ИНТЕЛРОС > №15, 2007 > Черное зеркало Евгения Долгинова
|
Райцентр — отдельная Россия
I.
Ну вот классическое захолустье: жестяной обелиск, коренастые девки в люрексе и пергидроле, на сарайчике вывеска «Версаль» или «Англетер», церковка на площади, жирные мухи на бледной ветчине, бухая молодость в трениках, солярка на асфальте — и семечки, семечки, семечки. Половина мобильников исполняют «Владимирский централ», другая — «К Элизе». И вот тоже классическое захолустье: учитель словесности — хмырь и пьянь — знает восемь языков и пишет роман на французском, жена его пишет диссертацию о влиянии, допустим, традиций художественной вышивки на формирование духовно-нравственных представлений. В соседнем доме живет Герой Советского Союза восьмидесяти лет; там же — чиновница, спец по бюджетным отношениям, выпустила сборник на удивление мастеровитых стихов. Мэр — в глазах играет весь Уголовный кодекс — усыновил троих детей сгоревших алкоголиков, а четвертого устроил в Суворовское. Все ученики местной учительницы Г. с первого раза поступают в московские вузы. Здешний мастер производственного обучения в аграрном техникуме получил международный сертификат инструктора по дайвингу. Расхождение репутации и поступка, стилистики и действия, отчуждение событий от обстоятельств — вот это и есть средний русский райцентр. И тридцать шесть миллионов наших соотечественников живут в этой йокнапатофе.
II. Советские индустриальные «поселки городского типа», смуглые фабричные слободы, правдами и неправдами сделавшие карьеру города, — трубы, склады, буераки, промзоны, высокие провода, поэтика художника Нисского. Бывшие уездные города с их неостывающим земством и неистовым краеведением, с долгими шалями, поджатыми губами и снобизмом по отношению к деревне. Заматеревшие станицы и торговые села, прижимистые, хитрожопые, с толстенькими домиками. Совсем небольшой сегмент — номерные «голубые города» и наукограды, но их мало, и речь не о них. Эмоцию диктует сезон и состояние дороги. Летний райцентр, особенно у воды, — курорт, малобюджетный Сочи, зимний — снежная почти что сказка, весной и осенью — депрессия, тоска и мрак. Легче всего любить райцентр в бабью осень, когда пыль улеглась, астры выстрелили, рынок распирают урожаи плодово-ягодных и дары леса, — все натюрель и все за бесценок, — а в воздухе «звенит высокая тоска, не объяснимая словами», — как не полюбить; но и влюбившийся быстро берет себя в руки — не комильфо! — и начинает иронизировать, проявлять недорогую приметливость, фильтровать абсурд и любоваться им. Малые города живут на отшибе общественного сознания. Деревне куда больше внимания: там и трагедия, и «духовка», и густой, с подзолом да перегноем, социальный трэш, — райцентр же воспринимается в большинстве своем как многолетняя пересадочная станция; иные задерживаются на поколения вперед. Считается, что не уехали те, кто не пригодился большим городам, или, напротив, слишком хорошо пристроился в этой «маленькой реальности». Идея сознательного и ответственного выбора как-то совсем не присутствует в этих размышлениях: обыкновенно же наблюдатели, не обнаружив сколько-нибудь яркого (за исключением комического) содержания, выдают массу исключительных публицистических благоглупостей.
III. Приезжий из хотя бы и стотысячного города ходит себе гоголем, богатым иностранцем, нюхает вилку, морщится на старгородскую лужу. У него таких луж — два десятка на квартал, но там это просто лужи, неровный асфальт, а здешняя — символ, олицетворение и метафора. Райцентр, впрочем, не в обиде: он и сам противится собственному короткому обаянию, сентиментальному сочувствию. «Я хотела бы жить с вами в маленьком городке, где вечные сумерки и вечные колокола, и в маленькой деревенской гостинице на стене — тихий звон старинных часов, как капельки времени» — это цветаевское — не о России. Райцентр по определению неуютен, в нем три улицы и аллея, годные для романтических прогулок, но, когда их изучишь, темная аллея распахнется в помойный овраг: иди люби в овраге. Провинция слишком уязвима для глума. «Университет семейных отношений проводит праздничную программу молодых матерей „Мама, мамочка, мамулька“ и вечер „Материнской души красота“», — полное ха-ха-ха. Но как называются праздники, проводимые московскими префектурами? Примерно так же и называются. А намного ли больше вкуса в лужковских народных мероприятьях? Провинция — мелодичное женское слово, райцентр — мужское и жесткое. И совсем не потому, что в нем сидит какая-никакая администрация. Предложенные райцентру рамки и формы жизни — зачастую противоестественные, а иногда и просто бесчеловечные, — не оставляют ему шансов быть добрым. Он отзеркаливает большую власть (и, в конечном итоге, «большую жизнь», «жизнь на Большой земле») в самом жестоко-утрированном, мстительном и шаржированном виде.
IV. Чтобы мы могли сначала ужаснуться этой буквальной, чудовищной схожести, а потом — обрадоваться ей. Вернуться назад |