О том, что Маяковский — не бронзовый памятник с Триумфальной площади, а живой человек с сильным и теплым телом и нормальным желанием это тело одеть и украсить, напомнила нам выставка «Маяков­ский „haute couture”: искусство одеваться». Заглавие-матрешка состо­ит из двух частей: «Маяковский:от кутюр» — глава из книги Ларисы Колесниковой (Колесникова 2008)¹, многие годы заведовавшей мемори­альным фондом Музея; «Искусство одеваться» — название журнала, который оформляла художница Валентина Ходасевич.

За славой Маяковского-поэта забывается его первая ипостась худож­ника. А значит, и в живописи, и в одежде у него был отменный вкус. И еще он умел создать образ. Мог, например, взять у сестры желтую ленту и повязать на шею вместо галстука: «Костюмов у меня не было никогда. Были две блузы — гнуснейшего вида. Испытанный способ — украшаться галстуком. Нет денег. Взял у сестры кусок желтой ленты. Обвязался. Фурор. Значит, самое заметное и красивое в человеке — галстук» («Я сам»). Как настоящий художник, Маяковский носил банты разных расцветок и кашне из черных и желтых квадратов. На собственноручно нарисованной обложке его первого стихотворного сборника «Я!» красуется бант.

На выставке я наконец увидела, какого оттенка была знаменитая желтая кофта Маяковского. Оттенок этот — теплый, канареечный или, говоря словами самого поэта — цвета заката:

Я сошью себе черные штаны

из бархата голоса моего.

Желтую кофту из трех аршин заката.

Сшила кофту из ткани с черной вертикальной полосой мать поэта А.А. Маяковская. В желтой кофте и цилиндре Маяковский выглядел сногсшибательно — так, что полиция запретила ему в этой кофте вы­ступать. Поэт маскировался: приходил в пиджаке, а перед выходом на сцену переодевался в кофту. «Кофта фата» — хотел назвать первый сборник своих стихов Маяковский. Фатовской образ придавал ему уве­ренности на публичных выступлениях:

Хорошо, когда в желтую кофту

душа от осмотра укутана!

Первое турне футуристов — Давида Бурлюка, Василия Каменского и Маяковского — немало обязано своим успехом желтой кофте. Гоно­рары за вечера футуристы, по словам Каменского, получали «шаля­пинские». Канули в лету времена, когда единственное пальто у Мая­ковского было подарено Бурлюком. После турне в гардеробе поэта появились розовый муаровый смокинг с черными атласными отворо­тами, красный бархатный жилет, блестящий пиджак, модное пальто.

В самые безбытные послереволюционные годы Маяковский умел поддерживать свой быт — на Лубянке, в крохотной комнате-лодке, где платяным шкафом ему служил чемодан-кофр. Уже потом, в квартире на Гендриковом, появился солидный платяной шкаф, с откидываю­щейся полочкой и зеркалом для бритья. Шкаф тоже стоит на выставке, а рядом — фотография бреющегося перед этим шкафом Маяковско­го с безумным взглядом и опасной бритвой в руке. Невольно думаешь о его конце — и, как защитная реакция, всплывает хорошо знакомая шутка Маяковского. Как-то он хотел одолжить у соседей бритву и по­лучил отказ. «Бритва занята и будет занята еще долго», — нелюбезно сказали ему. «Понятно: слона бреете», — отрезал поэт.

В 1920-е годы, вместе с художниками-конструктивистами Алек­сандром Родченко, Варварой Степановой и Любовью Поповой, Маяковский работал над созданием нового, советского быта — красивых, удобных и массовых вещей. Его старшая сестра Людмила, окончившая Строгановское училище, работала художником по тканям на фабриках «Трехгорная мануфактура» и «Красная Роза». На выставке есть образ­цы ее тканей, как и ткани Поповой и Степановой; последние — кон­структивистская, ранняя версия возникшего гораздо позже оп-арта. В редактируемом Маяковским журнале «ЛЕФ» печатались и теоретиче­ские статьи об одежде (экземпляры статей Варст (Варвары Степановой) «Костюм сегодняшнего дня — прозодежда» и Осипа Брика «От кар­тины к ситцу» представлены на выставке), и модели одежды. В экспо­зиции — два спортивных костюма Варвары Степановой (реконструк­ция Н. Левит): красно-белые блузы, юбка и шорты конструктивистских форм, сшитые из дешевой бязи, резко контрастируют с добротным гар­деробом самого Маяковского: английское кепи, тонкие французские сорочки, твидовое пальто. В 1927 году он прочел трудящимся лекцию на тему «Даешь изящную жизнь».

Некоторые считают, что «буржуазное» пристрастие Маяковского к красивой одежде и аксессуарам привила поэту Лиля Брик, сама мод­ница и щеголиха. Из-за этого пристрастия пролетарский поэт впослед­ствии получил репутацию «советского денди». Конечно, после знаком­ства в 1915 году с Лилей облик Маяковского изменился: на фотографии с ней он выглядит влюбленным, счастливым, как никогда элегантным. Но элегантность и артистизм, как еще раз убеждает в этом выставка, был свойственен поэту и раньше, и многим позже знакомства с Лилей. Встретившись с Маяковским, Теодор Драйзер писал: «динамичный, он выглядел как боксер и одевался как актер» (Колесникова 2008: 42). На стройном, атлетичном, пластичном Маяковском отлично сидела любая одежда — и блуза, и смокинг, и домашняя куртка, которую он особенно любил. Он не разделял элегантность и удобство — и в одеж­де, и в обуви. Голландский журналист Нико Рост встретил поэта на Курфюрстендамм: «Свободная, напоминающая боксера стойка, его фигура была приметна среди пешеходов. Он шагал широко, как мо­ряк на суше» (там же: 112). Вместе они пошли покупать Маяковскому обувь. Тот выбрал спортивные ботинки на толстой подошве — «креп­кие, как Россия» и оказавшиеся самыми дорогими. У него вообще были дорогие вкусы. Но разве хороший вкус может быть дешевым?

Любую

одежу

заказывайте Москвошвею,

и…

лучшие

девушки

нашей страны

сами

бросятся

вам на шею, —

писал Маяковский, но одежду для себя и наряды для Лили продолжал привозить из-за границы. Кстати, сохранилась пара туфель от фирмы «Вестон», привезенная из Парижа. Туфли — как новенькие. «Вечная вещь» — говорил о вестонах Маяковский. Да, они оказались вечными, но только благодаря тому, что когда-то были на ногах поэта. Сам же он под любой одеждой оставался нагим и свободным:

Сорвем ерунду пиджаков и манжет,

крахмальные груди раскрасим под панцирь,

загнем рукоять на столовом ноже,

и будем все хоть на день, да испанцы.

 

Чтоб все, забыв свой северный ум,

любились, дрались, волновались.

Эй!

Человек,

землю саму

зови на вальс!

 

Возьми и небо заново вышей,

новые звезды придумай и выставь,

чтоб, исступленно царапая крыши,

в небо карабкались души артистов.

 

Литература

Колесникова 2008 — Колесникова Л. Другие лики Маяковского. М., 2008.

 

Примечание

1. Я благодарю заведующую выставочным отделом Музея Юлию Ни­колаевну Садовникову за помощь в подготовке рецензии и предо­ставленные фотографии.