ИНТЕЛРОС > №3, 2013 > Что придет на смену постмодернизму? Олег Митрошенков
|
Ученый или философ, способный дать адекватное название тому концептуальному состоянию и содержанию в культуре в целом и философии и ценностям в частности, которые идут на смену эпохе постмодерна и отражающему его интеллектуальному течению постмодернизма, оставит свое имя в истории примерно так же, как и Д. Белл с его теорией постиндустриализма или теоретики информационного общества Ю. Каяши, Т. Уме-сао, И. Масуда, Ф. Махлуп, А. Тоффлер, Г. Кан. Однако пока такого названия нет, приходится пользоваться терминами, которые, понятно, условны и паллиативны. С точки зрения философской картины мира и философских подходов изменения в мире могут быть описаны и объяснены примерно следующим образом. В целом радикально меняется общий (культурный, социальный, духовный, экономический, политический, технологический и т. д.) концептуально осмысливаемый контекст человечества. Последние лет 30—40 представители практически всех областей социально-гуманитарного знания в разных странах обсуждают различия между эпохами (проектами) модерна и постмодерна. В философии это примерно соответствует уяснению различий между модернизмом и постмодернизмом. В этих дискуссиях все больше приходит осознание того, что уже и мировоззрение, и ценности постмодерна и постмодернизма исчерпывают свой потенциал, а категории модерна и постмодерна не справляются с осмыслением реальности, не успевают за ее вызовами. Кристаллизуется иная система координат, которую ряд специалистов (Н. Маньковская, А. Бузгалин, Д. Ритцер, В. Курицын, М. Эпштейн, Д. Пригов, Ф. Мофра и др.)1 условно называют постпостмодерн. Правда, иные исследователи справедливо полагают, что эта новая парадигма «все равно выстраивается в предсказуемой прогрессистской модели, что по умолчанию предполагает непререкаемость линейного векторного пути от человека модерна к следующему за ним человеку постмодерна и затем пост-постмодерна, так что пост- здесь по большей части воспринимается лишь во временном, а не в каком-либо качественном смысле». В качестве преодоления такого подхода предлагается по крайней мере хотя бы рассмотреть две иные модели — альтермодерн и трансмодерн[1] которые, впрочем, хотя и имеют свою онтологию и эпистемологию, пока, пожалуй, конкуренции постмодерну в период его расцвета не составляют. Постпостмодерн: причины возникновения Однако обращение к постпостмодерну все же имеет свои существенные резоны. Именно потому, что постмодерн не поспевает за той реальностью, которая, во-первых, хотя бы отчасти близка, понятна и осмыслена в российской культуре, а во-вторых, во многих отношениях (разумеется, не во всех) является более развитой (Запад, Север), чем где бы то ни было, более чем уместно рассмотреть, что же придет ему на смену именно в этой части мирового социума и культуры.
Основой уходящего постмодерна (и постмодернизма) стала ориентация на индивидуальный мир человека, предпочтение интересов и прав личности интересам и правам группы и общества. Фрагментация общества вплоть до отдельного человека — так можно логически выразить сквозной принцип постмодерна. Доведенная до предела, эта логика приводила к отрицанию существования плохого и хорошего, правильного и неправильного, добра и зла, высокого и низкого. Внешним проявлением этой логики стало стремление актуализировать весь мировой опыт, весь культурный багаж, включить его в современность, но в виде ироничного цитирования «прошлых побед», вольной интерпретации. Посыл «бери от жизни все» можно счесть месседж-слоганом постмодерна. Если каждый «возьмет от жизни все», не мешая соседу делать то же самое, — тем самым сформируется общество благополучных, удовлетворенных жизнью людей. Исчерпание постмодернистского импульса произошло быстро — уже в середине 1990-х годов ситуация стала переопределяться в разных измерениях: технологически (Интернет стал мощным и значительным фактором социальной жизни); политически (теоретический и практический крах влиятельного ранее неолиберализма был признан практически повсеместно); социально (радикализация среднего класса, рекрутируемого прежде всего из среды «массового человека», который в свою очередь в отдельных отношениях преодолевает свои худшие черты и обретает идентичность более высокого порядка); культурно (актуализация фундаментализма, причем не столько религиозного, сколько экзистенциального, обращенного к надежным и понятным нормам и ценностям); эстетически (новый натурализм, воскресший неоакадемизм). Хаос (один из ведущих посылов постмодернизма) стал расцениваться не только как совокупность неограниченных возможностей развития, но и как фактор, повышающий социальный риск. Эта интенция, кстати, очевидно родственна вполне традиционному мотиву в западной мысли, которая в последнее столетие приветствовала и разрабатывала скорее идею эволюции, нежели революции. Эклектика, в том числе мульти-культурная, лелеемая и культивируемая постмодернизмом, не привела к созданию нового единства, но способствовала