ИНТЕЛРОС > №2, 2018 > Интервью с Владимиром МикушевичемИнтервью с Владимиром Микушевичем13 ноября 2018 |
Интервью с Владимиром МикушевичемБеседу вела Ольга АфиногеноваО. А.: – Владимир Борисович, Вы перевели огромное количество произведений классиков мировой литературы, переводите с французского, английского, итальянского, испанского, но особенно много с немецкого, и даже с русского на немецкий язык, пишете на немецком. Почему именно немецкая литература и философия занимает такое важное место в Вашей жизни? Был ли у Вас некий особый импульс к изучению немецкого языка, некое предвидение того, что немецкая культура сыграет столь значительную роль в Вашей судьбе? О. А. – Вы – мыслитель с определенным четким и обоснованным взглядом на происходящее вокруг, на исторические и социальные процессы, на внутреннее устройство человека. Насколько удобно существовать в нашем мире имеющему такой внутренний стержень? Как вы ладите с миром и ладите ли? Чего больше для Вас в окружающем пространстве – принятия или противодействия? В. Б. – Не скажу, что удобно, но сносно можно прожить, если ничего не ждать от мира, а просто делать своё дело. Я всегда руководствовался принципом: «Жить в обществе и быть свободным от общества». Как ни странно, мне это удалось, разумеется, не без помощи окружающих и в первую очередь моей дорогой жены, которая сейчас набирает этот текст на компьютере. О. А. – Какие стороны человеческой натуры Вам интересны как исследователю и писателю? В. Б. – Любовь во всех её проявлениях, пусть иногда неприглядных, это тоже любовь. О. А. – Как вы реагируете, когда Вам встречаются плохие тексты? Это задевает Вас как профанация искусства или это исключительно проблема автора? Каковы Ваши критерии оценки текста? В. Б. – Считаю неточным слово «текст», которым произведение никогда не исчерпывается. Текст – лишь внешний аспект произведения, без которого, правда, оно не воспринимается. О плохих произведениях или о плохих текстах я говорить остерегаюсь (см. моё стихотворение «Графоманы»). Позволяю себе говорить, нравится мне произведение или не нравится. Известно, как склонны современники ошибаться в своих оценках. Вспомните, как сначала отнеслись к Гёльдерлину и Клейсту, признанным теперь величайшими поэтами Германии. О. А. – Вы читали курс лекций «История тайных учений». Как можно сформулировать суть этой тайны разных философских систем? Это тайна владения некоей властью? Тайна для кого-то или от кого-то? Или никакие обобщения здесь невозможны, и разные системы имеют дело со своей особой целью секретности и исключительности? Остались ли для Вас тайны в истории мысли? В. Б. – Мой курс «История тайных учений» основывался на том, что принято считать тайными учениями, хотя его проблематика этим не исчерпывается. Я полагаю, что в истории культуры и в повседневном общении преувеличивается роль высказывания, поддающегося восприятию и пониманию, хотя это понимание сплошь и рядом мнимое. Бывают истины, которые перестают быть истинами, перестав быть тайными, то есть ускользающими от высказывания. В конце концов, такая истина сам человек. О. А. – Что Вы читаете или перечитываете, когда возникает настроение откупорить шампанского бутылку? Что для Вас аналог «Женитьбы Фигаро»? В. Б. – “Le neveu de Rameau” Дидро, проза С.Т.Аксакова, “Der Schimmelreiter” Теодора Шторма
Примечание: Вернуться назад |