ИНТЕЛРОС > №8, 2008 > Самодуры Самодуры29 апреля 2008 |
I. Самоуправство — это понятно что. Это когда начальник, поставленный сверху, начинает злоупотреблять полномочиями, творить беспредел, куролесить, а то и бесноваться. Оно же — когда человек, особых прав не имеющий, начинает куролесить, опираясь на силу или просто наглость. Как правило, имеет место сочетание того и другого: ядреный кулак, подкрепленный какой-нибудь филькиной грамотой. Такое народ понимает. Не любит, но понимает, так как это «сплошь и рядом». Что касается «самоуправления», то слово это какое-то искусственное. По идее, оно обозначает нечто противоположное самоуправству: разумную самоорганизацию народа для общей пользы. В узком смысле это — формы самоорганизации населения на земле, на нижайшем уровне: подъезд, дом, поселок. Самоорганизация эта скромная, касаемая в основном улучшения быта. Лампочку в подъезде повесить, типа. Полная безобидность: самоуправление не против законной власти, оно работает там, где этой самой законной власти как бы и нечего делать. Оно — про лампочку. Власть у нас, однако, не считает, что есть такие области, где ей нечего делать. У нее другое мнение. Она полагает, что какие-то вещи лучше оставить без всякого управления, чем допускать «само». Потому что выйдет непорядок. Непорядок — это не когда нет порядка. Бывает такой порядок, который и есть непорядок. Например, если он заведен не сверху, не свыше. И наоборот, если свыше устроен форменный беспорядок и даже безобразие, это называется «навести порядок». Например, когда начальство что-то ломает, разрушает — это оно наводит порядок. Заключающийся в подтверждении монополии начальства на всяческие виды организации. Власть любит видеть людишек беспомощными, растерянными, взывающими к ней, власти, чтобы она их построила, сорганизовала. II. Ныне, кстати, стиль власти не сменился, только слова «учить» и «лечить» приобрели другой смысл. Учат теперь по голове, лечат тоже голову. Главным инструментом учебы теперь является ОМОН, а доктор наш — телевизор. На резиновых указках ОМОНа и останкинской игле все и держится. Это не значит, что в России нет никакого самоуправления — в международно-гражданственном смысле этого слова. Почему же, оно есть. Надо же как-то отчитываться перед Европой (которая громко лечит) и Америкой (которая больно учит). Некие структуры «местного самоуправления» у нас поддерживаются. Правда, на следующих условиях: вы, конечно, живите, но без бюджета — потому что право распоряжаться деньгами, самым святым, не может быть передано в руки каких-то случайных людей, это прерогатива законной правильной власти — и без каких бы то ни было значимых полномочий. Соответственно, чем больше денег в регионе и чем он важнее для общей картинки, тем меньше самоуправления в нем. Например, в Москве его извели под корень, а, скажем, в Подмосковье местные структуры обладают кое-какими реальными возможностями, в Восточной Сибири, говорят, этого еще больше. Места не нужные начальничкам вообще живут без присмотра. Вот если там что-то появляется (хотя бы подобие организованной жизни), тогда да, тогда туда приходят государственные люди и наводят порядок — то есть все разоряют, ломают головы и кости, чтобы было что лечить и чему учить. И народ эту систему принимает. Понимает, отлично понимает — но принимает. Потому что самоорганизовываться не умеет и не хочет. III. В уме человека с образованием и воображением рисуется то ли патриархальная община, где все дела решаются сходом седобородых старцев в косоворотках до колен, то ли вольный Техас, где рейнджеры с длинными кольтами пуляют в черные небеса, а всей власти — шериф со звездой да пастор с протестантской этикой и духом капитализма. Это, конечно, все образы из кинофильмов, каковым верить как-то глупо. Люди более современные и осведомленные вспоминают каких-нибудь кавказцев или там китайцев, хорошо умеющих «самоорганизовываться». Люди же еще более осведомленные сравнивают диаспорально-тусовочные приемы самоорганизации с теми, которые практикует