I.
Собаку, рыжую дворнягу, зовут Анося, потому что Бушин подобрал ее в Аносине — это в двух километрах от Красновидова, где к началу перестройки Союз писателей достроил (семнадцать лет строили) «творческие мастерские» для тех членов Союза, которым по статусу не положено было дач в Переделкине. Творческие мастерские — это три вполне городских кирпичных многоквартирных дома, только дома эти, обнесенные забором, стоят на опушке соснового леса в сорока километрах от Москвы по Новорижскому шоссе. Из писателей здесь сейчас остался только Бушин (то есть какие-то бывшие совписы по соседству еще живут, но их имена вообще никому ничего не скажут), а раньше во втором корпусе жил даже покойный Григорий Горин, который, как и Владимир Бушин, очень трепетно относился к бродячим собакам. Либерал Горин и советский ортодокс Бушин (Горин говорил: «Как бы мы друг к другу ни относились, но все мы связаны одними трубами») вместе притаскивали в дом всевозможных дворняг, и однажды даже, когда и у Бушина, и у Горина ощенились очередные спасенные от холода и голода животные, вместе отвезли щенков на рынок в Истру и продавали их местным жителям — по рублю, чтобы хоть символически, но все-таки не даром.

Сейчас Бушину на рынок ходить не с кем, и он — живой классик левопатриотической публицистики, самый яркий автор всех «красно-коричневых» газет и журналов девяностых и двухтысячных, человек, которого можно было бы считать русским Артом Бухвальдом, если бы «журналистское сообщество» с самого начала не относилось к авторам «Дня» и «Советской России» как к унтерменшам, — вот этот человек сидит в своей комнате, увешанной вырезанными из газет портретами разных людей, и пишет от руки, потому что компьютер сдан в ремонт, очередную статью в газету «Завтра».

Портреты на стенах заслуживают особого внимания — не только потому, что их много, но и потому, что по ним проще всего понять, каких взглядов придерживается Владимир Бушин. Сверху вниз, слева направо — Ленин, Сталин, летчик Девятаев, который бежал из немецкого плена, угнав самолет, Лев Рохлин на фоне портрета Георгия Жукова, Лукашенко, Фидель Кастро и принцесса Диана. Последняя фотография — единственная, которая вызывает вопросы, но отвечает Бушин неинтересно: «А почему бы не повесить на стене Диану?»

Действительно.

II.
Бушин — из того, знаменитого Литинститута первых послевоенных лет. На его курсе (курс был маленький — двадцать человек) учились Юрий Бондарев, Григорий Бакланов, Владимир Тендряков, Владимир Солоухин, Евгений Винокуров, Григорий Поженян. Курсом старше — Юрий Трифонов, который всех перечисленных описал в романе «Студенты», удостоенном хоть и третьей степени, но все-таки Сталинской премии за 1950 год. А для тех, кто не понял намеков Трифонова, пятьдесят лет спустя Бакланов (не знаю, почему, но советский патриот, как правило, всегда отчасти антисемит — вот и Бушин, говоря о Бакланове, всегда оговаривается, что настоящая его фамилия — Фридман) написал свои мемуары, в которых, помимо прочего, рассказал о том, что его, Бакланова, карьера, чуть было не оборвалась на самом старте — когда он назвал комсорга своего курса Бушина фашистом. По словам Бакланова, за этот проступок его вначале исключили из партии, но потом заменили исключение строгим выговором.

«Да врет он все», — возмущается Бушин и явно не в первый и не в сто первый раз пересказывает эту историю, «потому что Бакланов ждет моего ответа, иначе у него будет язва двенадцатиперстной кишки».

Было, по словам Бушина, так: «1951 год, защита дипломных работ, руководитель моего семинара Александр Николаевич Макаров дал восторженный отзыв о моей работенке, а критик Андрей Турков, закончивший институт годом раньше, написал разгромную рецензию. Это было до защиты. А на самой защите Макаров вышел на трибуну и стал меня ругать последними словами. Это уже позже я узнал, что замдиректора института Смирнов его накануне вызвал и сказал, что есть мнение, что у Бушина плохая работа. А тогда я впервые увидел, как люди способны переворачиваться на 180 градусов. Мне влепили три балла, и я, ничего не соображая, иду к выходу, а навстречу Бакланов. Я ему: — А, Гриша, и ты здесь! А он бледнеет и говорит: „Фашист!“ Почему? Ну черт его знает, не любил он меня».

Я спрашиваю, почему же Бушин считает, что Бакланов врет — ведь обе стороны признают, что Бакланов назвал Бушина фашистом. Бушин объясняет — фашистом назвал, но никто его за это не наказывал. Пятьдесят первый год, нет ругательства страшнее, чем «фашист» — а тут один коммунист другого фашистом называет. Собрали партгруппу, Бакланов извинился, дело замяли.

