В 1928 году Джон Дьюи посетил СССР, знакомился с Ленинградом и Москвой, встречался с людьми культуры и педагогами, беседовал с Н.К.Крупской, посещал экспериментальные школы и детские воспитательные колонии, в том числе возглавляемую известным российским педагогом С.Шацким, и др. Дьюи не был любопытствующим визитером. В 1907 году на русском языке была издана и получила широкий резонанс его первая философско-педагогическая работа «Школа и общество» (она многократно переиздавалась вплоть до 1925 г.) затем последовало издание новых его работ: «Психология и педагогика мышления» (1915), «Школы будущего» (1918), «Введение в философию воспитания» (1921), «Школа и ребенок» (1922). Имя его было хорошо известно в философско-педагогических кругах России и его встречали как признанного классика педагогики. Что еще важнее, его идеи прогрессивного обучения широко применялись педагогами-новаторами в школьной практике. (До 1925 г. в российской педагогике пользовались влиянием идеи Л.Н.Толстого и Д.Дьюи, позднее вытесненных новой советской идеологизированной педагогикой.)

Переименование Петрограда в Ленинград, несомненно, является символом, но символом чего – здесь ум теряется в догадках. Иногда оно кажется символом конца, неким полным переселением душ. Временами оно наполняется какой-то язвительной иронией. В самом деле, можно вообразить, как враг нынешнего режима нашел бы злобное удовлетворение в том, что этот запущенный, обтрепанный город окрещен именем Ленина. Его приходящий в упадок, несущий на себе печать разложения, вид был бы для него самым красноречивым комментарием к претензиям большевиков на провозглашение нового и лучшего мира. Но понимаешь и то, что город не просто нес на себе имя Петра, энергией и волей которого он был вызван к жизни. Все в городе говорит о его творческой неуспокоенности. Возможно, царь Петр и в самом деле был, как его часто теперь называют, Первым Большевиком, а Ленин – его подлинным преемником и наследником.

Я – личность и вы тоже личность. Этот тезис не вызывает никаких сомнений. Я – человеческое бытие и, вероятно, вы также являетесь им. Если вы обижаетесь на слово «вероятно», вас можно обвинить в неком виде расизма, ибо для нас важна не принадлежность к одному и тому же биологическому виду, а то, что мы – личности, относительно же последнего я не выразил сомнение. Достоинство кого-либо определяется не его биологическим происхождением, не тем, что он рожден женщиной и родился ли он вообще. Обычно мы игнорируем это обстоятельство, усматривая в человеческом определяющий признак личностного. Происходит это, несомненно, в силу коэкстенсивности или почти коэкстенсивности данных терминов в нашем контексте. В нашем месте и времени человеческие существа признаны единственными личностями и почти все человеческие существа мы принимаем за личности. Хотя нам не трудно вообразить существование биологически весьма иных личностей, – населяющих, скажем, другие планеты, – мы также признаем условия, освобождающие человеческие существа от личностного или по меньшей мере от некоторых очень важных элементов личностного. Например, новорожденным человеческим существам, существам с ментальными дефектами, существам, признаваемыми профессиональными психиатрами нездравыми отказано, в личностном или во всяком случае в существенных элементах личностного