Владимир Аршинов
|
Проблема ценностей является одной из актуальнейших проблем становления современной цивилизации. И в этом качестве она, как, впрочем, практически все проблемы современного цивилизационного развития, предстает перед нами как проблема выбора возможных путей этого развития вместе с набором оценок возможных рисков этого выбора перед лицом вызовов тревожных неопределенностей грядущего будущего. Размеры настоящей статьи не позволяют сколько-нибудь подробно осветить все заявленные в ее названии аспекты проблемы ценностей. Мне бы не хотелось так же специально заниматься изложением сути того, что разными авторами называется синергетическим подходом. Отмечу лишь, что присутствие в том или ином тексте таких терминов как «аттрактор», или «бифуркация» вовсе не обязательно свидетельствует о том, что его автор этим самым подходом реально руководствуется. Моя цель в данном случае состоит в том, что бы эскизно представить один из вариантов синергетического подхода как «мышления в сложностности» (thinking in comlexity) (К.Майнцер),[1] ориентированного преимущественно на сетевой, рекурсивно-коммуникативный подход к феноменам культуры, рассматриваемых в контексте исторической динамики их самоорганизации в сопряжении с технологическим развитием. Подчеркну, что понятие «сложность» естественным образом присуще синергетике: сложностное мышление ее основной атрибут. Характерно, что издательство «Шпрингер», год назад объявившее о запуске новой серии монографий «Шпрингер: Сложностность.Понимание сложных систем» предваряет ее следующими словами: «Сложные системы –это системы которые состоят из множества взаимодействующих частей, обладающих способностью порождать новые качества на уровне макроскопического коллективного поведения , проявлением которого является спонтанное формирование различимых темпоральных, пространственных или функциональных структур». В свою очередь в моделировании таких систем «можно выделить следующие главные концепции и инструменты: самоорганизация, нелинейная динамика, синергетика, теория турбулентности, динамические системы , катастрофы, нестабильности, стохастические процессы, хаос, графы и сети, клеточные автоматы,адаптивные системы, генетические алгоритмы и компьютерный интеллект.В программе «Шпрингер:сложностность» формируются две издательские книжные платформы: это-- новая серия монографий «Понимание сложных систем», фокусирующихся на разнообразных приложениях сложностности и широко известная Шпрингеровская серия “Topics in Synergetis”, посвященная ее качественным теоретическим и методологическим основаниям в контексте ее конвергенции со сложностью, которая сама по себе есть синергетический процесс.[2] Мы живем в сложное время в истории человечества. По словам Эрвина Ласло мы живем «в эпоху глубокой трансформации—сдвига в цивилизации»[3]. Этот сдвиг Ласло именует макросдвигом, поясняя, что «макросдвиг—это бифуркация в динамике эволюции общества, в нашем мире, насыщенном взаимодействием и взаимозависимостью, это бифуркация человеческой цивилизации в ее квазицелостности». Что же касается бифуркации, то это термин, заимствованный из нелинейной хаотической динамики сложных систем, означает, что «непрерывная прежде траектория эволюции сложной системы разветвляется: после бифуркации система эволюционирует иначе, чем до бифуркации». Описывая динамику эволюционного процесса в человеческом обществе, Э. Ласло выделяет четыре фазы макросдвига, указывая, что управляющим параметром в этой динамике являются прежде всего технологические и социальные инновации.В настоящее время мы находимся в третьей, критической (или «хаотической») фазе макросдвига, динамика которого репрезентируется тем, что в синергетике именуется параметром порядка. И именно на этой фазе, когда человеческое общество достигает пределов своей стабильности, оно становится сверхчувствительным и остро реагирует на малейшие флуктуации. В этой критической точке хаоса макросдвига, в принципе может обрести свой новый, нелинейный смысл утверждение, согласно которому будущее не столько теоретически предсказывается, сколько практически создается. Но что это реально означает? Можно ли, например, сказать, что речь идет о проектировании будущего, создании его желаемого образа и, соответственно, об управлении настоящим из будущего, таким образом, что бы «выйти из хаоса» на новую траекторию «устойчивого развития» человеческой цивилизации? Попытка найти ответ на таким образом поставленный вопрос несет в себе риск впасть в очередное технократическое заблуждение, согласно которому прогресс человечества полностью определяется технологической траекторией его развития. Аутентичный синергетический подход в данном случае рекурсивным образом отклоняет траекторно-точечное, линейное-причинное описание связи событий, заменяя это описание герменевтическим пониманием пути как сети. По словам И.