Библиотека » Портреты » Александр Бузгалин
Почти два века, прошедшие с рождения Карла Маркса ознаменовались рождением и… многократно объявлявшейся смертью научной школы и общественного течения, неслучайно названных по имени их основателя – марксизмом. Само это имя стало значимым как, наверное, никакое другое в общественных науках: оно не оставляет безразличным никого. Марксизм ненавидят и едва ли не обожествляют. Его ниспровергают и им клянутся. Его критикуют, развивают и… регулярно объявляют окончательно умершим.
Тема марксизма была и остается одной из наиболее обсуждаемых, причем в нашем Отечестве именно в последнее время все чаще и чаще выходят работы, посвященные этой научной школе[1]. В результате начало 2000-х годов стало периодом достаточно четкого самоопределения значительной части мыслящих обществоведов по отношению к этому течению.
Кто ныне не марксист?
Первая группа, сформировавшаяся еще на рубеже 80-х – 90-х годов прошлого века, - это право-либеральные критики марксизма, которые считают марксизм не наукой, а идеологией, причем идеологией исключительно вредной – нацеленной на подавление демократии и свободы, на подчинение индивида тотальности, ниспровержение эффективной рыночной системы утопической и реакционной моделью всеобщего обобществления и т.п. В чистом виде это направление ныне редко обнаруживает себя в научной среде. Однако его «окультуренная» версия, признающая за марксизмом право на существование в виде некоторого раздела в области истории науки и даже «полезного горшочка» в области некоторых исследований некоторых общественных процессов, вновь заявила о себе в последние годы в рамах течения, близкого к социал-либерализму. Это течение в основном представлено экономистами, которые отрицают фундаментальные политико-экономические идеи Маркса (трудовая теория стоимости, теория прибавочной стоимости и т.д.), едва ли не все политико-идеологические выводы из его теории, но считают возможным использовать некоторые тезисы из области социальной философии. Одной из наиболее ярко видимых отличительных черт этого течения является жесткая привязка марксизма как теории к реалиям СССР как практике применения этой теории при явно отрицательном отношении к советской системе и явно позитивном – к модели Западного мира[2].
Несколько большими симпатиями к марксизму характеризуется очень размытое течение, которое условно можно обозначить как «социал-демократическое». Его представители признают, во-первых, правоту основных положений марксизма применительно к реалиям 19 века и, во-вторых, поддерживают основные идеи продвижения в направлении большей социальной справедливости и гуманизации существующего общества. При этом фундаментальные выводы Маркса о «конце предыстории» и скачке человечества к «царству свободы» ими в большинстве своем либо замалчиваются, либо прямо отрицаются, либо интерпретируются существенно иначе, чем Марксом (в виде идей постиндустриального общества и т.п.). Это течение представлено главным образом специалистами в области социальной философии и политологами. Они стремятся к «позитивной конвергенции» основных достижений марксизма и либерализма в теории, элементов капиталистической системы и социализма – на практике. Характерной чертой этого течения 2000-х годов, отличающей его от «ревизионизма» столетней давности, является пристальное внимание к проблемам нового качества общественного развития в условиях генезиса постиндустриального общества[3].
Собственно к марксизму принадлежит поле различных работ левых интеллектуалов, в которых делается попытка некоторой доработки марксизма применительно к реалиям новой эпохи без выхолащивания ключевых особенностей этого течения общественной мысли. При всем различии немногочисленных представителей этого течения, большинство из них остается в поле материалистического понимания истории и ищет пути движения к качественно иному, нежели нынешняя общественная система, миру будущего[4].
Именно к этому спектру принадлежит, в общем и целом, пост-советская школа критического марксизма, о которой и пойдет главным образом речь в заключительной части этой статьи[5].
В противоположность этому течению в нашем Отечестве сохраняется и ортодоксальный марксизм, в лице одних представителей доходящий до сталинско-ждановской гротесковости, в лице других – возвышающийся до адекватности классике. В большинстве случаев он воспроизводит основные положения советских стандартов середины прошлого века с добавлением минимальных новаций и более или менее сильным сталинистским душком. В «чистом виде» это течение так же мало характерно для современных работ. Последние годы оказались представлены, скорее, попытками наиболее талантливых представителей этого направления сделать некие шаги по развитию классического наследия, правда, при сохранении коренных черт этого течения, которое я выше неслучайно назвал «ортодоксальным»[6].
Зарубежный марксизм конца XX – начала XXI века представлен широчайшим спектром работ, которые в общем и целом лежат в рамках тех же крупных течений общественной мысли, но при этом у него есть и существенные особенности.
Не останавливаясь на них сколько-нибудь подробно (это тема огромного специального исследования) я бы отметил лишь три, не слишком свойственные для российских реалий специфических направления развития марксизма вне нашей страны.
Во-первых, это методологические коррекции марксизма. Со времен «аналитического марксизма» в США и Западной Европе одним из наиболее влиятельных является аморфное течение сторонников соединения марксистской теории с методологией позитивизма и прагматизма. В последние два-три десятилетия к ним добавились многочисленные попытки скрещения марксизма с постмодернизмом (левое крыло последнего собственно и выросло из марксизма).
Во-вторых, это различные вариации на темы скрещения марксизма с другими влиятельными течениями общественной мысли в области теории. Наиболее известны здесь различные варианты фрейдо-марксизма, а так же теоретические новации на почве эко-социализма, привнесения в марксизм идей феминизма и т.п. материи, не слишком хорошо известные в России, но крайне популярны среди сочувствующих марксизму интеллектуалов на Западе.
В-третьих, это исследования, ориентированные на развитие марксистских идей в новых условиях обострения глобальных проблем и применительно к реалиям развивающихся стран.
Впрочем, как я уже заметил, анализ зарубежного марксизма, представленного и в новом веке десятками течений и изданий не входит в нашу задачу.
