Истоки философии права принято относить к античности, хотя как самостоятельная наука философия права еще не существовала. Одной из центральных в греческой философии была проблема наилучшей организации общества и государства. Для человека античности культ государства составлял высшее единство его жизни. В этой связи отдельная личность мыслилась по преимуществу в качестве гражданина. Хотя у древних греков изучение права еще не выводится в особую часть научного знания, но между тем почти через все работы проходит мысль о необходимости преклонения перед авторитетом закона. Под законом здесь мыслятся все правила общественного поведения, как результат мудрого опыта. Аристотелем, например, совершенное государство мыслилось как совершенство законов и представляло собой воплощение порядка, меры. Вне государства, считал он, для человека нет жизни: «вне государства (живут) или животные или Боги». Человеческое совершенство, по Аристотелю, есть совершенство государства и совершенство законов. Так же и для Платона – государство представляло собой воплощение закона, порядка, меры: категории – «симфонии», «симметрии»

Философско-публицистическое наследие К.Н.Леонтьева – важный источник по истории общественно-политической мысли России второй половины XIX столетия. Будучи частью русской духовной культуры той эпохи, Леонтьев не мог оставить без внимания интеллектуальное брожение в среде русской интеллигенции, особенно если данное направление затрагивало сферу его личных или профессиональных интересов. Результат – критические статьи, которые помимо критики как таковой должны были донести до читателя авторскую оценку происходящего. Поэтому можно утверждать, что публицистика Леонтьева есть одна из форм философствования, вне анализа которой невозможно целостное представление о мировоззрении мыслителя. Мнения современных исследователей по поводу социально-политических, культурологических взглядов и литературной критики, являвшихся предметом большинства статей Леонтьева в органах консервативной печати XIX века, относительно единодушны. Иное отношение – к религиозно-философскому мировоззрению Леонтьева. Критики рассуждений философа в этой области (на грани светской и церковной культуры) наделяли Леонтьева эмоциональными эпитетами имморалиста, паписта, человеконенавистника, определяя его мировоззрение как антихристианское в целом. Насколько основательны и беспристрастны подобные утверждения? Попытаемся ответить на этот вопрос, отнюдь не претендуя на непогрешимость выводов и допуская сравнения с церковно-православной традицией настолько, насколько это позволяет сделать знакомство с литературой по богословию. Религиозная философия Леонтьева неоднозначна по содержанию, поскольку вопросы веры, догматики и культа, сущности христианства часто рассматриваются в контексте социально-политических проблем взаимоотношения государства и церкви, монашества и общества. При этом мы далеки от ее понимания как христианской метафизики. Такой подход противоречил бы общему принципу леонтьевских размышлений, отмечавшего у себя склонность мыслить не абстрактными категориями, не по-философски, а «слишком реально и по-человечески». Более того, свое отношение к метафизике Леонтьев выразил словами Вольтера: «Когда человек говорит, и никто его не понимает, и когда он сам, наконец, начинает ничего не понимать, – это метафизика!» (1, с. 72). Не отрицая в целом необходимость метафизики для правильного понимания православия, Леонтьев оставляет ее в удел другим современникам, например В.С.Соловьеву, и уделяет максимум внимания практическому воплощению христианских догматов, православию как ведущему началу человеческого общежития. Провозглашенный Леонтьевым примат в христианском учении мистически-догматического момента веры над его этической стороной дает основания вслед за писателем охарактеризовать его религиозную философию как мистическое учение. Именно мистицизм как «расположение веровать в нечто таинственное, выше видимого мира и выше нашего разума стоящее», по мнению К.Н., нужен человечеству «для подъема приниженных помыслов наших» (4, С. 467). Именно мистицизм делает возможной дисциплинирующую функцию религии, т.к. мистический страх, т.е. страх перед чем-то более сильным, чем наша воля и наш ум, побуждает к смирению, послушанию, а значит, делает возможным загробное спасение. Мистицизм лежит в основе исторического фатализма Леонтьева в масштабах как отдельно взятой личности, так и целых культур. (Этот момент, как ни странно, сближает Леонтьева с учением о случайности и необходимости Л.Н.Толстого.) Не случайно в автобиографии К.Н. прибегает к сравнению себя с ветхозаветным Иовом, которому нечем возразить на слова: «Но где ж тебе... тебе!.. смертному постичь цели Божии...» (10, с. 320).

На рубеже, а также в начале новых тысячелетий и столетий общество, как сразило, подводит итоги своего развития. Не были исключением для Украины рубежи XVIII и XIX столетий, как для Российской империи и Европы в целом. Не будем анализировать события на политической и исторической арене Европы – они всем известны. Взглянем на картину общего духовного состояния социума того времени и поймем, что в первых десятилетиях XIX века мы встречаемся с «брожением умов» в более точном и прямом смысле этого выражения, чем, скажем, в начале XX столетия, где «брожение умов» подразумевало под собою революционную реальность. Революции в Европе XIX и XX веков отличаются между собою как по содержанию, так и по своим последствиям. Великая французская революция конца XVIII века, результаты которой стали оказывать непосредственное воздействие на переустройство общества как раз в начале нового столетия, повернула значительную часть европейского общества к демократии, Октябрьская же социалистическая революция – к уничтожению многих демократических свобод, прежде всего свободы мыслить и говорить. Эти революции отличались между собой как по замыслу, так и по направленности, поскольку лозунги Великой французской резолюции как бы возвращали к извечным человеческим ценностям и этическим идеалам.