Как сообщает один из издателей «Латинской патрологии», Андрей из Кверцетана, «это письмо из монастыря св. Гильдасия, расположенного в Бретани, которым тогда управлял аббат Петр Абеляр, он написал к другу, имя которого в этом пространном письме ни он сам, ни Элоиза, как она напомнила во втором своем письме, не сообщают. Это повесть. Ибо во всем тексте письма он тщательно истолковывает свою жизнь сызмальства до того времени, в которое он его написал. Он не упоминает вовсе и об Иоанне Росцелине, наставнике, ученейшем философе, близость с которым подтвердил епископ Оттон Фрейзингенский, крупный писатель, живший в то же время. То же прочее, чем он мучился в душе, что претерпел, какой завистью воспламенялись против него его соперники, он описывает изящно и отвечает своим ревнивым недоброжелателям быстро, по возможности кратко и доказательно. Наконец, кажется, что это письмо он написал скорее для собственного утешения, нежели для утешения друга, а именно: чтобы и настоящие бедствия более спокойно перенести, вспомнив прошедшее, и легче избавиться от страха угрожающих опасностей. Ведь никакие душевные муки друга он не поставил рядом со своими, чтобы они могли оказаться более тяжкими при сравнении». Письмо было написано между 1132 и 1136 годом, поскольку владения монастыря Параклет были утверждены буллой папы Иннокентия П в конце 1131 г., а из монастыря св. Гильдасия Абеляр бежал в 1136 г., открыв школу в Париже. Само имя Абеляра в истории имело разные начертания: Abaelardus (Гильлельм (Гильом) из Нанжи, регулярный каноник из Сен-Викторской обители Иоанн), Abailardum (Бернард Клервоский, Оттон Фрейзингенский, Готфрид и Роберт Аутиссиодоренские, Ф.Петрарка), Abaulardum (автор хроники Санских архиепископов), Abaielardum (неизвестный каноник из Тура), Abelardum (Винцент из Бове), Abayelart (Иоанн Клопинелл, король Филипп Красивый), Abulart (неизвестный поэт Х1У в.), Abaalarz (календарь Параклета). Перевод публикуется по: Patrologiae cursus completes... series Latina... acc. J.P. Migne (далее - MPL). T.78. Географические названия и имена даны в их латинском начертании. Известно несколько переводов «Истории моих бедствий» на русский язык - и 1959 г. С последним мы дружески работали, выясняя правильность передачи стиля, радостно соглашаясь с некоторыми трактовками и огорчаясь по поводу, на наш взгляд, некоторых неточностей или опущенных мест. Ссылки на библейские тексты и учителей церкви сделаны издателями «Латинской патрологии». Многие пояснения, сделанные в издании 1959 г., здесь не повторяются. Географические названия даны в их средневековом виде: читатель мгновенно попадает в другой мир с другим языком и с другим содержанием всех, казалось бы, привычных понятий.

Хайдеггер постоянно обращается к теме техники. Две работы он отводит этой теме специально - это «Вопрос о технике» и «Поворот» (у нас - в сборнике «Бытие и время»).
    Что отличает постановку Хайдеггером вопроса о технике? Наметим следующие несколько пунктов.

1) Хайдеггер отказывается воспринимать технику просто как средство, и строить свои размышления о ней в таком ракурсе;

2) Хайдеггер отказывается морализировать по поводу техники, научно-технического мышления и технократического мира, хотя в его намерения также входит дать ему исчерпывающе полную историческую, культурную и философскую оценку;

3) Хайдеггер склонен видеть в наступлении технократической эпохи наиболее ясное и отчетливое проявление того характерного способа «мышления бытия», которое сложилось на Западе и определяет, в конечном итоге, его «судьбу»;

4) Чтобы понять технику, Хайдеггер предлагает вдуматься в то, что он называет «существом», или «сущностью» техники;

5) Это «существо», или «сущность» отличны от собственно техники, не совпадают с ней и непохожи на нее;

6) Чтобы продумать существо техники, мы должны проследить за его становлением и увидеть его исток в традиции западного мышления, как выстраивает ее Хайдеггер.

Физикализм, будучи формой перевода языка «неточных наук» (психологии, биологии, социологии) на язык физики как точной науки, является одновременно формой сциентистского миропонимания, для которого методы и понятия естествознания, прежде всего физики, обладают преференциями и являются эпистемологическими и методологическими образцами для всех остальных форм знания. Физикализм выполнял критическую функцию относительно других форм знания, в которых явно или неявно вводились ненаблюдаемые сущности, даже давалось их теоретическое описание и тем самым язык этих наук включал множество далеких от реальных референтов сущностей (идеальных объектов, фикций, операторов, функторов и т.д.) и бессмысленных предложений. Физикализм был способом очищения языка науки. Он был аналитическим и основывался на каузальном объяснении, т.е. неопозитивистское миропонимание (кроме феноменализма М.Шлика) исходило из универсальности причинно-следственных связей, их действенности и реальности, и в мире знания. Однако уже квантовая механика, прежде всего принцип неопределенности В.Гейзенберга, отказала каузальному объяснению в универсальности. В квантовой механике возникли вероятностные модели описания квантово-механических явлений. Это и было одной из причин осознания недостаточности физикализма и перехода к пробабилизму.