Перед автором в данном тексте стоит несколько иная проблема: показать ставшую вновь весьма и весьма значимой актуальность марксизма и раскрыть некоторые отличительные особенности сложившейся в нашей стране постсоветской школы критического марксизма.
2. К проблеме актуальности классического марксизма
Начну с жесткого тезиса: вне реактуализации, в его классически-чистом виде теория Карла Маркса (но не весь марксизм как всемирное течение, которому уже более полутора столетий) сегодня имеет достаточно ограниченную, хотя и далеко не нулевую актуальность. Реактуализация необходима и она в значительной степени уже проведена марксистами. Здесь, правда, есть некий «нюанс»: реактуализация методологии и теории марксизма может развертываться только при условии:
(1)критики догматического марксизма прошлого века, превратившего работы Маркса в Библию, к тому же истолкованную инквизиторами для своих нужд;
(2)критики не менее догматического анти-марксизма, построенного на принципе зряшного отрицания и пропагандисткой хулы и служащего тем же политико-пропагандистским целям догматиков, только принадлежащих к другому лагерю[7];
(3)учета той огромной работы по развитию идей Карла Маркса применительно к новым реалиям, что была проделана и продолжается и в мире, и в России.
Однако и вне развития на протяжении вот уже более 150 лет идей марксизма мы можем зафиксировать как минимум двоякую актуальность работ самого Маркса.
Во-первых, марксизм актуален как классическая методология и теория, остающаяся «работающей» в той мере, в какой не изменились за последние сто с небольшим лет основы общественной жизни человека. Прежде всего, в данном случае, речь может идти об экономической теории и знаменитом «Капитале» как важнейшей работе по этой теме. Если мы рассматриваем «Капитал» как работу, адекватно характеризующую капитализм, каким он был в Англии середины XIX века, то мы можем констатировать: в той мере, в какой фундаментальные основы этой системы не изменились и сегодня, «Капитал» остается актуален буквально.
И здесь есть ряд более и менее очевидных положений. Проще всего увидеть аналогии этой теоретической модели с реалиями индустриального капитализма в ряде отраслей и регионов стран третьего мира и, в частности, России. Несколько сложнее, но вполне реально, показать, что современная глобальная экономика в основе своей остается системой, где производятся товары, где они обмениваются на рынке посредством денег, где до сих пор один социальный слой является владельцем многомиллиардных состояний, а другой остается наемным рабочим, получающим в среднем по земному шару несколько сотен долларов в месяц (примерно как российский рабочий на ткацкой фабрике в Иваново).
Что же касается некоторых общетеоретических положений «Капитала», то здесь принципиально важно подчеркнуть то, что эта теоретическая работа делает акцент на исследовании исторически ограниченных конкретных социально-экономических систем. Такой подход позволяет, в частности, показать, что «рыночная экономика» является одной из таких систем, имеет содержательные пространственно-временные границы.
Сама постановка такой проблемы (согласитесь, достаточно важной в теоретическом – по меньшей мере – отношении) симптоматична. Ни один из учебников экономикс (кроме предисловий, написанных в ряде из них экс-марксистами[8]) эту проблему вообще не видит. Между тем простейший анализ доли населения мира, производящего и потребляющего большую часть продукции посредством участия в товарных отношениях, показывает, что рынок стал господствующей экономической формой лишь… в середине ХХ века. Даже если мы посмотрим на долю мировой продукции, производимой посредством рыночных трансакций, то и здесь рыночная экономика окажется системой, которая едва ли столетие назад стала господствующей в мировом масштабе.
Еще более интересен вопрос о наличие пост-рыночных (т.е. более эффективных, нежели рынок) отношений. Если учесть, что результатом (который следует соизмерять с издержками, чтобы оценить эффективность) для экономики нового века все более становится развитие личностных качеств человека, то вопрос о наличии таких отношений станет не столь уж романтически-утопическим. Если посмотреть, какие отношения и ценности движут субъектами образования (а подавляющая его часть в Европе – некоммерческая), фундаментальной науки, подлинной культуры (не шоу-бизнеса), медицины, деятельности по рекреации социальной и природной среды и т.п., то окажется, что вопрос о пост-рыночных отношениях – это не интенция восстановления сталинского централизма, а по преимуществу проблема организации сознательного регулирования некоммерческих сетей в постиндустриальной сфере экономики. Не менее важна проблема развития отношений свободного труда, преодолевающего узкие рамки наемного труда как работы, где капитал подчиняет труд и перехода к свободному труду, где работник (или их ассоциации, как это делается в научных и иных временных творческих коллективах, публичных университетах и т.п.) сам определяет параметры своей деятельности, ее результаты и доход.
Все это делает марксистскую постановку проблемы исторических границ товарного производства и капитала («рыночной экономики») весьма актуальной. Более того, в работах советских и постсоветских марксистов достаточно подробно раскрыты основные блоки этих отношений[9].
Существенно, что такое, ориентированное на выделение исторически конкретных систем, исследование позволяет показать исторически конкретное и различное для разных эпох содержание тех или иных форм собственности. В частности, то, что частная собственность может быть формой самых разных по содержанию производственных отношений: от личной зависимости и рабства через «классическую» капиталистическую частную собственность к сложным формам социализации частной собственности. Последнее позволяет, например, раскрыть сложную систему отношений, скрытых за формой частной собственности в современной России, где противоречиво соединены не только отношения наемного труда и пережитки личной зависимости, но и многие черты советского патернализма и мн.др. Точно так же сложно и различно может быть содержание государственной формы: от реально частного присвоения государственным чиновником (современная Россия) до действительно общенародного экономического присвоения (равно общедоступные социальные блага в скандинавских странах).