Пригожина, «наше видение природы претерпевает радикальные изменения в сторону множественности, темпоральности и сложности».[4] В синергетическом видении , которое, собственно говоря, и имеет ввиду И.Пригожин, «начинает возникать другой мир, мир, который тем не менее является фундаментальным и знакомым, который всегда в полете: самоорганизующаяся сеть потоков и событий , протягиваемая через ткацкий станок мимолетного настоящего».[5] И тогда, порожденный траекторным представлением исторических процессов, вопрос об исходе макросдвиге нуждается в радикальном переосмыслении, «перезагрузке» в новом парадигмальном дискурсе, порождаемом концептами сложностности, сети, трансцендентности и коммуникации, конструирования и трансформации. Термины сложностности, сети, как и термин управление в данном случае понимаются как «зонтичный» термин, под которым кроется семейство так называемых «фоновых практик»-совокупностей принятых в культуре способов деятельности и коммуникации с этой деятельностью так или иначе сопряженной.[6] Здесь важно, что эти «фоновые практики» в наши дни «эпохи макросдвига» находятся под воздействием управляющих параметров, с необходимостью порождаемых стремительным становлением современных медийных технологий и, прежде всего, Всемирной паутиной ИНТЕРНЕТа. И именно в результате этого осознаваемого синергетического управления метапрактиками внимательности общий фон социокультурных практик порождает инновационное разнообразие коммуникативных фигур-гештальтов, формирующих современную сетевую технокультуру и техногнозис. За последние десять лет исследования в области философии науки и технологии в их междисциплинарном и трансдисциплинарном контекстах обзавелись новым концептом: «конвергирующие технологии». Несколько раньше, в середине 90-х годов, на само явление “растущей конвергенции конкретных технологий в высокоинтегрированной системе, в которой старые изолированные технологические траектории становятся буквально неразличимыми”, обратил внимание социолог М. Кастельс. При этом он подчеркивал, что «технологическая конвергенция все больше распространяется на растущую взаимозависимость между биологической и микроэлектронной революциями, как материально, так и методологически”.[7] Фиксируя это явление, новый концепт существенно расширяет свое содержание, ставя в фокус управляемого внимания синергетическое взаимодействие между самыми разными областями исследований и разработок такими как нанонаука и нанотехнология, биотехногия и науки о жизни, информационные и коммуникационные технологии, когнитивные науки. И именно этот фокус в наши дни становится источником технологических и сопряженных с ними социокультурных инноваций. Ведущиеся сейчас на Западе интенсивные дебаты по поводу конвергирующих технологий стали по сути форумом для исследований будущего в контексте становления современной нанотехнонауки. Новое, «посткастельсовское» прочтение понятия конвергирующих технологий начало стремительно формироваться, начиная с 2001 года, когда под эгидой Национального научного фонда США была выдвинута так называемая NBIC[8] – инициатива. В этой инициативе четко выделяются два целевых фокуса-аттрактора. Первый акцентирует внимание на синергетическом объединении вышеназванных областей исследований и разработок в нанометрическом масштабе, что обещает уже в обозримом будущем цепную реакцию самых разных технологических инноваций, в своей совокупности обещающих глобальную трансформацию самого способа развития человеческой цивилизации в целом. Этот фокус можно назвать так же экономико-технологическим. Что же касается второго, то он акцентирует внимание на проблеме «улучшения человека», «человеческой функциональности» (improvinghumanperformance), или «расширения человека» (humanenhancement).[9] Нет ничего удивительного поэтому, что NBIC-модель конвергирующих технологий (NBIC–тетраэдр) всколыхнула новую волну энтузиазма среди адептов трансгуманистического движения (Ник Бостром, Рей Курцвейль, Вернон Уиндж), увидевших в ней реальный практический инструмент создания следующего поколения постчеловеческих существ, трансформации всего того, что Ханна Арендт назвала «человеческой обусловленностью».