I.
Собаку, рыжую дворнягу, зовут Анося, потому что Бушин подобрал
ее в Аносине — это в двух километрах от Красновидова, где к началу
перестройки Союз писателей достроил (семнадцать лет строили)
«творческие мастерские» для тех членов Союза, которым по статусу
не положено было дач в Переделкине. Творческие мастерские — это три
вполне городских кирпичных многоквартирных дома, только дома эти,
обнесенные забором, стоят на опушке соснового леса в сорока километрах
от Москвы по Новорижскому шоссе. Из писателей здесь сейчас остался
только Бушин (то есть какие-то бывшие совписы по соседству еще живут,
но их имена вообще никому ничего не скажут), а раньше во втором корпусе
жил даже покойный Григорий Горин, который, как и Владимир Бушин, очень
трепетно относился к бродячим собакам. Либерал Горин и советский
ортодокс Бушин (Горин говорил: «Как бы мы друг к другу ни относились,
но все мы связаны одними трубами») вместе притаскивали в дом
всевозможных дворняг, и однажды даже, когда и у Бушина, и у Горина
ощенились очередные спасенные от холода и голода животные, вместе
отвезли щенков на рынок в Истру и продавали их местным жителям —
по рублю, чтобы хоть символически, но все-таки не даром.
Сейчас Бушину на рынок ходить не с кем, и он — живой классик
левопатриотической публицистики, самый яркий автор всех
«красно-коричневых» газет и журналов девяностых и двухтысячных,
человек, которого можно было бы считать русским Артом Бухвальдом,
если бы «журналистское сообщество» с самого начала не относилось
к авторам «Дня» и «Советской России» как к унтерменшам, — вот этот
человек сидит в своей комнате, увешанной вырезанными из газет
портретами разных людей, и пишет от руки, потому что компьютер сдан
в ремонт, очередную статью в газету «Завтра».
Портреты на стенах заслуживают особого внимания — не только потому,
что их много, но и потому, что по ним проще всего понять, каких
взглядов придерживается Владимир Бушин. Сверху вниз, слева направо —
Ленин, Сталин, летчик Девятаев, который бежал из немецкого плена, угнав
самолет, Лев Рохлин на фоне портрета Георгия Жукова, Лукашенко, Фидель
Кастро и принцесса Диана. Последняя фотография — единственная, которая
вызывает вопросы, но отвечает Бушин неинтересно: «А почему бы
не повесить на стене Диану?»
Действительно.
II.
Бушин — из того, знаменитого Литинститута первых послевоенных лет.
На его курсе (курс был маленький — двадцать человек) учились Юрий
Бондарев, Григорий Бакланов, Владимир Тендряков, Владимир Солоухин,
Евгений Винокуров, Григорий Поженян. Курсом старше — Юрий Трифонов,
который всех перечисленных описал в романе «Студенты», удостоенном хоть
и третьей степени, но все-таки Сталинской премии за 1950 год. А для
тех, кто не понял намеков Трифонова, пятьдесят лет спустя Бакланов
(не знаю, почему, но советский патриот, как правило, всегда отчасти
антисемит — вот и Бушин, говоря о Бакланове, всегда оговаривается, что
настоящая его фамилия — Фридман) написал свои мемуары, в которых,
помимо прочего, рассказал о том, что его, Бакланова, карьера, чуть было
не оборвалась на самом старте — когда он назвал комсорга своего курса
Бушина фашистом. По словам Бакланова, за этот проступок его вначале
исключили из партии, но потом заменили исключение строгим выговором.
«Да врет он все», — возмущается Бушин и явно не в первый и не в сто
первый раз пересказывает эту историю, «потому что Бакланов ждет моего
ответа, иначе у него будет язва двенадцатиперстной кишки».
Было, по словам Бушина, так: «1951 год, защита дипломных работ,
руководитель моего семинара Александр Николаевич Макаров дал
восторженный отзыв о моей работенке, а критик Андрей Турков,
закончивший институт годом раньше, написал разгромную рецензию. Это
было до защиты. А на самой защите Макаров вышел на трибуну и стал меня
ругать последними словами. Это уже позже я узнал, что замдиректора
института Смирнов его накануне вызвал и сказал, что есть мнение, что
у Бушина плохая работа. А тогда я впервые увидел, как люди способны
переворачиваться на 180 градусов. Мне влепили три балла, и я, ничего
не соображая, иду к выходу, а навстречу Бакланов. Я ему: — А, Гриша,
и ты здесь! А он бледнеет и говорит: „Фашист!“ Почему? Ну черт его
знает, не любил он меня».
Я спрашиваю, почему же Бушин считает, что Бакланов врет — ведь обе
стороны признают, что Бакланов назвал Бушина фашистом. Бушин
объясняет — фашистом назвал, но никто его за это не наказывал.
Пятьдесят первый год, нет ругательства страшнее, чем «фашист» — а тут
один коммунист другого фашистом называет. Собрали партгруппу, Бакланов
извинился, дело замяли.