Не менее важно и то, что классическая марксистская теория позволяет показать, где и при каких условиях возникает тенденция не уничтожения, но снятия («Aufhebung» в «Капитале») частной собственности; последнее, в частности, становится реальностью по мере распространения всеобщей собственности – собственности каждого на все, - характерной для культурных благ, знаний[10].
Во-вторых, классическая марксистская теория позволяет раскрыть реальное взаимодействие социально-экономических отношений с материально-техническими основами экономики и социо-культурной жизнью, активностью Человека. В частности, раскрыть проблему экономических причин и последствий смены технологических укладов, экономические основы и границы социальной активности Человека как преобразующего историю субъекта, технологические и социо-культурные границы развития тех или иных экономических систем и т.п.
Особо актуальной эта проблема становится в связи с исследованием постиндустриального общества, где выделяются, прежде всего, фундаментальные изменения в факторах производства («информационное общество» Сакайи) и его структуре («общество услуг» Белла), типе личности («человеческая революция» Печчеи, «креативный класс» Флориды), производственных отношениях («посткапиталистическое общество» Дракера) и т.п.
Продолжим наши размышления. Рассмотрение «рынка» как формы особых производственных отношений, а не только пространства трансакций вне отношений насилия, позволяет, в частности, раскрыть связь отношений товарного производства с особыми технологическими укладами и над-экономическими факторами, показать, какие материальные и пост-материальные условия адекватны и способствуют развитию рынка, какие – нет и почему. Соответственно, марксистская теория позволяет вывести (а не просто постулировать) характеристики того, какой особый тип личности (поведения, мотивации, ценностей) формирует эта системы, раскрыть анатомию товарного (денежного) фетишизма, развивающегося ныне в «рыночный фундаментализм».
Значимо и то, что методология «Капитала» позволяет показать где, как и почему, при каких условиях будут формироваться альтернативные рынку механизмы координации (от бартера до сознательного регулирования), раскрыть природу денег как товара особого рода со всеми вытекающими отсюда следствиями и т.п.
Конечно же, наиболее важным в данном случае остается проблема актуальности трудовой теории стоимости, но эту тему мы в данном тексте не будем комментировать, отослав читателя к другой нашей статье[11].
Не менее актуален и содержащийся в основном труде К.Маркса анализ капитала как системы отношений отчуждения [работника от труда, его факторов и результата] и присвоения [труда, его факторов и результата]. Это исследование позволяет раскрыть экономические основы ряда принципиально значимых социально-экономических феноменов. Среди них - закономерности эволюции подчинения труда капиталу и эволюции этого подчинения от формального к реальному и – далее – современным формам подчинения личностных качеств человека корпоративной «матрице».
На этой основе становится возможным раскрыть причины и условия обострения или, наоборот, смягчения противоречий между субъектами наемного труда и капиталистического присвоения (причем присвоения не только прибыли, но и условий производства, как физического капитала, так и институциональных предпосылок и даже «невещественных активов фирмы»). А это противоречие может вызывать самые различные интенции: от свершения социальных антикапиталистических революций, которых с 1917 года было более 20, до требований социального ограничения «рынка», (точнее – капитала) и нахождения компромиссов («социальное партнерство» и др.), позволяющих снять напряжение этих противоречий. Именно марксистская теория позволяет показать, как, где и почему наемные работники пойдут как класс на компромисс, а где и почему они перейдут к революционным действиям. Не правда ли, полезное (в том числе для представителей имущих страт) знание?
Позволяет марксова теория капитала показать и причины, равно как условия, роста/снижения социальной поляризации («относительного обнищания» пролетариата), в частности, обосновать вывод, что при прочих равных условиях капитал стремится к относительному сокращению доли заработной платы во вновь созданной стоимости, что вне условий социального противодействия со стороны наемных работников ведет к росту социального расслоения. Для наемных работников это вывод, указывающий на необходимость солидарных социально-экономических действий. Для собственников капитала – руководство к действию: если работники и их профсоюзы слабы, можно повышать продолжительность рабочей недели и интенсивность труда, снижать социальные гарантии и т.п. (что и происходит в последние годы в большинстве как развитых, так и развивающихся стран).
Этот вывод так же достаточно подробно развит в многочисленных работах марксистов прошлого и нынешнего веков. На многочисленных фактах он обосновывается в широко известных работах М.Добба, Э.Мандела, П.Суизи и мн.др. Последние данные на эту тему представлены в работах многих марксистски-ориентированных ученых, работающих в диалоге с профсоюзами и многими международными НПО[12].
Если же обратиться к проблематике нашей страны, то актуальность марксистской теории для России связана как с проблемами объяснения прошлого и настоящего, так и с исследованием объективных тенденций рождения возможного будущего.
Что касается прошлого, то известен тезис Грамши о том, что революция 1917 года произошла “не по «Капиталу»”. И это действительно так, если смотреть на проблему узко политико-экономически. Но объективно произошедшие в XX веке во многих слабо- и средне-развитых странах антикапиталистические экономические изменения поставили проблему возможности опережающего развития и решения буржуазных задач (1) прогресса технологии, создания позднеиндустриального уклада и перехода к постиндустриальному и (2) обеспечения материального благосостояния на уровне «общества потребления» для значимой части граждан, профессионального образования и т.д.
Ключ к решению выделенной выше теоретической проблемы отчасти дает методология «Капитала», прежде всего, теория формального и реального подчинения труда капиталу. В рамках последней, в частности, показано, что сформировавшиеся «на вырост» производственные отношения капитализма при благоприятных социально-политических условиях (например, в Нидерландах с XVI века) могли обеспечить опережающее развитие технологий. И, наоборот, при неблагоприятных условиях индустриальные технологии могли развиваться в феодальных формах (крепостные фабрики в России XIX века).
