«Могучей аватаре времени, всепобеждающей и образотворящей светоносной энергии наций, древнему свету, которым союзы народов себя осветили и который вновь явлен нашим взорам...» – эти слова можно было прочитать на титульном листе книги, вышедшей в тысяча восемьсот восьмом году сразу в двух немецких издательствах – у Лехнера в Нюрнберге и у Бессона в Лейпциге. Заглавие по тем временам отличалось краткостью: «Свет с Востока». Зато посвящение растянулось более чем на страницу – и напоминало ритуальное славословие божества. «...Возвышенному герою, который – на этот раз в Германии – словно священный огонь, разорвал... завесу тьмы и которому суждено полностью развеять ночь, что тяготела над немцами и страшила их...» Каждый новый эпитет как будто стремился превзойти предыдущий; одна метафора соперничала с другой: «...Тому, кто воздвигнет в Германии храм солнца, в котором германцы вновь раздуют пламя древнего единства... Тому, кто... вновь откроет нам Восток и сделает возможным свободное общение с колыбелью человеческого рода и раем наших праотцев...».

В отечественном юнговедении первая попытка компаративистского анализа психоаналитического наследия Юнга и буддизма была предпринята петербургскими учеными в сборнике статей «История современной зарубежной философии: компаративистский подход». В параграфе «Юнг и буддизм» отмечалось, в частности, что интерес Юнга к буддизму обусловлен, прежде всего, его исследованием буддийских практик работы с сознанием, а также подчеркивалось, что эти исследования (в том числе и восточных текстов) позволили Юнгу провести аналогии с собственной теорией бессознательного и архетипов, и использовать полученные сведения в психотерапевтических целях. Примечательным фактом в данной связи является признание и самого Юнга в том, что его метод анализа бессознательного окончательно прояснился для него только после того, как он обратился к изучению восточных религий и философий. Таким образом, в произведениях классической индийской, тибетской и китайской литературы Юнг нашел не только много родственного своим идеям, но и получил импульсы для их развития.

Многочисленные упоминания о времени (kāla), встречающиеся практически во всех книгах Махабхараты, не могут остаться незамеченными для исследователей и переводчиков этого памятника. Большая их концентрация наблюдается в 12-ой книге Махабхараты и в меньшей степени в 13-ой, содержащих, наряду с достаточно сформировавшейся системой философских взглядов, «слои», относящиеся к более раннему периоду героической дидактики. Именно на материале этих книг мы и будем исследовать круг значений слова кала и разнообразные представления, связанные с понятием времени. Целью данной статьи является попытка описать и классифицировать возможные типы действия в зависимости от понимания времени. Все случаи употребления слова кала, а также словосочетаний, в которые оно входит, можно условно разделить на две группы. В первой речь идет о времени в абстрактном понимании как о «высшем владыке» – Парамешваре (parameśvara), которому часто приписывается космогоническая функция: оно создает миры, поддерживает их существование и, в конце концов, уничтожает их. Пример такого текста мы находим в первой главе «Анушасанапарвы»