Александр Сергеевич Пушкин (1799 — 1837) занимает особо почетное место в истории русской литературы и — шире — русской культуры как ее центральное имя. Это определило и особое положение имени Пушкина в русском национальном сознании. Комментируя известное определение Ап. Григорьева: «Пушкин — наше все»3, выдающийся ученыйфилолог Г.О. Винокур заметил: «В этой крылатой фразе нашла себе выражение та истина, что чувство любви и близости к Пушкину для русского человека неотделимо от его национального сознания». Ср. суждение другого выдающегося ученого Л.Я. Гинзбург: «Любовь к Пушкину (непонятная для иностранцев) — верный признак человека русской культуры. Любого другого русского писателя можно любить или не любить — это дело вкуса. Но Пушкин как явление для нас обязателен. Пушкин — стержень русской культуры, который держит все предыдущее и все последующее. Выньте стержень — связи распадутся». Еще Ф.М. Достоевский заостренно выразил мысль о значении Пушкина в краткой афористической формуле: «Без понимания Пушкина нельзя и русским быть». Или, как заметил выдающийся русский мыслитель начала XX века В.В. Розанов: «Пушкин есть мера русского ума и души: мы не Пушкина измеряем русским сердцем, а русское сердце измеряем Пушкиным».

Мне посчастливилось более сорока лет читать в Латвийском университете систематический семестровый курс, посвященный творчеству Пушкина. Наш университет был едва ли не единственным высшим учебным заведением, в котором последовательно из года в год курс о Пушкине был представлен как самостоятельная учебная дисциплина, конечно, тесно связанная с общим курсом истории русской литературы первой половины XIX века; параллельное чтение обоих предметов создавало условия для лучшего представления творчества Пушкина как центрального ядра русского литературного процесса 1810 — 1830-х годов, о включенности великого поэта в литературное движение его эпохи, границы которой практически совпадают со временем с начала века до рубежа 1840-х годов

Шел 1965 год… Не успел я в 1961 году поступить в университет, как нам раздали список тем для будущих курсовых работ. Я выбрал себе «Четверть лошади» Г. Успенского. Почему? Да название показалось смешным. Товарищи мои на мой выбор посмотрели с некоторым недоумением. Я не успел даже прочесть «Четверть лошади», как меня забрали в армию (в тот год, благодаря Н.С. Хрущеву, забирали и с дневного). Вернулся через три года и собирался заняться искомой «Четвертью лошади», но по разным причинам мне пришлось отказаться от этой идеи. Тем более, что мне объяснили: если чемто и заниматься, так только у Льва Сергеевича Сидякова первой половиной XIX века или у Дмитрия Даниловича Ивлева поэзией ХХ века. А если заниматься у Льва Сергеевича, то Лев Сергеевич еще ведет Пушкинский кружок, где можно говорить не только о Пушкине, но о литературе вообще, поскольку Пушкин — это наше все. И тут нам опять раздали список тем для будущих курсовых работ. На сей раз я выбрал пушкинскую оду «Вольность». Почему? Отчасти из-за названия, а отчасти, как говорится, бессознательно, по целому ряду других причин, которые только позднее стали мне приоткрываться. Стихотворение «Вольность» и сегодня мне кажется богатым во многих отношениях, хотя в последние годы это стихотворение Пушкина все чаще зачисляется в разряд юношеских, незрелых, сомнительных