Отсюда гипотеза возможности развития при благоприятных условиях отношений формального освобождения труда на базе недостаточных для посткапиталистической системы технологических и культурных предпосылок. В СССР социальные и политические условия оказались неадекватны для решения задач опережающего развития, некапиталистические формы решения проблем (1) и (2) не были найдены (или были найдены лишь отчасти – в сферах образования, фундаментальной науки, культуры)[13]. Возможно ли нахождение этих форм в других странах в XXI веке – открытый вопрос[14].
В результате кризиса попыток создания посткапиталистического общества на неадекватном базисе в нашей стране в точном соответствие с теорией марксизма реализовалась модель реверсивного движения к капиталистической системе производственных отношений.
Это движение («шоковая терапия») также происходило в неблагоприятных (по критериям теории товара, денег и капитала, представленной в «Капитале») условиях. В частности, для экс-СССР был характерен слом многих параметров системы общественного разделения труда (распад СССР и «Мировой социалистической системы»). В наших странах отсутствовали технологические предпосылки обособленности производителей (высокий уровень концентрации и специализации), не было массы свободных рациональных работников, готовых к наемному труду, и предпринимателей, способных вести капиталистический бизнес (пережитки патернализма, специфическая модель ценностей и поведения и т.п.). Точно так же отсутствовали предпосылки для быстрого накопления капитала, способного поглотить столь большие материальные производственные ресурсы, каковые имелись в СССР.
В силу этих причин ускоренный переход к «рынку» в точном соответствие с «Капиталом» не мог не привести к глубокому кризису, о чем еще накануне «реформ» писали марксисты.
Наконец, «Капитал» как теория и последующие работы марксистов, исследующих прежде всего производственные отношения и отношения собственности, полезен и для понимания действительной анатомии современной российской экономики, где превращенные формы камуфлируют действительное содержание экономических процессов. Названная методология позволяет выделять действительные товарные и капиталистические отношения присвоения, отчуждения, распределения в отличие от добуржуазных, мутантно-«социалистических» специфически-переходных отношений, скрывающихся за видимостными институциональными формами «рынка».
Будущее экономического развития с точки зрения названной методологии может исследоваться в рамках поиска ответа на многие вопросы: какова анатомия капитализма эпохи информационной революции, глобализации и зарождения прото-империи? какие границы существуют у развития (в пространстве и во времени) товарных отношений, денег и капитала («рынка») или же их не существует вообще?
Ответы на эти вопросы ищут и зарубежные, и отечественные марксисты, предлагая широкий спектр решений[15]. В частности, показаны:
Исследование этих проблем, безусловно, представляет немалый интерес, но оно лежит за пределами нашей работы[19].
3. Постсоветская школа критического марксизма: штрихи к портрету
Наиболее интересной для будущего является, однако, не столько анализ актуальности классического марксизма, сколько характеристика возможных направлений его развития. И здесь нам хотелось бы обратить внимание на сложившуюся на протяжении последних пятнадцати лет поствоетскую школу критического марксизма.
Ниже мы лишь суммируем основные выводы этих работ, но прежде хотелось бы суммировать хотя бы некоторые ре-актуализированные современной эпохой положения критического марксизма, которые, на наш взгляд, выдержали проверку временем, но требуют дальнейшего критического развития, как минимум, следующие аспекты.
Во-первых, диалектический метод. Он может и должен быть реактуализирован применительно к существенно изменившимся реалиям и, если говорить об экономической теории, более строго сопряжен с математическими и формально-логическими методами (авторы завершают большой текст на эту тему).
Во-вторых, трудовая теория стоимости и теория прибавочной стоимости. Хотя, по мнению абсолютно доминирующих ныне неоклассиков и даже некоторых сторонников аналитического марксизма, эти теории очевидно неактуальны, мы готовы с этим поспорить. Некоторые краткие аннотации наших соображений по этому поводу были представлены выше. Но главная наша задача – позитивный показ того, как «работают» эти теории в деле теоретического объяснения важнейших феноменов экономики последнего столетия и последних десятилетий. Для этого есть немалый задел в работах зарубежных марксистов. Кое-что сделано и в России, но данная тема требует отдельного солидного исследования и оно впереди. Пока же заметим, что трудовая теория стоимости и теория прибавочной стоимости, в строгом соответствии с их собственной аксиоматикой, верны только в той мере, в какой экономика основана на обособленности товаропроизводителей, общественном разделении труда, массовом производстве продуктов в рамках индустриального производства, лично свободном труде наемного работника и частной собственности на средства производства (рыночная экономика свободной конкуренции – на языке неоклассики). Естественно, современная глобальная неоэкономика существенно отличается по ряду параметров (хотя и не в сущности) от этой модели, что требует исследования того, как генезис постиндустриального общества и глобальная гегемония капитала видоизменяют рынок и капитал.
В третьих, теория взаимодействия производительных сил, производственных отношений и «над»-экономических параметров (социальных, политических, идейно-культурных). Здесь многое может дать использование методологии исследования не только прямых, но и обратных связей, на что указывали и сами классики марксизма, и их критически мыслившие последователи в ХХ веке. На этом делают акцент и современные марксисты, не ограничиваясь указанием на наличие этих обратных связей, но и раскрывая их.
К таким проблемам, относятся, в частности, вопросы обратного воздействия экономических отношений и оформляющих их институтов на развитие науки и технологий, систем «общество – природа», производительной силы человека и, в частности, его креативных способностей. Это и проблемы воздействия отношений «свободной» конкуренции, государственного регулирования и программирования и т.п. на прогресс производительных сил; и вопросы типа технологий и человеческих качеств, развиваемых теми или иными экономическими отношениями, в частности, глобальным капиталом и рынком, «обществом потребления» и др.