противоречиям и конфликтам «у родного порога»[2]. Этнически новый, пришлый человеческий субстрат во Франции, Германии, Нидерландах, Бельгии и т. д., переходя некую количественную меру, не слишком толерантно сосуществует с коренными гражданами этих и других стран Старого Света, вызывая социальную напряженность и дискомфорт и представляя в конечном счете угрозу национальной и европейской идентичности. Новые технологии позволили перейти от игры с реальностью (как в постмодернизме) к изменению реальности на практике. Уместно вспомнить политические «флэшмо-бы» 2010—2012 годов (арабские «революции» в ряде стран Северной Африки и Ближнего Востока, протесты в России и т. д., а еще раньше — в Сербии, Грузии, Киргизии, на Украине), значительную роль в которых сыграли коммуникационные каналы — социальные сети, СМИ, мобильные телефоны. Факт мощного влияния «продвинутых» информационных технологий на общество во всех его измерениях сегодня общепризнан и включен в непосредственную практику всех заинтересованных субъектов, а также является предметом теоретического осмысления. Постпостмодернизм и его составляющие На таком социокультурном фоне на рубеже ХХ—ХХ! веков в интеллектуальной среде стала выкристаллизовываться совокупность взглядов и концепций, получивших название «постпостмодернизм»[3]. Несмотря на отсутствие иного, более удачного наименования и распространенный скепсис, исследователи занимаются проблемами идентификации его составляющих[4]. Пока обозначились четыре компонента постпостмодерна: 1) виртуализация пространства социальных взаимодействий, 2) создание технообразов, служащих своеобразными аттракторами социальных взаимодействий, 3) «глока-лизация» сообществ в рамках глобализации, 4) транссентиментализм. Это «четыре кита», на которые он опирается[5]. Рассмотрим их несколько подробнее. Виртуалистика. Виртуальный мир не столько поражает новизной и пародирует, сколько замещает реальность. Он претендует на статус реальности как таковой, в оцифрованном мире люди и играют, и осуществляют свою жизнедеятельность — вполне насыщенную, если и не совсем еще полноценную. Невозможно представить себе, например, обучение пилотов и космонавтов или даже автомобилистов без современных тренажеров на основе виртуалисти-ки, имитирующих реальность с высочайшей степенью достоверности. В Сингапуре транспортное движение практически полностью регулируется компьютерами и не требует вмешательства людей. Все больше входит в практику общение и связь посредством телекоммуникаций (образование, телемедицина, конференции, личное общение и т. д.). Обыденные представления людей в условиях виртуального мира, социальных сетей мультиплицируются. Появляются совершенно новые возможности манипуляции массовым сознанием, причем не только со стороны власти или владельцев СМИ, но и индивидов. Технообразы (термин французского социолога и культуролога А. Кок-лен) представляют собой нематериальные, подвижные и нестабильные объекты, создаваемые в сетевом пространстве одними пользователями, изменяемые другими. В результате такой интерактивности все становятся соавторами, активным началом, субъектами социального действия. Этот объект живет независимо от автора, является плодом «коллективного разума», но его многочисленные авторы и поклонники ощущают его своим творением, отражением своих мыслей и чувств. Происходит как бы диффузия, «интерференция» творца и аудитории, появляется некое новое образование (кентавр), ориентированное на коммуникацию и потому реализующее себя в сети в виде некого коллективного субъекта социального действия. Главная функция технообразов — быть аттракторами социальных взаимодействий, способствовать выбору самоорганизующейся системой одного из вариантов развития. В негативном плане технообразы, с одной стороны, могут формировать информационную повестку, часто не имеющую ничего общего с реальностью, но способную реализовать себя в виде некого коллективного субъекта социального действия, и не только в сети, но и на улицах; с другой — стать элементом информационных войн, в которых происходит захват не территории и сырьевых ресурсов, а сознания и культуры, вплоть до изменения ментальности, идентичности, национального психо- и генотипа, матрицы социального и государственного устройства. Состояние и содержание постпостмодерна формируется в рамках глобализирующегося социального пространства и вместе с тем его гло-кализации по разным основаниям. Постмодернизм распространял необходимость учета уникальности на отдельную личность, постпостмодернизм переводит этот принцип на уровень социумов разных типов, что, впрочем, не столь уж и ново. Фактически в постпостмодернизме глокали-зация понимается как акцентирование социальной (а не индивидуальной) уникальности в рамках глобального социального пространства. Классический пример — Япония, Южная Корея, Сингапур, Гонконг и т. д. Все они присутствуют в глобализирующемся пространстве и вместе с тем остаются глубоко национальными социумами, сохраняющими прежде всего свою культуру и идентичность, хотя