[10] Здесь ни в коей мере не преследуется цель подвергнуть критике воззрения трансгуманистов. Во-первых, эти воззрения сами по себе неоднородны.[11] Во вторых, я считаю гораздо более конструктивным рассматривать воззрения современных трансгуманистов не с точки зрения фиксации их экстремальных экзотических характеристик, а в более широком контексте их возможной синергийной конвергенции со всем междисциплинарным (и трансдисциплинарным) комплекстом современного социогуманитарного знания. Например одна из разновидностей трансгуманизма - экстропизм - ориентируется на такие концепт-принципы как «само-трансформация», «динамический оптимизм», «интеллектуальный технологизм», «спонтанное упорядочение», «открытое общество» (Макс Мор), которые, в свою очередь, могут служить конструктивной методологической основой для осознаваемого управления процессом конвергентной эволюции социогуманитарных исследований и технологий, вовлеченных в становление так называемого NBIC-тетраэдра.[12] Авторы «тетраэдрической» концепции взаимосвязи конвергентных технологий М. Роко и В. Бэйнбридж утверждают, что конвергенция реализуется как синергийная комбинация четырех быстро развивающихся областей науки и технологии: (а) нанотехнологии и нанонауки; (б) биотехнологии и биомедицины, включая генную инженерию; (с) информационные технологии, включая продвинутый компьютинг и новые средства коммуникации; (д) когнитивные науки, в том числе когнитивные нейронауки. Утверждается так же, что сейчас эти области человеческой деятельности, как эволюционно-сопряженной совокупности практик познания, изобретения и конструирования, достигли такого уровня инструментального развития, при котором они должны вступить в интенсивное синергетическое взаимодействие, результатом которого явится становление качественно новой супер-нано-технонауки, открывающей перед человеком и человечеством новые горизонты собственной эволюции как осознанно направляемого трансформативного процесса. Естественно возникают вопросы: О какой собственно эволюции идет речь: о биологической, социальной или, быть может, биосоциальной? Куда и кем (или чем) это эволюция должна «направляться»? Какие формы она может принять? В контексте конвергентного технологического тетраэдра Роко и Бэйнбриджа ответов на эти вопросы мы не получаем. Эта концепция инструментальна по своему генезису и структурно соотносится с четырьмя базовыми идеальными элементарными нано-объектами: атомами, генами, нейронами и битами, символически располагаемыми в его вершинах. Процесс конвергенции, синергийность тетраэдра предполагает, что «на уровне наномасштаба атомы, цепи, код ДНК, нейроны и биты становятся взаимозаменяемыми».[13] Тем самым нанотехнологии становятся в NBIC–модели синергетическим параметром порядка, подчиняющим своей логике процесс эволюции конвергентных технологий. Нанообъекты становятся фокусом синергетической интеграции. Однако из этой асубъектной логики взаимозаменяемости нанообъектов эволюционно-антропологический дискурс как таковой не складывается. Здесь важно только отметиь, что нанообъекты – это не более чем символические продукты когнитивной машины Декарта, продукты практик «очищения», создающих, согласно Бруно Латуру «две совершенно различные онтологические зоны, одну из которых оставляют люди, другую —“нечеловеки” (non-humains)».[14] Опять–таки не углубляясь в подробности акторно-сетевой теории (ANT) Латура[15], заметим еще, что в фокусе внимания Латура, его симметрийной антропологии, находится проблема преодоления того, что он называет Великим разделением (или разрывом) Нового времени. Это разделение отсылает к «двум совокупностям совершенно различных практик». О второй совокупности практик «критического очищения» (машинах Декарта) уже было упомянуто выше. Что же касается первой совокупности практик, то она соответствует тому, что Латур называет сетями. Эти практики можно еще назвать машинами Деррида-Делеза. Их продуктами является вездесущая реальность гибридов природы и культуры, или квазиобъектов или, быть может, «субъект-объектов», которые «перешагивают через барьеры между культурой и природой, деятелем и материалом»[16]. Итак, вместо декартовского NBIC-тетраэдра возникает технологически опосредованная конвергенция между материальными уровнями реальности и когнитивными уровнями человеческого опыта. Такого рода