Выше мы указывали и на вопросы использования методологии исследования формального и реального подчинения труда капиталу для решения проблем догоняющего и опережающего развития, модернизации отстающих от передовых технологических держав социумов. Не следует забывать и о прямой детерминации производственных отношений производительными силами. Здесь ключевая тема – мера адекватности тех или иных экономических отношений современным глобальным постиндустриальным технологиям, задачам развития креативного потенциала человека и др.
В-четвертых, природа «реального социализма». Ни советская версия «развитого социализма», ни либеральные решения этой проблемы не дают удовлетворительного (во всяком случае – для критических марксистов) ответа на этот вопрос. Ключом для современного постсоветского решения проблемы могут послужить многочисленные разработки левых теоретиков ХХ века в капиталистических странах.
Наконец, теория постиндустриальных трансформаций и глобализации (здесь имеется очень широкий спектр современных творческих марксистских работ). Здесь уже удалось показать специфические для этой эпохи изменения в природе ценности и денег (диффузия стоимости по мере генезиса всеобщего творческого труда, двоякая виртуальность современных денег как агрегата, производного от глобального фиктивного финансового капитала); противоречия труда и капитала (стремление к подчинению не только рабочей силы, но и личностных качеств человека современным корпоративным капиталом, противоречие глобально-организованного, свободно переливающегося по мировым сетям капитала и дифференцированного, национально-локализованного труда, сталкивающегося с жесткими ограничениями свободного перемещения в глобальной экономике), дать специфическую трактовку глобальных проблем, показав, что они вызваны не «естественными» причинами, а конкретной социально-экономической формой – глобальной гегемонией капитала и мн.др.[20]
* * *
Как минимум эти положения мы и постарались развить в названной серии работ авторов, которых с некоторой долей условности можно отнести к постсоветской школе критического марксизма.
Для представления этой школы мы сочли возможным адресовать читателя к выходящей в издательстве «Культурная революция» книге «Социализм XXI века. Тексты пост-советской школы критического марксизма», ибо в ней представлены многие из ведущих ученых, принадлежащих к данной тенденции. Эта книга несколько необычна. Это не монография – для этого собранные в ней тексты недостаточно однородны. Но это и не сборник статей – работа проникнута единым замыслом, некоторой внутренней логикой, явным и неявным диалогом авторов. При всем многообразии оттенков и даже цветов, которые близки разным авторам, нас объединяет ряд принципиальных теоретических положений.
Можно ли всех авторов данной книги отнести к постсоветской школе критического марксизма – это вопрос. Некоторые из нас (прежде всего, профессора Г.Г.Водолазов, В.М.Межуев и В.Н.Миронов) лишь отчасти могут отнести себя к марксистам. Однако и они близки к нашей школе, ибо в их работах с большей или меньшей долей приближения сохраняются те границы теоретического поля, которые в принципе характерны для всех нас.
Мы все базируемся на определенном наследии, которое и сделало нас теми, кто мы есть. И для нас в этом наследии, прежде всего, важен К.Маркс, на работах которого мы все выросли. В отличие от догматического советского (и не только) «марксизма» авторы этой книги исходят из того, что критика К.Маркса и его сподвижников, развитие этого блока идей через их существенное обогащение и изменение в соответствии с изменяющейся реальностью и делает нас не просто марксистами, но марксистами критическими, не боящиеся подвергать сомнению все, с чем они сталкиваются в своей общественно-теоретической практике.
Гораздо сложнее отношение авторов к различным последователям К.Маркса. Одни из нас будут тяготеть к теоретическим работам К.Каутского, другие В.Ульянова; для одних ближе Н.Бухарин, для других Л.Троцкий. Но ни один из нас не берет на веру в качестве догмы работы того или иного представителя из плеяды «пост-марксовых» марксистов.
Есть, однако, круг ученых ХХ века, прежде всего марксистов, чьи труды стали едва ли не наиболее значимыми для нас. Это такие ученые, как Дьердь Лукач, Михаил Лифшиц, Эвальд Ильенков, Жан-Поль Сартр, Эрих Фромм и многие другие представители творческого гуманистического марксизма (и не вполне марксизма) прошлого века. При этом у каждого из нас, конечно же, есть свои предпочтения. У экономистов они одни (например, диалог с пост-кейнсианством у С.Дзарасова), у философов культуры – другие (например, у Л.Булавки – с Н.Злобиным), у политологов – третьи (так, для В.Миронова оказалось принципиально важным соотнесение с работами М.Хардта и А.Негри). Но мы все выросли из классического наследия К.Маркса и творческого советского марксизма, особенно – работ «шестидесятников».
Что же касается западного марксизма, то здесь мы все оказались достаточно далеки от аналитического марксизма, несколько ближе к школе «Праксиса», выборочно склонны к диалогу с левым постмодернизмом (В.Миронов, отчасти – В.Межуев), в большинстве относясь к нему сугубо критически; столь же ограниченным является наш диалог и с теоретиками западной социал-демократии. Как ни странно покажется советскому читателю, мы оказались ближе к работам теоретиков новых социальных движений, эко-социализма, левым исследователям постиндустриальных тенденций и глобальных проблем, современным ученым, близким к троцкистской и еврокоммунистической тенденциям. Перекликается наш подход и с разработками американского внепартийного марксизма 50-х - 70-х гг. ХХ в. и некоторыми идеями Франкфуртской школы.
