писать слова

наборчик словарчик

задуматься и чертить

знаки ударения

меняя на па(                    )узы

ограничиваясь

страницы форм

матом

исписать страницу

записать шумы радио

грозы дождя ждя

осознать волю руки

           сергей сигей, 1975

 

В том тысячелетии, когда компьютеры еще не говорили и был жив последний обэриут Игорь Владимирович Бахтерев, получил он однажды письмо из Ейска, к которому были приложены книги Ры и Сигея.

Они были рукодельными, напечатанными на машинке со скачущим, как конь из «Лесного царя», шрифтом, с обложками, сделанными в технике трафарета. Игорь Владимирович дал раритеты на просмотр Владимиру Эрлю. Тот показал их мне, а вскоре в Ленинграде появился сам Сергей Сигей.

Наше знакомство с ним быстро переросло в приятельство, а потом и вовсе в родство: я женился на сестре его жены Анны-Ры Никоновой-Таршис — Надежде.

Сначала с Надеждой, а потом с малолетним сыном Львом я стал ездить в Ейск, постоянно участвовать, с третьего номера, в самиздатском журнале «Транспонанс», несколько раз выступал с ними в «Клубе-81».

Первые номера «Транса», напечатанные на бешено скачущей машинке, было нелегко читать, авангардный характер текстов делал иногда эти труднос­ти непреодолимыми.

Генрих Сапгир, хорошо относившийся к транспоэтам, привез в Ейск пишущую машинку («Оптима»). Полиграфия журнала, утратив свой первобытный фовизм, позволила расширить круг его читателей.

Сигей, поступивший на театроведческий факультет Института театра и кино на Моховой, регулярно, по крайней мере два раза в год, стал ездить в Ленинград, иногда заодно и в Москву, в течение пяти лет. А еще шла активная переписка (ныне почившая в архиве Института Восточной Европы в Бремене).

Может показаться, что все эти обстоятельства дают мне право сказать, что я знал Сергея Всеволодовича.

Это не так. Сигей для меня на всю жизнь остался загадкой.

Он был оксюмороном.

Воспитанность, граничащая с жантильностью ХVIII века, сочеталась с эпатажными стихами и перформансами. Да вспомним хотя бы картину, состоящую из