III.
Родился Владимир Бушин под Богородском (ныне — Ногинск) в поселке
Глухово, в котором находилась одна из морозовских мануфактур — мать
была ткачихой, а отец — выпускником Алексеевского юнкерского училища
1916 года, — после гражданской войны (на чьей стороне он воевал, Бушин
не знает) закончил мединститут и даже вступил в партию. Отец умер
в 1936 году от туберкулеза, и много лет спустя сын посвятил ему стихи,
вот такие:
Он умер от чахотки, в сорок,
Его в Крыму бы полечить,
Но нелегко туда в ту пору
Путевку было получить.
Несколько лет назад Владимир Бушин зачем-то издал сборник своих стихов.
IV.
«В Литинститут, — рассказывает Бушин, — я поступал как стихотворец,
но стихи — это дело тонкое, ное, поэтому конкурировать с крикунами
типа Поженяна мне не хотелось, и диплом я уже получал как критик.
Отошел от поэзии. Это уже когда мне было под сорок, тогда поперли
стихи, но делом всей своей жизни я их, конечно, не считаю».
С делом всей жизни у Бушина тоже интересная история — до перестройки
таким делом Бушин мог считать Фридриха Энгельса, которому с конца
шестидесятых годов он посвятил добрый десяток биографических книг,
самая известная из которых — «Эоловы арфы» — выдержала множество
изданий и считалась эталонной биографией основоположника. Впрочем,
Энгельсом Бушин занялся не от хорошей жизни — просто возникла
необходимость в заработке.
«Я тогда работал в „Дружбе народов“, и однажды главный редактор
Сергей Баруздин на редколлегии говорит — мол, нам принес рукопись Булат
Окуджава, роман называется „Бедный Авросимов“. Я говорю: как
замечательно, давайте обсудим. А мне все хором: „Да что там обсуждать,
давайте печатать, это же Окуджава“. Начали печатать».
«Бедного Авросимова» печатали в трех частях, после каждой публикации
Бушин выступал на редколлегии с антиокуджавовскими речами. Баруздин
не выдержал, сказал — напиши статью. Бушин написал, но статью, конечно,
не напечатали. Тогда он отнес ее в «Литературную газету».
«Отдал ее такому Мише Синельникову, который отвечал за критику,
он мне говорит: „Как же ты попрешь против своего журнала?“ Я говорю:
„Это уж мне решать“, — но он все равно испугался, показал статью
Александру Борисовчу Чаковскому (главный редактор ЛГ, — О. К.), и тот —
умный человек! — сказал: „Да разве непонятно, что этой статьей Бушин
спасает Окуджаву, потому что по справедливости ему гораздо сильнее
стоило бы врезать.“ И напечатал. А из „Дружбы народов“ меня тут же
выперли».
Бушин остался без работы, а надо было на что-то жить — и он решил
заняться Энгельсом. Почему Энгельсом? Потому что он всегда был в тени
Маркса, и Бушину, поклоннику «Анти-Дюринга», это казалось неправильным.
А еще ему очень нравились ответы Энгельса на вопросы анкеты,
составленной марксовыми дочерьми: на вопрос «Что такое счастье?»
Энгельс отвечал: «Шато-марго 1848 года» (Маркс — «Борьба»), «Что такое
несчастье?» — «Визит к зубному врачу» (у Маркса — «Подчинение») и так
далее. В общем, Энгельс был не так прост, как о нем принято думать,
и Бушин с удовольствием стал его биографом.
Книга «Эоловы арфы» посвящена памяти сына. Сын погиб на собственном
18-летии — увлекался оружием, в доме хранились какие-то старые
пистолеты, и в честь праздника парень решил сыграть в русскую рулетку.
Вышел на лестницу с револьвером двадцатых годов — гнезд в барабане было
семь, патрон — один, но его хватило.
V.
А отношения с Окуджавой у Бушина на «Бедном Авросимове» не закончились.
Когда вышло «Путешествие дилетантов», Бушин снова написал злую статью —
уже об этом романе, статью напечатал журнал «Москва», но если после
первой статьи Бушин с Окуджавой вместе поужинали в ресторане ЦДЛ,
и писатель благодарил критика за верные замечания, то вторая статья
почему-то показалась поклонникам Окуджавы началом какой-то
санкционированной сверху антиокуджавовской кампании, а поклонников
у Окуджавы было много во всех редакциях — и с 1979-го по 1988-й Бушина,
как он считает, именно по вине поклонников Окуджавы нигде не печатали.
Выручал только Энгельс, потому что — ну кто же запретит переиздание
биографии Энгельса?
VI.
Надо отметить, что Бушин, судя по всему, и в самом деле такой человек,
с которым лучше не связываться без особой необходимости. Когда Сергей
Викулов, двадцать лет возглавлявший журнал «Наш современник»,
в 1989 году решил уйти на пенсию, он предложил вместо себя Станислава
Куняева. Узнав об этом, Бушин пошел к Сергею Михалкову (тот возглавлял
Союз писателей РСФСР, которому принадлежал «Наш современник») и сказал:
«Назначьте вместо Викулова меня». Михалков оторопел от такой наглости
и спросил, почему он должен назначать Бушина главным редактором.