Что касается нашего Отечества, то здесь наша школа в большинстве своем (исключение по некоторым вопросам составляют Г.Водолазов и В.Межуев) далека не только от неолиберальных и консервативно-державных философов и экономистов, но и от их лево-центристких собратьев. Наши идеи более «социалистичны», если так можно выразится, более артикулированы в критике современной системы отчуждения (и, прежде всего, глобального капитализма) и предложении социалистической альтернативы, чем рассуждающие о необходимости «опоры на две ноги» (либерализм и социализм) представители горбачевской традиции, или же о наследовании державных достижений СССР теоретики-«патриоты». Во втором случае важной лакмусовой бумажкой нашего направления является последовательный интернационализм, акцент на противоречивом единстве современного мирового развития, неприятие национализма и категорическое отторжение великодержавного шовинизма. Наконец, мы все далеки от сталинской догматической версии «марксизма-ленинизма» с его обязательной «пятичленкой» и т.п. методолого-теоретическими штампами, и от возрождаемого культа сталинизма.
Что же касается позитивных differentia specifica нашей школы, то они определяются несколько более аморфно, что неслучайно: мы ищем новые решения. Ищем по-разному, исходя из традиций и наследия разных наук и течений, еще не обретя окончательных общепринятых формул. Тем не менее, и здесь есть некоторые достаточно значимые инварианты, характеризующие наше направление.
Во-первых, мы в подавляющем большинстве последовательно исходим из того, что капиталистическая система вообще и современный глобальный капитал, в частности, – это исторически-ограниченная система. Она принесла человечеству и многие достижения, и многие преступления, но чем далее, тем более она развивается по все более опасной и в конечном итоге тупиковой траектории, в общем и целом уже выполнив свою прогрессивную историческую миссию. В то же время, мы не идеализируем, подобно нынешним ортодоксам от марксизма, «реальный социализм». В конкретной оценке этого общества мы расходимся, оставаясь, однако, едины в том, что эта система была первой столь масштабной попыткой продвижения к некапиталистическому обществу. С ее развитием связаны многие достижения человечества (а не только нашей страны) в социальной и культурной областях. Но этот опыт и глубоко трагичен. Во многих своих проявлениях и основах «реальный социализм» был далек от тех принципов даже начальной стадии «царства свободы», которые были не только предсказаны, но обоснованы в социалистической теории (прежде всего, в данном случае речь идет о социализме как системе социально более эффективной, демократичной и гуманной, нежели капиталистическая).
Во-вторых, мы считаем возможным и закономерным развитие Человечества и, в частности, России, по социалистической траектории, предполагающей качественный скачок на пути эмансипации человека от власти отчужденных общественных сил, и экономического, и внеэкономического принуждения, освобождения от власти и капитала, и неподконтрольной человеку политической власти. Социалистическая траектория развития (для автора этого текста – более определенно: генезис коммунистического общества, для других авторов – менее жестко: прогресс реального гуманизма, социализма как мира культуры) в рамках нашего течения определяется как снятие и капитализма, и «царства необходимости» в целом.
Здесь важны два акцента.
Первый: мы говорим не об уничтожении, а о снятии прежних систем, т.е. об отрицании и одновременном наследовании их достижений, развитии прогрессивных тенденций (прежде всего, культуры в самом широком смысле этого слова – от технологий до воспитания; принципов «негативной свободы», свободы «от» личной зависимости, политического диктата и др.).
Второй акцент: мы говорим о снятии не только капитализма, но всех предшествующих отношений, основанных на отчуждении, а ведь в нынешнем мире сохраняются и, более того, вновь развиваются отношения рабства, имперские тенденции, религиозный фундаментализм и мн. др. феномены, казалось бы, канувшие в лету в прошлом столетии.
В-третьих, для нас достаточно очевидно, что мир нового социализма будет базироваться на преимущество творческой деятельности, развиваясь прежде всего в пространстве креатосферы, сферы со-творчества. Один из авторов нашей книги, В.Межуев, развивая идеи К.Либкнехта («социализм=культура»), Н.Злобина и ряда других марксистов-шестидесятников, из «клуба» которых он сам вышел, прямо пишет, что социализм – это пространство культуры. Для О.Смолина более подходящим является термин «общество знаний», для автора этих строк – марксово понятие «царство свободы». В любом случае мы говорим о мире, преодолевающем узкие горизонты индустриальной системы, о «постиндустриальном социализме», если угодно.
При этом, однако, мы далеки от активно и справедливо критикуемой последние десятилетия на Западе идеи отождествления современной модели развития постиндустриальных тенденций в странах «золотого миллиарда» и социализма будущего. Первые идут в тупиковом направлении «общества пресыщения» и новой глобальной прото-империи; сверхзадача второго – качественно изменить траекторию развития новых технологий, отношений, институтов.
Соответственно, для нас социалистическая траектория есть процесс развития не только личностных качеств, но и таких необходимых для этого предпосылок, как основанная на приоритетных полномочиях гражданского общества демократия (с переходом к базисной, низовой демократии, демократии участия), безусловное соблюдение социальных и гражданских прав человека и т.п. И все это – лишь начало движения к новому, пока еще не ясному в деталях всестороннему самоуправлению открытых добровольных ассоциаций. Мы понимаем, что «строительство» социализма «сверху», при опоре на насилие – это путь в тупик. Многие десятки лет назад еще В.Ульянов подчеркнул, что социализм есть не только результат, но и процесс творчества самих людей.
В-четвертых, опыт ХХ века показал нам всем, и авторам этой книги, в частности, что движение по социалистической траектории есть долгий и нелинейный процесс – процесс побед и поражений, успехов и отступлений, причем процесс всемирный, тесно взаимосвязанный во всех своих звеньях. Поэтому удел ближайшего времени – инициирование и поддержка первых ростков этого нового мира внутри прежней системы, развитие переходных к социализму форм в тех анклавах мирового сообщества (странах, регионах, сетях, мире культуры), где сознательно ставятся задачи социалистического развития, борьба за иную – социально-, гуманистически- экологически-ориентированную, а перспективе – социалистическую - глобализацию.
При всех этих общих посылках мы существенно расходимся во многих вопросах.