и впитывают неизбежные элементы глобальной культуры. Содержательная сторона постпостмодернизма — транссентиментализм, отражающий напряжение и усталость от постоянных деконструкций нонклассики, продлившейся более ста лет. На практике это — отражение стремления к возвращению к очевидным ценностям, лиризму, более или менее уважительному, а не иронично-стебовому цитированию «высоких» образцов, деидеологизация исторического наследия, надежда на приемлемое будущее. В этом отношении даже гламур, вероятно, — более постпостмодернизм, чем собственно постмодернистская эстетическая ориентация, ведь «шик и блеск» воспринимаются его адептами уже почти без иронии, всерьез. Но гла-мур слишком далек от «вечных ценно стей», сентиментально сти, академизма. Сегодня ему на смену приходит новая — «ванильная» (условно) — эстетика. Ее наивная искренность, ожидание хорошего будущего, желание повседневной «утонченной красоты» ближе к постпостмодернизму, чем «классический гламур». Как ни странно, значимой эстетической базой для формообразования в постпостмодерне могут стать элементы соцреализма. «Большой стиль» вызывает сегодня интерес самых различных, в том числе рафинированных, аудиторий. Еще один перспективный вариант и интенция постпостмодернистской эстетики — ностальгия. Огромный успех в 2011 году фильма «Артист», стилизованного под немое кино, не кажется случайным. Успех «Буранов-ских бабушек» на конкурсе «Евровидения» в мае 2012 года — из того же ряда. В этом же конкурсе участвовал 75-летний Э. Хампердинк, звезда западной эстрады 1960—1980-х годов. Итак, человек общества постпостмодерна будет находиться: (1) в пространстве интерактивного виртуального воздействия; (2) это социальное пространство будет предполагать в качестве одного из элементов коммуникации создание технообразов разного типа, соавтором которых станет управляемая аудитория и которые будут выполнять роль аттракторов; (3) духовная культура и аксиология такого социума и человека будет предполагать приоритет «вечных ценностей», «светлого будущего», концепт счастья и т. п., снижающих ощущение риска повседневности. Эстетически эта аксиология будет, возможно, выражена в рамках некоторого нового «большого стиля», исторической основой для которого может стать неоклассицизм в разных его вариантах. Специалисты социально-гуманитарного профиля пока не работают или работают очень ограниченно с парадигмой постпостмодернизма. Но вот Д. Ритцер, автор концепции «макдональдизации», в своей книге говорит о тенденции к постмак-дональдизации, переходу к иному принципу социального устройства и управления, который, правда, еще плохо просматривается[6]. Впрочем, социокультурная динамика сегодня столь высока, что через только намечающуюся идейную и эстетическую платформу постпостмодернизма общество может просто «перескочить»[7]. Современное общество, элиты и исследователи не могут не считаться с тем, что одной из главных экзистенциальных проблем социума является массовый человек. Сегодня он — доминанта, он активен и инициативен во всех своих проявлениях, в том числе в области духовной культуры. Он плавно «перетекает» из общества модерна в общество постмодерна, и теперь уже — постпостмодерна. Прежде всего из его рядов рекрутируется средний класс. По своей сути массовый человек не авторитетен, а авторитарен. Авторитет наделяет человека уважением; авторитарность требует (тщетно) уважения. Личность идет вглубь; массовый человек скользит по поверхности, принимая за открытие и истину первую родившуюся мысль. Авторитет не нуждается в лишних украшениях (наградах, званиях, почитании); авторитарность не может без них обойтись. Авторитет открыт и искренен (потому он и авторитет); авторитарность секретничает и интригует. Авторитетный человек ставит принципы выше правил, реальные достижения выше, чем статус; авторитарный — с точностью до наоборот. В результате склонность к лицемерию массового человека взяла верх над открытостью и искренностью в современном мире, а свобода — над необходимостью и ответственностью, хотя и не устранила и неспособна устранить их полностью. Все эти и другие черты массового человека пока больше склоняют к пессимизму, нежели к оптимизму. Вместе с тем в природе массового человека заложен потенциал его собственного преодоления. Движение в сторону постпостмодерна оставляет надежду на успешное решение части из немногих здесь рассмотренных и других проблем общества эпохи модерна и постмодерна. А поскольку все эти процессы происходят в обществе, которое является не только самоуправляемым, но и прямо управляемым (в разных странах в разной степени и с разной эффективностью), было бы теоретическим упущением не связать между собой эти факторы. Постпостмодернизм и принципы социального управления
Это повышает шансы на то, что решение и управляющее воздействие будет внутренне принято социумом и людьми и окажется эффективным, а философская рефлексия по поводу движения от постмодернизма к постпостмодернизму не станет пустым, никому не нужным занятием. Вернуться назад |