ИНТЕЛРОС > №5, 2013 > Право выбора и невыбора

Алексей Левинсон
Право выбора и невыбора


25 ноября 2013

В начале сентября россиянам было предложено выбирать себе власть – где районную, где городскую. В конце месяца «Левада-центр» провел очередной опрос, спрашивая об участии в выборах, там, где они проводились. Заявили, что ходили на выборы, в среднем менее половины опрошенных. Больше половины – лишь в трех социальных группах.

Самая высокая (заявленная) активность – среди военнослужащих. Людей, сказавших, что они голосовали, здесь вдвое больше, чем среди штатских. Задумаешься, не в воинской ли дисциплине дело? Сами они, правда, на вопрос о мотивах говорят, как и все остальные, прежде всего о «гражданском долге». Версию, что голосовать их заставило начальство, не выбрал никто. (В других группах, впрочем, таких признаний тоже почти никто не делал.)

На втором месте по заявленной активности – представители руководящего слоя. Они тоже чаще всего говорят о «гражданском долге». И они – единственные, кто так же часто выбирает ответ, что голосование – едва ли не «главная возможность проявить свое участие в жизни страны». Если уж у начальства нет для этого иных возможностей, то о чем же нам говорить...

Численно это небольшие группы. Среди же массовых групп голосовали чаще, чем не голосовали, только пенсионеры – главная политическая сила страны. Основные заявленные мотивы – «гражданский долг» (42% голосовавших) и «привычка» (22%).

Минимальная электоральная активность – у молодежи. Учащаяся молодежь, однако, голосовала существенно чаще, чем не учащаяся, причем так же по гражданским мотивам: преимущественно, «чтобы мой голос не был использован без моего ведома». Выходит, что политическая система (и избирательная, в частности) не может предложить этой самой перспективной социальной группе никаких позитивных опций, вызывая в основном недоверие.

На втором от конца месте по активности участия в голосовании находится группа, вторая по своей численности, – те, кто определяет себя как «рабочие». Среди них ходил голосовать каждый третий. Мотивы: «гражданский долг», далее – «чтоб не украли голос» и «привычка».

Наиболее «политически сознательным» оказался слой служащих (в той меньшей его части, которая ходила на выборы). Их единственный мотив «выразить свою политическую позицию» почти так же значим, как «гражданский долг».

Относительно много, почти половина образованной публики (они же у нас фигурируют в большинстве как «специалисты») заявляют, что приняли участие в выборах. В качестве мотива довольно часто назывались стремление «поддержать того кандидата/партию, которому я симпатизирую». В целом по стране такой мотив стоит на пятом месте и поднимается на второе в Москве, где нашлись относительно яркие фигуры, дав возможность проявлять «симпатии».

Мы также пытались выяснить мотивы тех, кто не голосовал. Самый частый, но, в общем, не массовый ответ (менее 20%) – «не смог попасть на избирательный участок (был болен, в отъезде и т.п.)». Если учесть, что среди предпринимателей так ответили почти 30%, ясно, что истинные причины здесь скрываются. Равно как и при выборе ответа «устал от политики, от борьбы в верхах» (10%, среди начальства – 33%). Гораздо более реалистично звучат признания: «не верю никому из нынешних политиков» (15%), «результаты выборов не зависели от моего голосования» (11%), «так и не решил, за кого голосовать» (7%), «решил, что выборы будут нечестными, результаты все равно подтасуют» (7%). Еще несколько мотивов набрали 5% голосов респондентов и менее.

Картина, рисуемая мотивами недоверия к политикам, невозможности повлиять на результат и неспособности выбрать наиболее предпочтительного кандидата, характерна для многих выборов во многих странах. И поэтому некоторые наши политики объясняют низкую явку теми же причинами, что и в странах с благополучной политической ситуацией: люди спокойны, что и без них выберут кого надо и все будет неплохо. Сходство же на самом деле только в том, что наши избиратели-абсентисты действительно уверены, что «выберут кого надо». Но надо – кому? Скорее всего не им. И уверены они не в том, что будет неплохо, а в обратном. От них ничего не зависит, полагают российские избиратели. Почему? Потому что «результаты все равно подтасуют».

Избирательная система – как ее представляют себе избиратели – испорчена, отравлена. Попытка Сергея Собянина излечить ее одним махом, даже если попытка была искренней и к тому были приложены все усилия, не удалась. Среди москвичей, если не считать сомнительного ответа «не смог попасть на избирательный участок» (18%), мотив неучастия, связанный с тем, что «выборы будут нечестными», стоял на первом месте. Так ответили 14%, что в разы выше, чем во всех других городах (4–8%), и много выше, чем в селах (9%).

В то же время в Москве, как известно, движение за честные выборы было наиболее активно. Собственно, обещания Собянина и других чиновников провести выборы «честно», рождены именно давлением этой гражданской силы. Москва очевидно демонстрирует пример, который будет распространяться на другие регионы России: гражданские активисты будут давить на власть все сильнее, власть будет маневрировать, а традиционный электорат будет отчасти прятаться за отговорки «не смог прийти», «все равно подтасуют», «мой голос ничего не значит», а отчасти – голосовать за представителей власти.

