До последнего времени истории градостроительства и архитектуры являли собой два почти самостоятельных потока, то и дело соприкасающихся и перекрещивающихся, но, тем не менее, никогда не сливающихся в единое русло. В истории архитектуры вплетаются разрозненные градостроительные сюжеты, перерастающие в главы. В историях градостроительства, а лучше сказать – градостроительного искусства фигурируют отдельные шедевры из архитектурной истории, а также присутствуют пассажи относительно стилистических метаморфоз, как правило, запараллеленных с трансформацией присущих той или иной эпохе планировочных и композиционных приемов (1). Ле Корбюзье. "План Вуазен" для Парижа. 1925 г.В той и другой истории имеются «переходные», «межеумочные» явления и персоналии, которые в этих двух случаях оцениваются порой с диаметрально противоположных позиций и – соответственно – с противоположным знаком. Достаточно упомянуть того же Ле Корбюзье с его «городом башен» и «жилой единицей» и уж, конечно, модернизм, в архитектуре (и искусстве в целом) определивший лица необщее выражение века ХХ-го, в градостроительстве же приведший к - не более и не менее – социальной катастрофе. Другой пример – Р.Вентури и Д.Скотт-Браун с их «уроками Лас-Вегаса», которые в истории архитектуры значатся как одни из зачинателей постмодернизма, глазами же историка урбанизма предстают в сомнительном качестве защитников безудержно расползающегося спровла по-американски. Причина такого расхождения кроется, прежде всего, в несовпадении исходных аксиологических оснований: для историков архитектуры, как правило, важнейшим критерием оказывается сугубо формальный, тогда как для историков урбанизма на первые роли выдвигается социальность.

Хотя на Западе принято говорить о двух профессиях – архитектора и планировщика, да и мы, несмотря на недоинституциализированность последней, очевидно, движемся в том же направлении, все же охватывающая обе дисциплины история имеет свои научно-теоретические и методологические предпосылки. Мы исходим из того, что градостроительство и архитектура – это разновидности синтетической деятельности по организации среды человеческого обитания, равно как и результаты этой деятельности. Рассмотрение истории градостроительства и архитектуры во времени культуры, в больших длительностях истории позволяет свести их воедино - они оказываются соседними гранями единого социокультурного целого, описываемого одними и теми же историческими закономерностями.

И. Фомин. Дом "Динамо" в Москве. 1929 г.

А. Шпеер. Фрагмент генплана Берлина. Конец 1930-х гг.

Л. Мис ван дер Роэ. Вилла Тугендхат в Брно. 1928-1930 гг.

Ч. Мур. Площадь Италии в Новом Орлеане. 1974-1978 гг.

З. Хадид. Концепция застройки района One North в Сингапуре. 2001 г.

В этой перспективе неоклассика и модернизм в их многочисленных на протяжении первых семи-восьми десятилетий ХХ в. изводах, инверсиях и гибридных образованиях предстают в качестве попеременных проекций одной и той же снизошедшей на вселенную картины мира, властно подчинившей себе профессиональное сознание как архитекторов, так и планировщиков, сообщество которых только-только начало формироваться в первые десятилетия ХХ в. Ее характеризует ряд признаков: утопизм, демиургический пафос, присягание объявленному единственно верным образцу, логоцентризм, монологизм, присвоение себе права вещать от имени общества, ригоризм и др. В архитектуре это находит отражение в стремлении к абсолютной алхимической чистоте идеальной архитектурной формы, ее формульности, рецептурности - будь то «пролетарская дорика» И.Фомина или «универсальное пространство» Л.Миса ван дер Роэ (то, что в первом случае делается акцент на внешних признаках формы, а во втором - вроде бы на ее содержимом, пусть никого не обманывает). В градостроительстве же и модернистов, и ретроспективистов довоенных лет в равной мере отличает взгляд с птичьего полета, макетность, игнорирование запросов «человека с улицы» - и «Лучезарный город» Корбюзье, и шпееровский генеральный план Берлина репрезентируют представление о городе как о неком композиционно-формальном целом, не имеющем и не желающем иметь ровным счетом ничего общего с сущностными закономерностями социальной и экономической практики. Концентрация этих урбанистических и архитектурных рефлексов модернистской историко-культурной эпохи приходится на 1930-е гг., второй, уже приглушенный пик - на 1950-е, в российских условиях - на 1960-е гг.

