ИНТЕЛРОС > №2, 2007 > Алексей Митрофанов. Городок в футляреАлексей Митрофанов. Городок в футляре19 июня 2007 |
Таганрожцы не стремятся ни на кого походить, они самодостаточны и этим счастливы Так обстоят дела сегодня. Так обстояли они всегда. Михаил Павлович Чехов, брат писателя Антона Павловича, вспоминал, как в первый раз попал из родного Таганрога в первопрестольную, в Москву: «Таганрог — новый город, с прямыми улицами и с аккуратными постройками, весь обсаженный деревьями, так что все его улицы и переулки представляют собой сплошные бульвары. Того же я, но только в более грандиозных размерах, ожидал от Москвы... Каково же было мое удивление и разочарование, когда поезд подвез нас к паршивенькому тогда Курскому вокзальчику, который перед Таганрогским вокзалом мог бы сойти за сарайчик, когда я увидел отвратительные мостовые, низенькие, обшарпанные постройки, кривые, нелепые улицы, массу некрасивых церквей и таких рваных извозчиков, каких засмеяли бы в Таганроге... Привыкшему к таганрогскому простору мне негде было даже побегать... Я тосковал по родине ужасно». Ни Кремль, ни Большой театр, ни Манеж не были в состоянии утешить нового москвича. Увы, сегодня Таганрог уже не тот. Постройки чередуются — то аккуратные, то так себе, а то и вовсе страх от них берет. Деревьев явно поубавилось. Соответственно прибавилось гари и пыли. Разве что улицы такие же прямые— как нетрудно догадаться, их никто не искривлял. А по улицам ездят автомобили, уступающие пешеходам путь. Словно в какой-нибудь Германии или Франции. Правда, поговаривают, что объясняется это не европейским воспитанием автомобилистов, а выдающейся злобностью гаишников. Но все-таки хочется верить, что главная причина — человеколюбие. Основатель Таганрога — Петр Великий. Именно он в 1696 году выбрал азовский мыс Таганий Рог для устройства там российской крепости. В 1712 году крепость была разрушена, спустя пару десятилетий восстановлена, а в 1774 году матушка Екатерина присвоила крепости Таганрог звание города. С этого момента он стал утрачивать военную специфику и приобретать статус гражданский, по преимуществу торговый. Там, где были неприступные валы, стены и рвы, разбит мирный бульвар. Называется он Историческим, а в прошлом назывался Воронцовским. На бульваре возвышается памятник Петру Первому работы самого скульптора Антокольского, гуляют дети и сидят на лавочках старушки. А вот столетие тому назад бульвар особенной ухоженностью не отличался. «Таганрогский вестник» сообщал в 1912 году: «Воронцовский бульвар кроме арены для подвига хулиганов служит местом для выпаса домашних животных и птиц. Много растительности, помимо ломки ее хулиганами, повреждено свиньями и коровами. Лучший бульвар по своему местоположению благодаря заброшенности грозит совершенно погибнуть и остаться без деревьев». В окрестностях бульвара помещалась одна из своеобразных достопримечательностей — землянки, вырытые в полуразрушенных крепостных валах. Одна из современниц, краевед Ариадна Болконская, писала в дневнике: «После посещения Николаевской церкви ходила по хаткам, или валам, как их называют. Хатки внутри прехорошенькие, опрятные, только ужасно спертый воздух». В наши дни землянок, конечно же, нет, однако по соседству с памятником Петру имеется шоу под стать «хаткам». Это городская поликлиника, в которой кабинеты расположены на первом этаже. В жаркие дни здесь открывают окна настежь, и перед прохожим представляются преколоритнейшие сцены. Впрочем, сами жители города Таганрога к этому относятся спокойно. Подумаешь, голая тетка на кушетке. Мы и не такое видели. Когда-то в Таганроге было невиданное множество различных магазинчиков, по большей части расположенных на главной улице — Петровской. Настоящие мужчины, скажем, ходили в магазин «Прогресс». Его реклама извещала: «Всегда в большом выборе ружья, револьверы, знаменитые фильтры «Дельфин» и бутылки «Термос». В городе существовал и ларек с оздоровительной продукцией. На вывеске было написано «Кумыс. Кефир. Мороженое. Фруктовые воды. Чанышев». Чанышев — разумеется, фамилия владельца ларька. Словом, в том, что касается торговли, Таганрог с легкостью дал бы фору Петербургу и Москве. Не то что в наши дни, когда в городских магазинах кефир еще можно купить, а кумыс уже вряд ли. Зато в таганрожских кафе ужасно дешевые суши и роллы. Просто потому, что настоящий таганрожец прекрасно понимает цену этому сомнительному лакомству. Вот мясо — это да. Калорийное, нажористое, вкусное, дымящееся, сочное. Тут