III.
Родился Владимир Бушин под Богородском (ныне — Ногинск) в поселке Глухово, в котором находилась одна из морозовских мануфактур — мать была ткачихой, а отец — выпускником Алексеевского юнкерского училища 1916 года, — после гражданской войны (на чьей стороне он воевал, Бушин не знает) закончил мединститут и даже вступил в партию. Отец умер в 1936 году от туберкулеза, и много лет спустя сын посвятил ему стихи, вот такие:

Он умер от чахотки, в сорок,
Его в Крыму бы полечить,
Но нелегко туда в ту пору
Путевку было получить.

Несколько лет назад Владимир Бушин зачем-то издал сборник своих стихов.

IV.
«В Литинститут, — рассказывает Бушин, — я поступал как стихотворец, но стихи — это дело тонкое, ное, поэтому конкурировать с крикунами типа Поженяна мне не хотелось, и диплом я уже получал как критик. Отошел от поэзии. Это уже когда мне было под сорок, тогда поперли стихи, но делом всей своей жизни я их, конечно, не считаю».

С делом всей жизни у Бушина тоже интересная история — до перестройки таким делом Бушин мог считать Фридриха Энгельса, которому с конца шестидесятых годов он посвятил добрый десяток биографических книг, самая известная из которых — «Эоловы арфы» — выдержала множество изданий и считалась эталонной биографией основоположника. Впрочем, Энгельсом Бушин занялся не от хорошей жизни — просто возникла необходимость в заработке.

«Я тогда работал в „Дружбе народов“, и однажды главный редактор Сергей Баруздин на редколлегии говорит — мол, нам принес рукопись Булат Окуджава, роман называется „Бедный Авросимов“. Я говорю: как замечательно, давайте обсудим. А мне все хором: „Да что там обсуждать, давайте печатать, это же Окуджава“. Начали печатать».

«Бедного Авросимова» печатали в трех частях, после каждой публикации Бушин выступал на редколлегии с антиокуджавовскими речами. Баруздин не выдержал, сказал — напиши статью. Бушин написал, но статью, конечно, не напечатали. Тогда он отнес ее в «Литературную газету».

«Отдал ее такому Мише Синельникову, который отвечал за критику, он мне говорит: „Как же ты попрешь против своего журнала?“ Я говорю: „Это уж мне решать“, — но он все равно испугался, показал статью Александру Борисовчу Чаковскому (главный редактор ЛГ, — О. К.), и тот — умный человек! — сказал: „Да разве непонятно, что этой статьей Бушин спасает Окуджаву, потому что по справедливости ему гораздо сильнее стоило бы врезать.“ И напечатал. А из „Дружбы народов“ меня тут же выперли».

Бушин остался без работы, а надо было на что-то жить — и он решил заняться Энгельсом. Почему Энгельсом? Потому что он всегда был в тени Маркса, и Бушину, поклоннику «Анти-Дюринга», это казалось неправильным. А еще ему очень нравились ответы Энгельса на вопросы анкеты, составленной марксовыми дочерьми: на вопрос «Что такое счастье?» Энгельс отвечал: «Шато-марго 1848 года» (Маркс — «Борьба»), «Что такое несчастье?» — «Визит к зубному врачу» (у Маркса — «Подчинение») и так далее. В общем, Энгельс был не так прост, как о нем принято думать, и Бушин с удовольствием стал его биографом.

Книга «Эоловы арфы» посвящена памяти сына. Сын погиб на собственном 18-летии — увлекался оружием, в доме хранились какие-то старые пистолеты, и в честь праздника парень решил сыграть в русскую рулетку. Вышел на лестницу с револьвером двадцатых годов — гнезд в барабане было семь, патрон — один, но его хватило.

V.
А отношения с Окуджавой у Бушина на «Бедном Авросимове» не закончились. Когда вышло «Путешествие дилетантов», Бушин снова написал злую статью — уже об этом романе, статью напечатал журнал «Москва», но если после первой статьи Бушин с Окуджавой вместе поужинали в ресторане ЦДЛ, и писатель благодарил критика за верные замечания, то вторая статья почему-то показалась поклонникам Окуджавы началом какой-то санкционированной сверху антиокуджавовской кампании, а поклонников у Окуджавы было много во всех редакциях — и с 1979-го по 1988-й Бушина, как он считает, именно по вине поклонников Окуджавы нигде не печатали. Выручал только Энгельс, потому что — ну кто же запретит переиздание биографии Энгельса?

