На месте творческого «неразумия», служащего в эпоху клинической психиатрии диагностическим эффектом «разума», в московской письменной культуре XVI—XVII веков обнаруживается система представлений о «безумии», лишающем говорящего права на дискурс. «Невежливое» обращение к суверену безумно, преступно, сопряжено с узурпацией власти, ересью и государственной изменой. «Невежливость» в переписке Грозного с Курбским, как и в процессах о «слове и деле», маркировала один из непроходимых пределов творческой свободы. Ограничения книжников мыслились как предотвращение «лжи» и запрет на «ложные книги». Наряду с посольским представлением о «неправде» / «невежливости» / «измене» сформировался ресурс ограничения и полного запрета книжной деятельности в дискуссии с «ересью чистых».
|