Именно послевоенные десятилетия как в истории градостроительной, так и архитектурной характеризуются еретическим уходом от жесткости - и планировочной, и формальной, подтачиванием кажущихся пока незыблемыми модернистских канонов. В первом случае ряд ревизионистов открывают TeamХ, Вудс и Кандилис, К.Танге и др., во втором - Л.Кан, А.Аалто, Э.Сааринен, П.Рудолф, а прежде всего - сам Корбюзье со своей капеллой Роншан.

Начало выхода из этой «большой волны» датируется на Западе 1950-ми, у нас - второй половиной 1960-х гг. В архитектуре вслед за ревизионистским смягчением ригидности модернистской формы мало-помалу снимаются запреты на орнаментальность и декоративизм, использование форм, взятых из арсенала истории архитектуры, что, в конце концов, уже во второй половине 1970-1980-х гг. (в наших пенатах - в 1980-1990-е гг.), приведет к радикальному эклектизму По-Мо. Среди новых героев - уже упоминавшийся Р.Вентури, а также Ф.Джонсон (в свое время отметившийся и среди протагонистов «интернационального стиля»), Ч.Мур, Х.Холляйн, А.Росси и многие другие. Что касается урбанизма, то на нисходящей волне возникают такие новые исторические феномены, как «мягкая», или альтернативная реконструкция, «коммунальная» архитектура, партисипация, средовой подход и пр. На акул девелоперского бизнеса с их по-модернистски размашистыми сверхпрограммами - будь то протяжка хай-вэев «по живому», через городской центр или снос исторических кварталов под новый жилой кластер либо офисно-деловой комплекс - обрушивается социальная критика, спусковым крючком которой послужила датированная 1962 г. знаменитая книга Дж.Джекобс «Жизнь и смерть американского города». Урбанисты, заявившие о себе в то время - Л. и Р.Крие, Л.Кролл, Р.Хакни и др. - продолжают свою линию по сей день, а возникший в последние десятилетия ХХ в. такой феномен, как новый урбанизм, соединил в себе полноценную урбанистическую идеологию - от совмещения высокой плотности с низкой этажностью до приоритетности фигуры пешехода и публичных пространств в пределах поселения - с художественно-эстетическими пристрастиями, лежащими в постмодернистской плоскости.

Как можно видеть из данного краткого обзора, хронология - урбанистическая и архитектурная - в общем и целом совпадает, что отнюдь не исключает частных отклонений и «флуктуаций». И это несмотря на общепризнанную инерционность урбанизма в сравнении с объемным проектированием. Очевидно, эти положения можно экстраполировать и на следующий историко-культурный цикл, названный нами постмодернистским и охватывающий последние десятилетия ХХ и, вероятно, ХХI вв. Вот только исключительная пестрота и мозаичность сегодняшней картины, с одной стороны, и ее «сверхтекучесть», с другой, размывают контуры и грани хронологических этапов, равно как и сами различия между тем, что, собственно, является архитектурой, а что числить по ведомству урбанизма. Кроме того, наши оптические возможности ограничены отсутствием исторической дистанции, пребыванием в самой гуще исторического процесса. Впрочем, нами предпринята попытка гипотетически обозначить основную хронологическую логику развития постмодернистского цикла (см.: АВ, 2007, №3), однако, вне всякого сомнения, она нуждается в верификации и уточнении, а возможно, и пересмотре - в том числе посредством «суперпозиции», сведения воедино истории урбанистической и архитектурной.

И заключительное соображение - относительно необходимости уделить особое внимание изучению переломных моментов на карте истории, до последнего времени попадавших по преимуществу в аккурат на водораздел между главами: как точек бифуркации, приходящихся на историко-культурные сломы, так и более «мелких» - исторических развилок с возможным подключением методологических средств и инструментария контрфактического, или ретроальтернативистского, исследования истории (урбанистическая и архитектурная истории в этом смысле ничем не отличаются от гражданской). Это поможет ответить на вопрос «как?», а не только на вполне традиционный - «что?», а быть может, в каких-то случаях - и на сакраментальное российское вопрошание «что делать?».

1. Из отечественной литературы - первый ряд образуют многочисленные книги А.Иконникова, А.Рябушина, из переводов - К.Фрэмптона, второй ряд ограничивается, пожалуй, хрестоматийными изданиями А.Бунина-Т.Саваренской. Недавно свет увидела книга В.Глазычева «Урбанистика», которая фактически задает в российском профессиональном пространстве новый образец - именно урбанистический, а не градостроительный.