Если начать с методологии, то одни из нас отчетливо делают акцент на диалектике (А.Бузгалин, Л.Булавка, А.Колганов), другие – на постмодернизме (В.Миронов, отчасти – В.Арсланов), третьи не акцентируют своих методологических пристрастий.
Мы различаемся и по степени радикальности нашей критики существующей системы. Кто-то вообще предпочитает говорить только о «реальном гуманизме» (Г.Водолазов). Для других социализм – это развитие «пространства культуры» вплоть до превращения его в доминирующую сферу общественной жизни при некотором реформировании существующего типа экономической и политической систем, сохранении основ рынка и парламентской демократии (В.Межуев). Для третьих (в частности, упомянутых сторонников диалектического метода) – качественно новый мир, путь к которому лежит через социальную революцию.
Таких различий много. Тем не менее, для нас важно то пространство, которое нас объединяет и границы которого были намечены выше. Я думаю, что другие авторы этой книги его бы определили несколько иначе и в несколько иных терминах, но я предупредил – это авторское видение нашего проекта.
Что же остается объективным – это то, что наша школа, не имя четкого оформления, уже стала деятельностной реальностью. Она работает. Нам интересно вести диалоги и споры внутри нашего относительно узкого сообщества (вот уже более года работает постоянно действующий семинар, на котором мы представляем и обсуждаем наши оригинальные идеи). Мы выходим на широкую аудиторию на многочисленных конференциях и в своих публикациях, обретая значительный круг сторонников в регионах России, среди молодежи. Мы ведем активный диалог с нашими зарубежными коллегами как в Интернете (он отображен на страничке международного Интернет-инстиута «Социализм-XXI» на сайте www.alternativy.ru), так и непосредственно. За последнее время прошли дебаты с М.Хардтом и А.Негри, С.Амином, С.-М.Михаилом и т.п.
* * *
Суммируя, позволю себе краткий вывод: в России сложилось интеллектуальное течение, которое делает акцент на понимании современной (в широком смысле слова, начиная с XX века) реальности как эпохи глобальных, качественных изменений в самих основах общественной жизни, создающих предпосылки для генезиса не только пост-капиталистического, но и постиндустриального, постэкономического общества («царства свободы»); в этом смысле мы можем назвать наше течение «марксизмом постиндустриальной эпохи».
Такой подход позволяет нам рассмотреть современную социально-экономическую жизнь целостно, системно-диалектически, в контексте её исторического развития. И важнейшей основой (но не догматическим каноном!) для такой работы служит классический марксизм.
И еще одна финальная ремарка. Многие из читателей, наверное, уже давно стремятся нам возразить, что многие из названных выше проблем давно и плодотворно развиваются многими исследователями, даже не помышляющими о марксизме.
Ответ наш будет удивительно прост: да, именно так и обстоит дело. И причина этого проста: подобно знаменитому герою Мольера, который всю жизнь говорил прозой, даже не помышляя об этом, многие специалисты в области общественных наук вот уже более ста лет используют теорию и методологию марксизма, даже не зная, что те или иные положения, включенные в их научную деятельность, были выведены и доказаны Марксом, его коллегами и последователями[21]. Кто-то открывает велосипед заново (это типично для ученых запада, большинство из которых «Капитал» вообще не читало), кто-то просто забыл, чему его учили в молодости (последнее особенно типично для постсоветских ученых). Кто-то вообще никогда не задумывается, в рамках какой научной парадигмы он ведет свои исследования…
Но все они, так или иначе, реально работают в диалоге с марксизмом, даже не подозревая об этом. В принципе, это не так страшно, хотя бессознательное использование марксизма чревато упрощениями и вульгаризацией, а вот это уже губит науку. Вот почему хотелось бы, чтобы как можно больше ученых знало марксизм и сознательно применяло (или критиковало) его.
[1] Часть из них мы отметим ниже. Пока же заметим, что на протяжении 2000-х годов даже в центральных академических изданиях («Вопросы философии», «Вопросы экономики» и т.п.) регулярно публикуются статьи по проблемам марксизма. Систематически они появляются и на страницах журнала «Свободная мысль». Школа критического марксизма представлена статьями, публикующимися едва ли не в каждом номере журнала «Альтернативы» вот уже 17 лет.
[2] Гайдар Е., Мау В.. Марксизм: между научной теорией и "светской религией" (либеральная апология) 2004, № 5-6; Кудров В. К современной научной оценке экономической теории Маркса-Энгельса-Ленина // Вопросы экономики, 2004, № 12; Нуреев Р. Исторические судьбы учения Карла Маркса // Вопросы экономики, 2007, №9. Заметим, что если В.Кудров однозначно негативно относится к марксизму как апологии советского тоталитаризма, то Р.Нуреев стремится занять более взвешенную позицию.
[3] В этом ключе пишут А.Галкин, В.Медведев, Б.Орлов, и мн. др. Одной из нашумевших работ этого направления стала книга Т.И. Ойзермана «Марксизм и утопизм» (М.: 2003). Среди экономистов к этому спектру с определенной долей условности можно отнести работы О.И.Ананьина, Л.И.Гребнева, А.В.Сорокина (См.: Гребнев Л. "Мавр" возвращается? А он и не приходил… (к дискуссии о значимости научного наследия К. Маркса) // Вопросы экономики, 2004, №9; Ананьин О. Карл Маркс и его «Капитал»: из девятнадцатого в двадцать первый век // Вопросы экономики, 2007, №9; Сорокин А.В. и др.).