Тщательно прополотое электоральное пространство в самом деле лишает возможности голосовать за кого бы то ни было. Люди в массе не имеют групповых коллективных интересов, не имеют, соответственно, и выразителей таких интересов – будь то партии или отдельные политики. И тогда процедура голосования начинает использоваться для других целей.

Одна из возможных целей – ритуальная, когда, не чувствуя связи между своим выбором и пребыванием того или иного субъекта во власти, избиратель демонстрирует лояльность или нелояльность правящему режиму. Лояльность выражается в голосовании «за кого надо», причем избиратель уверен, что этот кандидат и так будет «где надо». Нелояльность проявляется несколькими способами. Все их объединяет отсутствие упомянутой связи между актом голосования и политическим результатом выборов. Голосование имеет значение, но неэлекторальное.

Первый способ выражения нелояльности – неприход на выборы. Это не бойкот в строгом смысле, но игнорирование. Причем власти такой, вроде бы укоризненный, жест, как выясняется, иногда может быть выгоден: недаром в России отменен порог явки. Никто не пришел и слава богу, голосами небольшого, но надежного электората выбрали кого следует…

Другой способ проявления нелояльности – голосование за кандидата, который чем-то неприятен властям. На таком отрицательно мотивированном волеизъявлении держится большая часть электоральных результатов нашей «системной оппозиции». Безусловно, у КПРФ, ЛДПР и «Справедливой России» есть идейные сторонники, которые мечтают, чтобы эти партии и их лидеры пришли к власти. Но речь не о них, а о тех, кто отдает голоса кандидатам, которых не хочет видеть во власти, за кого не стал бы голосовать, если у них был бы шанс туда попасть.

Имеются способы сделать так, чтобы голосование не имело места: например, унести бюллетень или сделать его недействительным. Часто это превращает все действие в забаву.

Есть, наконец, еще один – пожалуй, самый эффектный способ выражения своей нелояльности власти. Это голосование «против всех». Данная графа широко обсуждалась, и когда ее вводили в политический обиход, и когда выводили. Говорили, что это наше национальное know-how, больше такого нигде нет. Сторонники графы «против всех» говорили о полезности этого инструмента для развития демократии: надо-де дать легитимную возможность каким-то категориям избирателей выразить свое недовольство имеющимся набором партий или кандидатов. Если таких избирателей окажется много, придется искать для них подходящий вариант и вводить его в состав предлагаемых альтернатив. Но эта логика имеет смысл при условии, что речь идет о демократии. Когда понадобилось демократию поприжать, эту возможность убрали. Сегодня, когда о «честных выборах» заговорили чуть ли не на самом верху, оттуда же донеслись и предложения вернуть заветную графу. Возвращение ли это демократии? Вряд ли.

Принятие властью после демонстраций конца 2011-го – начала 2012 года пакета «реформаторских» законов есть попытка ответить на нажим общества мерами, которые покажутся уступками и потому ослабят давление. Но которые при этом не будут выглядеть как прямые уступки (чтобы не терять лица) и, главное, на деле будут не уступками, а всего лишь тактическим маневром.

Власти идут на обсуждение вопроса о графе «против всех» и, возможно, согласятся на ее возвращение потому, что эта опция дорога протестному электорату как его главный электорально-политический инструмент. А власти и режиму она теперь, как рассчитали эксперты, реально не помешает. Возможно, ситуация в разных местах и на разных выборах будет столь различной, что где-то разгневанные избиратели с помощью этой графы смогут так громко заявить о своем неприятии «всех», что их услышат. Но в гораздо большем числе случаев эта опция в бюллетенях позволит просто «стравливать давление».

Скептическое отношение к этой политической мере разделяют немногие. Как показал опрос, данные которого мы уже приводили, предложение вернуть графу «против всех» на выборах любого уровня готовы поддержать три четверти российских избирателей. Против – около 9%. Впору сказать: все за «против всех»!

Заметим, что опрос проходил после впечатляющих результатов, полученных Евгением Ройзманом в Екатеринбурге и Алексеем Навальным в Москве. О Ройзмане знает 22% россиян, о Навальном не менее половины. Оппозиционно настроенной публике было за кого голосовать в Москве. Меж тем, именно в Москве самый высокий уровень стремлений к возврату графы «против всех» – более 85%.

Можно бы порадоваться тому, что народ хотя бы в опросе дал волю своим чувствам по отношению к этим «всем». Заметим, что в 2007 году – вскоре после того, как эту графу убрали, за ее возвращение выступали не три четверти, как сейчас, а две трети российских избирателей. Вероятно, сейчас потребность всех «послать» много выше. Но нужно увидеть, какой безнадежностью веет от надежды сказать «им всем», что мы против них. И близко нет веры в то, что мы выдвинем такого кандидата или создадим такую партию, за которых захотим проголосовать. А ведь Москва и Екатеринбург дали другие примеры.

Возможность послать этих «всех», которая была чуть ли не наиболее привлекательным вариантом политического действия в период полной политической глухомани (он же период нашего политического детства), теперь есть признак задержки политического развития.


Вернуться назад