ли Нил,

то ли Евфрат, а дальше, вдоль дороги,

стояла женщина и кланялась рассвету,

и повторяла, что ей некуда идти,

поскольку в тех местах, где будет лето,

не доживают и до сорока пяти.