VI.
Надо отметить, что Бушин, судя по всему, и в самом деле такой человек, с которым лучше не связываться без особой необходимости. Когда Сергей Викулов, двадцать лет возглавлявший журнал «Наш современник», в 1989 году решил уйти на пенсию, он предложил вместо себя Станислава Куняева. Узнав об этом, Бушин пошел к Сергею Михалкову (тот возглавлял Союз писателей РСФСР, которому принадлежал «Наш современник») и сказал: «Назначьте вместо Викулова меня». Михалков оторопел от такой наглости и спросил, почему он должен назначать Бушина главным редактором. «Я сказал ему: „А помните, как генерал Ватутин сказал Сталину — назначьте меня командующим фронтом! Сталин тоже удивился, но назначил, и Ватутин стал прекрасным командующим“». На Михалкова этот довод впечатления не произвел, и главным редактором все-таки стал Куняев. Разумеется, отношения с новым главным редактором «Нашего современника» у Бушина испортились сразу.

«Я принес ему статью про Сахарова, такую очень критическую. До Куняева ее прочитал Валентин Распутин, и ему она понравилась. И Викулов ее тоже одобрил. Но решение должен был принимать Куняев, а он не хотел начинать с конфликта с Сахаровым. Боязно ему было. И тогда он отдал статью на рецензию Шафаревичу, которого сам же включил в редколлегию. Шафаревич не одобрил, и Куняев струсил. Я ему говорю: «Ты неправ! А он мне: „Привыкни к мысли, что я всегда прав“».

Антисахаровскую статью Бушин в итоге отнес в «Военно-исторический журнал», главным редактором которого был антиперестроечный радикал генерал Филатов (позднее он станет колумнистом прохановского «Дня» и депутатом Госдумы от ЛДПР). Филатов напечатал статью в декабрьском номере журнала — а Сахаров умер 14 декабря. «Мне все звонили и говорили: „Ты его и укокошил!“ А как я его мог укокошить — он что, читал „Военно-исторический журнал“? Нет, конечно».

VII.
Таких историй времен перестройки у Бушина — десятки, но он обижается, когда слышит, что по-настоящему знаменитым публицистом он стал только в конце восьмидесятых. Начинает рассказывать о своей работе в газетах и журналах при Хрущеве и Брежневе. Опубликованная в газете «Литература и жизнь» статья «Реклама и факты», обличающая отдел критики «Нового мира» Твардовского, действительно наделала много шума — но, пожалуй, только она. Зато Бушин знает много историй о жизни толстых журналов — например, о племяннике Пришвина, который некоторое время проработал главным редактором «Молодой гвардии», а потом исчез. «Жена в редакцию звонила: „Где мой муж? Уже два дня его дома нет.“ А потом оказалось, что он был сумасшедший, уехал на поезде в Ригу, и там его практически на помойке милиция нашла. Конечно, после этого он уже не работал».

И еще у Бушина — множество историй о том, как его откуда-нибудь увольняли. Когда главным редактором «Литературной газеты» стал Сергей Смирнов («Очень широкой души человек, левак и по взглядам, и в личной жизни»), он первым делом вызвал к себе Бушина. «Говорит: „Хочу побеседовать с тобой, как мужчина с мужчиной.“ А я ему: „Сергей Сергеевич, сегодня вечером я иду в театр, поэтому на мне парадный костюм. А в рабочем костюме в кармане уже лежит заявление об уходе, так что ничего говорить не надо, я сам уйду.“ Он потом эти мои слова всем пересказывал, восхищался».

VIII.
В 1990 году в издательстве «Советская Россия» рассыпали набор книги Бушина «Божья роса» — это был сборник публицистики, которая не могла понравиться новому начальству издательства, уже перешедшего под контроль нового руководства РСФСР во главе с Борисом Ельциным. «Директора издательства звали Борис Миронов — человек Полторанина (министр печати РСФСР — О. К.). Он сказал, что такую книгу печатать нельзя, я позвонил Бондареву, пожаловался, мне перезванивает Миронов и возмущенно говорит: „Зачем вы прибегаете к телефонному праву?“ Поэтому когда сейчас этот Миронов называет себя националистом (ныне сидит в тюрьме за разжигание национальной розни — О. К.), мне просто смешно. Какой он националист, прохиндей он».

Один из сборников статей Бушина так и называется — «Гении и прохиндеи».

IX.
84-летний Бушин работает круглые сутки. Читает газеты, потом пишет письма в редакции («В „Литературке“ какая-то идиотская статья подписана: „Гамаюнов, литгазетовец с 27-летним стажем“ — я ему отвечаю: „Вот из-за таких дураков, которые по тридцать лет сидят на одном месте, страна и развалилась!“»), с карандашом в руках изучает новое издание «Архипелага Гулага» (Солженицын — одна из главных мишеней Бушина, книга «Гений первого плевка» об Александре Исаевиче выдержала уже несколько изданий), пишет статью для очередного номера газеты «Завтра», попутно ворча по поводу Проханова: «Мечтал о третьем сроке, а вот не вышло». Желчный такой старик. Поболтать с ним чертовски интересно, а дружить или просто часто видеться — нет уж, увольте.

Таким, по большому счету, и должен быть настоящий публицист.