1762 год стал годом изгнания иезуитов из Франции. Это событие, в котором янсенистам совершенно справедливо отводится главная роль, положило конец конфликту, будоражившему французское общество на протяжении целого столетия. Конфликт этот, который в значительной мере сводился к противостоянию янсенистов и Общества Иисуса, не может быть понят без учета целого ряда церковных и политических реалий того времени: споров сторонников галликанизма и ультрамонтантов; конфликта светского клира и представителей монашеских конгрегаций; противостояния французских парламентариев и монархии. Недаром с середины XVIII в. термин «янсенизм» используется во Франции в первую очередь как синоним политической оппозиции монархии и папскому Риму в лице иезуитов. Но если отвлечься от этих конфликтов и взглянуть на янсенизм и иезуитизм как явления интеллектуального порядка, то перед нами в первую очередь – два кардинально отличных подхода к решению теологической проблемы о степени влияния благодати на свободу человеческой воли. Теологическая по своей изначальной природе полемика, начатая в стенах Сорбонны, во многом благодаря едкому перу Блеза Паскаля (1623–1662) превратилась в дискуссию салонную, что привело к упрощению и вульгаризации сути проблемы.

Понятие общей справедливости, о которой Аристотель упоминает в 5-ой главе «Никомаховой этики», является камнем преткновения для исследователей. На его туманный характер указывает, например, такой известный исследователь этики Аристотеля, как В.Харди. Настоящая статья представляет собой первый опыт вербализации этой принципиально важной философской интуиции. Актуальность задачи связана, по крайней мере, с четырьмя причинами. 1. Усилившимися в последние годы утверждениями об изменении предмета справедливости в моральном сознании XXI века. Так Н.Фрэзер, например, полагает, что можно наблюдать постепенный переход от «справедливости распределения к справедливости признания». Этот переход означает, что наиболее актуальными становятся отнюдь не социальные проблемы распределения обществом ограниченного количества благ между подозрительными и завистливыми индивидами, но проблемы признания достоинства и самого права на существование групп, в том числе и маргинальных, будь то национальные или сексуальные меньшинства, женщины или цветные люди, пенсионеры или инвалиды. Этот переход означает также переход от языка политической экономии, которым говорила предшествующая политическая философия, к языку культуры. Иначе говоря, переход от интереса к распределению материальных благ к интересу в воздаянии благами духовными и прежде всего признание права на достоинство.

В настоящей статье я хочу предложить модели нравственного поведения, сформулированные в формальном логическом смысле, с тем чтобы показать как в моральной мотивации работают разного рода эмоции. Я отдаю себе отчет, что предложенные далее модели поведения будут содержать определенное упрощение форм поведения, встречающихся в реальной жизни. Тем не менее упрощение является средством любого теоретического анализа. Так что и в подходе к морали оно вполне оправдано. В процессе удовлетворения различных потребностей организма мы сталкиваемся со следующими механизмами проявления эмоциональной регуляции: это, во-первых, эмоции-стимулы, запускающие поведение. Они могут быть разными по силе и знаку. Состояние неудовлетворения какой-то потребности выражается в отрицательных эмоциях, выражающих некоторое напряжение, тоску, разочарование. Но доминирующей здесь является позитивная мотивация, так как именно она определяет желание. На эту исходную мотивацию в процессе удовлетворения потребностей накладывается новое эмоциональное воздействие со стороны эмоций контролеров. Они отражают радость удовлетворения и неудовлетворения по поводу достижения промежуточных и итоговых результатов. Высокая вероятность удовлетворения некоторой потребности усиливает возбуждение от предвкушения близкого достижения результата и тем самым создает усиленное эмоциональное восприятие (позитивное) всего процесса удовлетворения определенной потребности.