разнообразный криминал, начиная от «братвы» и кончая личными тусовками, где делят хоть какие-нибудь деньги. Заметим для начала вот что. Все эти картинки не вызывают у простого человека — которому вроде бы и положено желать самостоятельного жизнеустройства — никакой симпатии: слишком видно, что это либо сказки, либо это самоуправляются люди, которым лучше бы и не жить, а не то что самоуправляться. Ибо так уж заведено от века, что владеет навыками самоорганизации у нас только и именно криминал. Плохие люди. А если учесть, что самой крутой группировкой в России является «законная власть», которая, как уже было сказано выше, самоуправствует, то круг замыкается. В кругу топчется так называемый «обычный человек» — не гопник, не кавказец, не член правящей партии, не приписанный ни к какой тусе, кагалу или шайке-лейке, две ноги, две руки, русский человек без роду-племени. Который вроде и хотел бы «сам большим пожить», но совершенно не видит себя ни в какой банде. Который хочет просто жить себе спокойно и все. И не хочет быть плохим, равно как и жертвой плохих. Последнее очень важно. Всеобщая убежденность, что самоорганизовываться умеют только плохие люди, имеет и обратную сторону: считается, что попытка организации какого-либо общего дела является заведомым жульничеством, и ведутся на это только дураки. Поскольку дураком себя выставлять никому не хочется, никто и не ведется. Даже если кажется, что уж тут прямая выгода. Вернемся опять к лампочке. Окуджава-то вон еще когда пел про подъезд со страшным черным котом — «надо б лампочку повесить, денег все не соберем». Никто на эту несчастную лампочку не даст ни копейки. А кто даст, будет долго мучиться, чесаться, и еще попросит никому не говорить, что он дал. Да-да, именно так. Потому что у него будет чувство, что он сделал глупость. Такое поведение обычно объясняют нехваткой солидарности. Но в том-то и дело, что солидарность русские люди проявлять боятся. Что будет, если ты дашь денег на лампочку? Все примут тебя за дурака, ведущегося на тупые разводки (а всякая попытка воззвать к солидарности считается тупой разводкой). Такого не грех и обобрать или хотя бы высмеять. Завтра же в твою дверь постучится бомж и попросит денег на опохмел. У сына отберут самокат — пущай-ка папашка тебе новый купит, у него дурных денег много, небось, раз на лампочку дал. Соседки будут презирать в спину, а то и в рыло. И так далее. Если все это сказать простому человеку, он закряхтит, признает справедливость упреков, да хитренько усмехнется — дескать, сам все знаю, а отстань от меня, мил человек, никуда ты меня не вытащишь, хоть режь, хоть ешь, а ни на какую лампочку денег не дам, лучше уж ногу сломаю, чем в дураках ходить. Не-е-т, меня в дураки не заманишь. Ты меня не учи, ты меня не лечи, я битый-ученый, сам с усам, ага-ага. Несколько лучше работает самоуправление в случае разовых акций, не предполагающих сбора денег или участия в труде. Трудно собрать людей на субботник, несколько легче — на какой-нибудь бессмысленный сход, поорать, особенно если все твердо уверены, что им за это ничего не будет. Иногда под видом этого самого бессмысленного схода можно даже сделать что-то полезное — ну хотя бы устроить встречу с кандидатом в местные депутаты. Впрочем, сейчас и собрать-то никого невозможно. Люди, избирающиеся в местные органы власти, уныло констатируют: если раньше на собрания ходили хотя бы бабушки с дедушками, то сейчас не ходит никто. Никому ничего не надо и не интересно. Хоть трава не расти. Еще иногда можно собрать какие-нибудь подписи под какой-нибудь жалобой. Но и этого сейчас уже боятся. Времена сейчас эвон какие, строгие времена. Пожалуешься — так тебя на карандашик возьмут, на заметочку. Лучше промолчать, прижухнуть. Авось пронесет. А как высунешься — тут-то и прилетит. Сверху. От властей законных. И никто не посочувствует даже, все отшатнутся. И даже не так обидно пострадать от властей, от них всегда страдание, так уж заведено. По-настоящему обидно, что тебя будут считать дураком. IV. Вернуться назад |