есть за что платить. Рыба тоже вещь. А это что такое? Рисовая каша в изоленте! Конечно, владельцы магазинов старались экономить кто на чем горазд. В первую очередь, на освещении. Некоторые торговцы устанавливали у себя особые машинки, в которые бросалась монетка 15 копеек. И на протяжении определенного времени в лампы поступал газ. А потом прекращал поступать — до новой монетки. Раз в месяц приходил уполномоченный от газовой конторы и снимал кассу. Неудивительно, что иной раз хозяин магазина «забывал» кинуть монетку, и его учреждение погружалось в полумрак. Помимо явной экономии это несло еще одну нешуточную выгоду — при скверном освещении не так бросались в глаза недоделки и пороки, свойственные иным товарам. Разумеется, и покупатель при всяком удобном случае норовил не заплатить. В 1891 году в суде города Таганрога слушали потрясающее дело. Дантист Киршон удалил булочнику Тессену четырнадцать зубов, а тот отказался платить гонорар — три десятка рублей. Но это, по большому счету, просто дурь. Выиграть такой процесс совсем несложно. Современный таганрожец, грамотный и искушенный, прекрасно это понимает. И по счетам старается платить. Превзошел всех на ниве экономии Павел Егорович Чехов, отец писателя. Павел Егорович содержал скромную лавочку. Дела шли ни шатко ни валко, однако концы с концами сводились. Пока не случилась трагедия. Однажды Павел Егорович пришел домой и с ходу сообщил своей супруге: — Экая, подумаешь, беда: в баке с деревянным маслом (низший сорт оливкового. — А. М.) нынче ночью крыса утонула. А в баке масла более двадцати пудов. Забыли на ночь закрыть крышку — она, подлая, и попала. Жена ответила: — Ты уж, пожалуйста, не отпускай этого масла нам для стола. Я его и в рот не возьму, ты знаешь, как я брезглива. Павел Егорович принялся размышлять, что делать с этим маслом. Выливать вроде жалко. Продавать — нечестно. Наконец выход был найден: нужно устроить над маслом молебен. Посланец Чехова-отца ходил по домам постоянных покупателей и говорил: — Кланялись вам Павел Егорович и просили пожаловать в воскресенье в лавку. Будет освящение деревянного масла. — Что за освещение? — не понимал обыватель. — Какого масла? — В масло дохлая крыса попала, — разъяснял посланец. — И вы что, его продавать будете? — искренне удивлялся обыватель. Состоявшийся обряд довольно живо описал Александр Павлович Чехов: «О. Федор покосился на обстановку и в особенности на миску с маслом, облачился и начал служить молебен. Павел Егорович вместе с детьми пел и дирижировал важно и прочувственно... В конце молебна протоиерей прочел очистительную молитву, отломил кусочек хлеба, обмакнул в миску и съел с видимым отвращением. Освященное и очищенное масло торжественно вылили в бак и даже взболтали, а затем гостеприимный хозяин пригласил всех к закуске... По окончании торжества все разошлись и разъехались, и с этого момента, к величайшему недоумению Павла Егоровича, торговля сразу упала, а на деревянное масло спрос прекратился совсем». В конце концов несчастному, залезшему в долги предпринимателю пришлось бежать в Москву от кредиторов. Сегодня в лавке Чехова открыт музей. Правда, попасть туда совсем непросто — нужно заранее заказывать экскурсию. А если одиночный посетитель постучится в дверь, ему, скорее всего, не откроют. В музее сидит одинокая старушка, вещи там довольно ценные, и ей, конечно, боязно пускать в музей незнакомцев. Впрочем, город Таганрог не только торговал и экономил. Он еще и развлекался. Преимущественно, в городском саду. О том, как он выглядел в середине позапрошлого столетия, вспоминал один из жителей города: «Таганрогский прекрасный, редкостный, можно сказать, городской сад, в котором гимназисты устраивали свои конспирации, собрания, совещались по поводу предстоящих экзаменов. Прекрасный городской сад вообще занимал в нашей жизни немалое место... Вход в сад стоил пятачок. Деньга небольшая, но, увы, в кармане у нас в ту пору не всегда звенел лишний пятак, а потому мы предпочитали лазать в ‘‘дырку’’». Другой мемуарист писал об этой достопримечательности столетие назад: «Летом здесь играет прекрасный, хотя и небольшой оркестр музыки под управлением даровитого капельмейстера г. Молла, молодого обрусевшего итальянца, уроженца города... Главная его заслуга в том, что он знакомит публику с выдающимися произведениями европейской и русской музыки. За крайне дешевую плату — 7 коп. — даже бедный житель города может провести вечер в саду...» Словом, скучать