медиация процессно реализуется в наномасштабе генерацией все большего количества медиаторов – квазиобъектов-вещей и знаков, как квазиинтерсубъективных коммуникаторов. В таковые и превращаются прежде всего предварительно «очищенные» идеальной машиной Декарта атомы, гены, нейроны и биты. Но здесь не случайно выделен курсивом термин «наномасштаб», поскольку за его границами природа, общество и дискурс, по словам Латура, «все еще удерживаются на расстоянии друг от друга и все три не принимают участия в работе по созданию гибридов, они формируют ужасающий образ нововременного мира: абсолютно выхолощенные природа и техника; общество, состоящее только из отражений, ложных подобий, иллюзий; дискурс, конституированный только эффектами смысла, оторванного от всего остального».[17] Таким образом проблема состоит в том, чтобы всячески стимулировать процесс конвергентного расширения практик технокультурной антропологически ориентированной медиации, рекурсивно порождающих гибридные когнитивные интерфэйсы между конвергирующими уровнями реальности. При этом сложностность как нередуцируемая целостность и есть тот потенциальный контекст, в котором эта «двойная» технокультурная конвергенция только и может в полной мере осуществляться. Итак, конвергентная междисциплинарная связь нанотехнологии с био-, информационными и особенно когнитивными технологиями, с необходимостью выводит нас на проблему их медиативно- сетевого осмысления в контексте интеграции с социогуманитарным знанием, быть может в рамках программы симметричной антропологии Брюно Латура или социального конструктивизма в духе Н.Лумана или современной постфеноменологии техники и технологии. Итак,формирование новой технонаучной практики синергийно сопряженного научного исследования и инженерного конструирования в контексте развертывания процессов наноконвергенции, ставит перед современной философией науки и техники целый ряд новых вопросов междисциплинарного и трансдисциплинарного значения. Ответы на эти вопросы, в свою очередь, с необходимостью предполагают рекурсивное расширение и трансформацию ее исследовательского поля, переосмысление прежних философских перспектив и конструирование новых. При этом особый интерес представляют философские практики, порождаемые конструктивным осознаванием той качественно новой ситуации междисциплинарности, в которой формируется современная нанотехнонаука. Вот как ее описывает уже упоминавшийся нами выше Брюно Латур: «Вот уже двадцать лет , как мои друзья и я изучаем эти странные ситуации, которые не в состоянии классифицировать та среда интеллектуалов, в которой мы обитаем. За неимением лучшей терминологии, мы называем себя социологами, историками, экономистами, политологами, философами и антропологами. Но к названиям всех этих почтенных дисциплин мы всякий раз добавляем стоящие в родительном падеже слова «наука» и «техника». В английском языке существует словосочетание science studies, или есть еще, например, довольно громоздкая вокабула «Наука, техника, общество». Каков бы ни был ярлык, речь всегда идет о том, что бы вновь завязать Гордиев узел, преодолевая разрыв, разделяющий точные знания и механизмы власти - пусть это называется природой и культурой. Мы сами являемся гибридами, кое-как обосновавшимися внутри научных институций, мы - полуинженеры, полуфилософы, третье сословие научного мира, никогда не стремившееся к исполнению этой роли, - сделали свой выбор: описывать запутанности везде, где бы их не находили. Нашим вожатым является понятие перевода или сети. Это понятие – более гибкое, чем понятие «система», более историческое, чем понятие «структура». Более эмпирическое, чем понятие «сложность», — становится нитью Ариадны для наших запутанных историй»[18]. И, теперь, последний вопрос: а что же архаика, какова ее роль в решении проблемы макросдвига, с указания на которую я начал эту статью. В контексте кратко намеченного нами синергетически осмысливаемого сетевого подхода к технонаучной и культурной конвергенции вполне естественным образом возникает иной (не технократически прогрессистский) взгляд на архаику. И здесь я полностью солидаризируюсь с позицией В.М.Хачатурян, которая отмечает, что в современном научном дискурсе «архаика из далекого прошлого переместилась в в план реального настоящего, став актуальной при рассмотрении культуры и психической деятельности отдельной личности.