«Я сказал ему: „А помните, как генерал Ватутин сказал Сталину —
назначьте меня командующим фронтом! Сталин тоже удивился, но назначил,
и Ватутин стал прекрасным командующим“». На Михалкова этот довод
впечатления не произвел, и главным редактором все-таки стал Куняев.
Разумеется, отношения с новым главным редактором «Нашего современника»
у Бушина испортились сразу.
«Я принес ему статью про Сахарова, такую очень критическую.
До Куняева ее прочитал Валентин Распутин, и ему она понравилась.
И Викулов ее тоже одобрил. Но решение должен был принимать Куняев,
а он не хотел начинать с конфликта с Сахаровым. Боязно ему было.
И тогда он отдал статью на рецензию Шафаревичу, которого сам же включил
в редколлегию. Шафаревич не одобрил, и Куняев струсил. Я ему говорю:
«Ты неправ! А он мне: „Привыкни к мысли, что я всегда прав“».
Антисахаровскую статью Бушин в итоге отнес в «Военно-исторический
журнал», главным редактором которого был антиперестроечный радикал
генерал Филатов (позднее он станет колумнистом прохановского «Дня»
и депутатом Госдумы от ЛДПР). Филатов напечатал статью в декабрьском
номере журнала — а Сахаров умер 14 декабря. «Мне все звонили
и говорили: „Ты его и укокошил!“ А как я его мог укокошить — он что,
читал „Военно-исторический журнал“? Нет, конечно».
VII.
Таких историй времен перестройки у Бушина — десятки, но он обижается,
когда слышит, что по-настоящему знаменитым публицистом он стал только
в конце восьмидесятых. Начинает рассказывать о своей работе в газетах
и журналах при Хрущеве и Брежневе. Опубликованная в газете «Литература
и жизнь» статья «Реклама и факты», обличающая отдел критики «Нового
мира» Твардовского, действительно наделала много шума — но, пожалуй,
только она. Зато Бушин знает много историй о жизни толстых журналов —
например, о племяннике Пришвина, который некоторое время проработал
главным редактором «Молодой гвардии», а потом исчез. «Жена в редакцию
звонила: „Где мой муж? Уже два дня его дома нет.“ А потом оказалось,
что он был сумасшедший, уехал на поезде в Ригу, и там его практически
на помойке милиция нашла. Конечно, после этого он уже не работал».
И еще у Бушина — множество историй о том, как его откуда-нибудь
увольняли. Когда главным редактором «Литературной газеты» стал Сергей
Смирнов («Очень широкой души человек, левак и по взглядам, и в личной
жизни»), он первым делом вызвал к себе Бушина. «Говорит: „Хочу
побеседовать с тобой, как мужчина с мужчиной.“ А я ему: „Сергей
Сергеевич, сегодня вечером я иду в театр, поэтому на мне парадный
костюм. А в рабочем костюме в кармане уже лежит заявление об уходе, так
что ничего говорить не надо, я сам уйду.“ Он потом эти мои слова всем
пересказывал, восхищался».
VIII.
В 1990 году в издательстве «Советская Россия» рассыпали набор книги
Бушина «Божья роса» — это был сборник публицистики, которая не могла
понравиться новому начальству издательства, уже перешедшего под
контроль нового руководства РСФСР во главе с Борисом Ельциным.
«Директора издательства звали Борис Миронов — человек Полторанина
(министр печати РСФСР — О. К.). Он сказал, что такую книгу печатать
нельзя, я позвонил Бондареву, пожаловался, мне перезванивает Миронов
и возмущенно говорит: „Зачем вы прибегаете к телефонному праву?“
Поэтому когда сейчас этот Миронов называет себя националистом (ныне
сидит в тюрьме за разжигание национальной розни — О. К.), мне просто
смешно. Какой он националист, прохиндей он».
Один из сборников статей Бушина так и называется — «Гении и прохиндеи».
IX.
84-летний Бушин работает круглые сутки. Читает газеты, потом пишет
письма в редакции («В „Литературке“ какая-то идиотская статья
подписана: „Гамаюнов, литгазетовец с 27-летним стажем“ — я ему отвечаю:
„Вот из-за таких дураков, которые по тридцать лет сидят на одном месте,
страна и развалилась!“»), с карандашом в руках изучает новое издание
«Архипелага Гулага» (Солженицын — одна из главных мишеней Бушина, книга
«Гений первого плевка» об Александре Исаевиче выдержала уже несколько
изданий), пишет статью для очередного номера газеты «Завтра», попутно
ворча по поводу Проханова: «Мечтал о третьем сроке, а вот не вышло».
Желчный такой старик. Поболтать с ним чертовски интересно, а дружить
или просто часто видеться — нет уж, увольте.
Таким, по большому счету, и должен быть настоящий публицист.