[4] Баллаев А. Читая Маркса. М.: 2004; Дмитриев А.Н. Марксизм без пролетариата: Георг Лукач и ранняя Франкфуртская школа 1920-1930-е гг. СПб.: 2004; Кантор К.М. Двойная спираль истории. Историософия проектизма. М.: 2002; Келле В.Ж. Марксизм и постмодернизм // Альтернативы, 2006, № 3. Среди авторов, работающих на стыке политики и экономики, обращу внимание на А.Пригарина и С.Черняховского, среди политэкономов – Р.Т.Зяблюк, В.Н.Черковеца и других (многие из них представлены, в частности, в двух выпусках книги «Капитал и экономикс», вышедших в Москве в 2002 и 2007 годах).
[5] См.: Критический марксизм. М., 1998; Критический марксизм: продолжение дискуссий. М., 2001; Среди работ представителей этой школы я бы назвал так же работы: Булавка Л.А. Феномен Советской культуры. М., 2007; Воейков М.И. Политико-экономические эссе. М., 2004; Славин Б.Ф. Общественный идеал Маркса. М., 2006. На границе нашей школы, частью выходя за ее рамки, лежат работы В.Г.Арсланова («Постмодернизм и русский “третий путь”». М., 2007), В.М. Межуева («Маркс против марксизма». М., 2007), С.С. Дзарасова («Капитал и экономический рост». М., 2004) и др. Авторы этой статьи так же немало работ посвятили этой теме. См., в частности: Бузгалин А.В., Колганов А.И. Глобальный капитал. М.: УРСС, 2004, 2007; Бузгалин А.В., Колганов А.И. Нужен ли нам либеральный марксизм? // Вопросы экономики, 2004, №7; ; Бузгалин А.В., Колганов А.И. Философия постсоветского марксизма // Вопросы философии, 2005, №9; Бузгалин А.В., Колганов А.И. Политическая экономия постсоветского марксизма // Вопросы экономики, 2005, №9 и др.
[6] В данном случае хотелось бы назвать, прежде всего, работы Р.И.Косолапова (обратим внимание на серию статей этого автора, опубликованных в конце 2007 – начале 2008 г. В «Экономической и философской газете») и сборники материалов конференций по проблемам марксизма, вот уже много лет выходящие под редакцией Д.В.Джохадзе (Последний из них, вышедший в Москве в 2006 г., назван «Марксизм и будущее цивилизации»). Но это преимущественно тексты по проблемам философии социальных и политических проектов. Есть немало других авторов принадлежащих к данному течению, прежде всего, авторы, включенных в организацию «Российские ученые социалистической ориентации».
[7] Авторы посвятили этой критике статью «Еще раз к критике ортодоксального антимарксизма» («Альтернативы», 2005, № 4).
[8] См., например: Нуреев Р.М. Курс микроэкономики. М., 2002.
[9] См., например: Бузгалин А., Колганов А. «Рыночноцентрическая» экономическая теория устарела // Вопросы экономики, 2004, № 3.
[10] Подробнее см.: Бузгалин А.В. Частная собственность устарела // Отечественные записки, 2004, №6,
[11] Бузгалин А.В., Колганов А.И. «Капитал» в XXI веке: pro et contra // Вопросы экономики, 2007, № 9.
[12] Многочисленные иллюстрации, характеризующие ситуацию последних лет нового века можно найти в ежегоднике Globalization of Resistance, выходящем на нескольких языках мира.
[13] Ответ автора на вопрос о природе экономической системы, сложившейся в СССР, можно найти, в частности, в статье: Бузгалин А.В., Колганов А.И. Мутантный капитализм как продукт полураспада мутантного социализма // Вопросы экономики, 2000, № 6.
[14] Авторское видение перспектив разработки и реализации стратегии опережающего развития для будущей России раскрыты, в частности, в статьях: Бузгалин А.В., Колганов А.И. Тупики российских имперских проектов и перспективы реализации стратегии культурной российской экспансии на основе сильного гражданского общества // Философия хозяйства, 2005, № 1; Бузгалин А.В. Новая Касталия // Альтернативы, 2006, № 2.
[15] Наша позиция по этим вопросам изложена, в частности, в упомянутой выше монографии «Глобальный капитал». Из работ зарубежных марксистов назову лишь некоторые, на наш взгляд, наиболее характерные: Altvater E. Das Ende des Kapitalismus, wie wir ihn kennen. Eine radikale Kapitalismuskritik. Muenster, 2006; Bensaid D. Marx for our Times. L., 2002; Haug W. High-Tech Capitalism. L., 2004; Lebowitz M. Beyond Capital. N.Y., 2003; Meszaros I. Beyond Capital. L., 1995; Schweikart D. Against Capitalism., Oxford, 1996.
Отмечу так же, что значительная часть авторов, ставших пионерами в разработке проблем постиндустриального общества (начиная с работ Д.Белла), мир-системного подхода (прежде всего, его автор – И.Валлерстайн), генезиса «Империи» (М.Хардт и А.Негри) и другим актуальнейшим вопросам современности во многом базируются на теории и методологии марксизма, о чем они прямо сами пишут.
[16] Авторская позиция по этому вопросу представлена в серии статей, в частности, «Человек, рынок и капитал в экономике XXI века» (Вопросы экономики», 2006, № 3)
[17] См., например: Бузгалин А. Постиндустриальное общество – тупиковая ветвь социального развития? // Вопросы философии, 2003, № 2.
[18] Обзор позиций по этому вопросу см в: Альтерглобализм. М., 2003; Глобализация сопротивления. М., 2004.
[19] См.: Бузгалин А.В., Колганов А.И. Социализм после «социализма»: ответы на вызовы неоэкономики // Альтернативы, 2006, № 4.
[20] В уже упомянутой нашей работе «Глобальный капитал» дан анализ этих результатов со ссылками на широкий круг источников.
[21] Отметим и еще одну «деталь»: марксистская теория есть плоть от плоти всей классической общественной теории и является важнейшим направлением ее критического развития. Поэтому, развивая марксизм, мы развиваем и классику, реактуализируя ее для XXI века.