Одновременно в гуманитарной науке кардинально усложнилось и трансформировалось отношение к архаическому—дологическоскому, иррациональному мышлению, доцивилизационной, архаической культуре в целом…».[19] Рекурсивно замыкая нанодискурс этого повествования, приведу еще высказывание Эрика Дэвиса, которым он завершает свой интеллектуальный бестселлер «Техногнозис: Миф, магия и мистицизм в информационную эпоху», и которому я обязан ключевым термином «сетевой путь» в его названии. «У многих обитателей Земли…просто мало выбора: поворот уже на горизонте.Медленно, опытным путем, «сетевой путь» возникает посреди стремлений и хаоса—многогранный, но интегральный модус духа , который может гуманно и разумно передвигаться по технологическому дому зеркал, не выпадая из резонанса с древними путями или способностью преодолевать алчность, ненависть и заблуждение, которые навлекает на себя человеческая жизнь»[20]. Идея сетевого пути в контексте синергетической сложностности естественным образом резонирует с идеей единства мировой культуры рассматриваемой в коммуникативной целостности ее разноообразных форм и осуществлений. Как справедливо подчеркивает О.Н.Астафьева, «взаимодействие культур основано не только на сходстве их ценностно-смысловых оснований, но и на признании различий между «своей» и «другими» ( «чужими», «иными») культурами. Восприятие «инаковости» и/или «различий» -- та исходная позиция, от которой во многом зависит направленность межкультурного диалога, его осуществление и результаты…Коммуникация как взимодействие субъектов в формах диалога и общения является смыслообразующим и конструирующим социальное пространство процессом.Взаимное сосуществование «своего» и «чужого» предполагает «бытие-друг-с-другом в границах совместно обжитого социокультурного пространства» [21] Таким образом идея синергетически сложностной сети путей выводит нас заново на проблему интерсубъективности как на центральную проблему социальной синергетики как одной из системообразующих конструкций современной теории «помнящей культуры»[22] С моей точки зрения социальная синергетика имеет статус постнеклассического трансдисциплинарного исследовательского проекта, перспективы которого не могут быть определены однозначно[23]. Это обусловлено рекурсивно-коммуникативной (нелинейной) природой синергетического дискурса, его «циркулярным» характером. Природа синергетического циркулярного мышления такова, что посредством рекурсии, т.е. повторного вхождения в форму (описываемого исчислением Спенсера-Брауна), оно стремится достичь креативности и инновационности. Для оценки эвристического потенциала синергетики вообще и социальной синергетики, в частности, важно иметь в виду перспективы ее «встречи» с теми формами философского мышления, которые по видимости с синергетикой никак не связаны. Поэтому настоящее обсуждение трансдисциплинарного контекста интерсубъективности способствует как его обогащению наработками в рамках синергетической парадигмы, так и дальнейшему развитию самой этой парадигмы за счет кооперативных эффектов в результате встраивания в иной контекст. Обращаясь к предшествующим этапам формирования синергетики, можно оценить принципиальное значение когнитивных практик рекурсивного общения с иными дисциплинами для ее становления. Впрочем, для некоторых наблюдателей «со стороны» эта практика сродни хождению по кругу, не дающему ничего нового для понимания специфики интерсубъективной коммуникации. И в этом, я полагаю, источник упреков в адрес синергетики в редукционизме, механицизме и физикализме. С другой стороны, справедливости ради, следует отметить, что рефлексивный компонент когнитивной практики синергетики как рекурсивной (нелинейной) междисциплинарной коммуникации также не получил должного развития. Но именно в этой когнитивной «практике второго порядка» синергетика претендует на то, чтобы стать инструментом интерсубъективной междисциплинарной и трансдисциплинарной коммуникации. Любопытно, что почти в то же время, когда Г. Хакен инициировал свой синергетический проект, Эдгар Морен - мыслитель, внесший значительный вклад в разработку междисциплинарной методологии и философии познания сложности, - писал: «Мы смутно предвидим возможность превращения порочного круга в действенный цикл, становящийся рефлексивным и генерирующим сложное мышление»[24]. Здесь уместна параллель с проектом кибернетики второго порядка- «кибернетики кибернетики» Х. фон Ферстера. В рамках этой «новой кибернетики» и формируется синергетически осмысленная коммуникативная интерсубъективность. Инструментами