не приходилось. И сегодня не приходится. В городе достаточно кафе, казино и клубов. Уютных, без излишнего гламура. Кстати, там спокойно можно заводить знакомства, практически не опасаясь, что за этим кроется какая-либо махинация преступного характера. Люди совершенно искренне подсаживаются за столики друг к другу и совместно проводят досуг. Другим культурным центром была лестница, так называемая «каменка», спускающаяся от центра города к берегу Таганрогского залива. Путешественник Павел Свиньин писал о ней: «Лестница идет прямо в Греческую улицу, и на верху ее сделана площадка, вроде открытой террасы, с лавками... Невольным образом отдыхаешь здесь лишние полчаса, ибо вид на рейде, особливо к вечеру, когда возвращаются лодки каботажные и замелькают огоньки в каютах, ни с чем не сравним». Впрочем, развлечения таганрожцев были самые разнообразные. К примеру, пекарь Номикос, будучи потрясающим стрелком, заманивал к себе во двор неискушенных жителей окрестных деревень, которые проходили по его улице. — Хочешь заработать двадцать копеек? — спрашивал пекарь. — Бросай шапку вверх. Если не попаду, получишь двадцать копеек, а если попаду, получишь кукиш с маслом. Он попадал всегда. Крестьянин подбирал с земли свою разодранную в клочья шапку и, недовольный, уходил. Иной раз всяческого рода развлечения действовали в прямом смысле слова убийственно. В 1912 году жители города были поражены самоубийством скромного юноши Николая Депальдо. Он написал удивительное предсмертное письмо: «Прощайте, мои возлюбленные девицы, а особенно Катя, с которой я провел вечер и ночь на 20 августа; Оля, Юля, Оля, Фаня, Фатиночка, Шура номер один, Шура номер два, Ира, Надя, Варя, Маруся, Мариеточка, Аня и бесчисленное множество. Прощайте, многоуважаемая Мариеточка, из-за которой я истомился. Умираю, господа, по собственному желанию, так как всё и все, кроме девиц, которые при первом знакомстве объяснились в любви, до невозможности опротивело». Господин Депальдо выпил полстакана соляной кислоты. Спасти его, увы, не удалось. В национальном отношении Таганрог был абсолютным Вавилоном. Более прочих обращали на себя внимание греки. Они пользовались славой безупречных знатоков местного рынка. Греки этому общественному мнению подыгрывали, даже писали сами о себе шутливые стихи: Приехали Алфераки И привезли печеные раки. Приехало Аверьино И привезло с собой вино. Приехали Скуфали, И появились кефали. Образовался Амира И закричал «Ура». А как наехало Попандопуло, Так все полопало. Кроме греков в Таганроге жили русские, евреи, украинцы, татары, представители разных кавказских народов. Поэтому в городе почти не было проблем, связанных с национальным вопросом. А если и случались, то скорее из области комического. Газета «Таганрогский вестник» сообщала в 1911 году: «Чистильщики сапог на Новом Базаре позволяют себе устраивать безобразия. Располагаясь на тротуарах против магазинов в количестве, далеко превышающем спрос, они разнообразят часы своего досуга выходками азиатско-хулиганского характера по отношению к проходящей публике и, в особенности, к учащимся девушкам. По адресу их пускаются циничные шутки, сопровождаемые непристойными телодвижениями. Следовало бы обратить на это внимание и, помимо того, принять меры к обузданию восточных человеков с их эротическими наклонностями». Исконная многонациональность Таганрога служит городу добрую службу и в наши дни. Самым заботливым градоначальником Таганрога был, однако, не украинец и не грек, а господин Кампенгаузен, выходец из семьи лифляндских немцев. Именно при нем улицы получили имена, тротуары начали мостить, — да много чего сделали. Вместе с тем именно он был подвергнут аресту, да не за что-нибудь, а за хулиганство. П. Вяземский описывал это событие так: «Проказники сговорились проезжать часто через Петербургские заставы и записываться там самыми причудливыми и смешными именами и фамилиями. Этот именной маскарад обратил внимание начальства. Приказано было задержать первого, кто подает повод к подозрению в подобной шутке. Дня два после такого распоряжения проезжает через заставу Балтазар Балтазарович Кампенгаузен и речисто, во всеуслышание, провозглашает имя свое. «Некстати вздумали вы шутить, — говорит ему караульный, — знаем вашу братию; извольте-ка здесь посидеть, а мы отправим вас к г-ну коменданту». Так и было сделано». И хотя произошла эта история в Санкт-Петербурге, вся она — абсолютно таганрогская по духу своему. Вернуться назад |