ее сборки выступают такие принципы, как принцип эпистемологической рекурсивности, трансформированный в принцип креативного когнитивного цикла, принцип параметра порядка, принцип подчинения, трансформированный в принцип коммуникативного процессуального гештальта, дополнительности «фона» и «фигуры», наконец, принцип наблюдаемости, трансформированный в принцип границы, различения и соединения внешнего и внутреннего, «Я» и «Другого» посредством повторного вхождения (Re-entry) познающего субъекта в порождаемую им темпоральную интерсубъективность. Все эти принципы синергетики взаимосвязаны. Их соблюдение создает предпосылки для феноменолого-герменевтического понимания синергетики в качестве постнеклассического междисциплинарного направления исследований процессов самоорганизации как в «естественно-природных», так и в социокультурных контекстах без методологического принуждения (или подчинения) одного другому. Проект синергетически ориентированной интерсубъективности получит новые импульсы своего развития в сфере социальной синергетики, если в его рамках удастся рефлексивно удерживать и конструктивно развивать его основные принципы. Из сказанного вытекают, по крайней мере, два взаимосвязанных вывода. Первый: необходимость формирования синергетической интерсубъективности как системной целостности нередуцируемых друг к другу понятий «Я», «личность», «другой», «self». Второй: этот процесс должен быть конструктивно связан с предшествующим развитием синергетики как множеством коммуникативных междисциплинарных встреч. По моему глубокому убеждению, социосинергетический субъект второго этапа развития синергетики может быть реализован в совокупности рекурсивно оформленных «встреч-узнаваний» синергетики с иными концептуально оформленными практиками современных междисциплинарных взаимодействий. Этим «иным» для синергетики могут стать современные дискурсы радикального конструктивизма, кибернетики второго порядка (неокибернетики) фон Ферстера, автопоэзиса Варелы и Матураны, коммуникативной социологии Н. Лумана. И, что не менее важно, – феноменологии Э. Гуссерля. Можно выразиться и иначе: интерсубъективность синергетики второго порядка возможна как результат постнеклассической «встречи» синергетики с современной конструктивистской социокибернетикой и киберсемиотикой, а также с современной теорией «сложностности» (или хаоса) и, наконец, с акторно-сетевой теорией Б. Латура, Д. Ло, М. Каллона[25]. В известном смысле это и путь трансцендентального эмпиризма Делеза и Гваттари. Путь, на котором становится (собирается) синергетический субъект, - это «сетевой» путь. «Синергетику, вне всякого сомнения, следует относить к универсалистскому направлению. Есть два важнейших течения— ранее упомянутый редукционизм и холизм. Синергетика занимает промежуточное положение между этими двумя крайностями —или, лучше сказать, положение посредника…».[26] Но этот срединный путь синергетики в контексте ее собственной рефлексии предстает не траекторией механического движения частицы И.Ньютона, а вероятностной, виртуальной сетью, матрицей-оператором, рекурсивно связывающим образы-картинки (гештальты), возникающие в сознании частичных наблюдателей, которые «так и роятся во всех науках и во всех системах референции».[27] Образ роящихся «частичных наблюдателей», производящих когнитивные акты наблюдения, измерения, именования, узнавания, принятия решений, в конце концов, понимания, и порождает тот образ сетевого хаоса, трансформация которого в сетевой порядок и является задачей сетевого синергетического субъекта как субъекта имрового культурного процесса. Что же это за «сетевой порядок»? Приведем отрывок из статьи Х. фон Ферстера, написанной в ответ на поздравительное письмо Н. Лумана в честь его 80-летия. Продолжая ранее начатый диалог с Луманом, фон Ферстер указывает на две исследовательские программы возможности прогрессивного сдвига в социальных исследованиях. Первая связана с расширением или, быть может, углублением содержания концепта рекурсивной функции. «Мы все знаем о тех беспрецедентных результатах, которые были получены благодаря использованию рекурсивных функций в теории хаоса и других областях. Но я ощущаю, что эти результаты теории хаоса могут быть приложимы к социологическим проблемам только метафорическим образом. Почему? Исследования хаоса в целом используют функции , а функции - это только отношения между числами….Но социология не работает с числами. Социология работает с функциями . А функции функций называются функторами. Функтор есть система, в которой имеется соответствие между одной группой функций и другой группой функций . И я предлагаю развить исследовательскую программу, в которой используются рекурсивные функторы». Вторая программа связана с проблемой «теории композиции». Она, согласно фон Ферстеру, состоит в следующем: «Пусть мы имеем систему А и систему В, и нам хотелось бы интегрировать их в систему С . Каковы правила интеграции, композиции, позволяющие возникнуть системе С ? …Это проблема обнаруживается в концепции автопоэзиса. И в автопоэтическом контексте она выглядит следующим образом: «Как я могу соединить вместе (bring together) автопоэтическую систему А с автопоэтической системой В так, чтобы новая система С так же была автопоэтичной?..Это проблема, с которой мы сегодня сталкиваемя в социальной теории »[28] К сожалению, констатирует фон Ферстер, пока нет никаких правил для создания различных возможных композиций таких систем. Но именно это ориентированное на социальную синергетику конструктивное композиционирование автопоэзисов как разнообразия культур и есть главная проблема их единства в глобальном человеческом измерении. Будущие сценарии (позитивные или негативные) современного макросдвига как трансформации цивилизации во многом будут обусловлено нашими успехами или неудачами в ее понимании и своевременном решении. [1] Майнцер К. Сложностносистемное мышление.Материя,разум,человечество: новый синтез.М.,2008. Англоязычное издание этой книги имеет название «Thinking in complexity» , что буквально и означает «мышление в сложностности».См. так же М.Кастельс. Информационая эпоха.М.,2000,с.79 [5] Дэвис Э. Техногнозис: Миф, магия и мистицизм в информационную эпоху. Екатеринбург УльтраюКультура,2007. С.447 [8] NBIC = Nano-, Bio-, Information Technologies and Cognitive Sciences, т.е. так называемые конвергентные технологии, к которым относятся нанотехнология, биотехнология и генная инженерия, информационные и коммуникационные технологии и когнитивные науки, играют важную роль в решении проблемы «технического усовершенствования человека». Сегодня, как подчеркивают неоднократно как западно-европейские и американские исследователи этой проблематики, недостаточно уже изучения того, как отдельные технологии (прежде всего из вышеназванных технологий) влияют на развитие общества и человека. Необходимо исследовать их конвергентное (сопряженное) влияние также и друг на друга, учитывая всю палитру их возможных применений. Причем сами эти применения (не только уже имеющиеся, но и предполагаемые) оказывают воздействие и на развитие научно-теоретической базы этих технологий. [9] Английские термины в скобках указаны по необходимости обратить внимание на еще одну немаловажную проблему: а именно - проблему адекватности их перевода на русский язык. В англоязычных экспертных текстах термин “human enhancemеnt” зачастую трактуется как конкретизация «improving human performance» с дополнительным пояснением, что речь идет о технологическом усилении, приращении человеческих способностей, модификации человеческой телесности и интеллекта. [11] Достаточно полное представление о современном состоянии трансгуманистического движения как у нас в стране, так и за рубежом можно составить ознакомившись с содержанием недавно вышедшей книги «Новые технологии и продолжение эволюции человека? (Трансгуманистический проект будущего). М., 2008 [12] Имеется ввиду фигура, объемно-геометрически представляющая эмерджентную совокупность (NBIC) попарных взаимодействий конвергирующих технологий: Nano-, Bio-, Info-, Cogno-процесс. [13] Bouchard R. BioSytemic Synthesis. Science and Technology Foresight Pilot Project, STFPP Research Report # 4,Ottava,June 2003 [15] кстати говоря, являющейся в настоящее время самым подходящим инструментом для адекватной концептуализации всего проблемного поля конвергирующих технологий как технологий «human enhancement». [21] Астафьева О.Н. Целостность культуры как «единство множественности».//Синергетическая парадигма:социальная синергетика.Москва. « Прогресс-Традиция» 2009, сс146-147 [22] Ассман Я.Культурная память.Письмо, память о прошлом.и политическая идентичность в высоких культуразх древности. Москва. Языки славянской культуры.2004 Опубликовано: Личность. Культура. Общество. Т. 13. № 2. 2011. С. 79-89
|
26 февраля 2013 | Рубрика: Интелрос » Рейтинг » Рейтинг 2008-2013 » Материалы рейтинга "СОФИЯ" |