Эдмунд Гуссерль, известный созданием развернутой исследовательской программы под названием «феноменология», довольно редко – отчасти благодаря широкой известности, которую получила эта программа, – ассоциируется с метафизикой. Однако, по крайней мере на начальных этапах развития своей философии, он планирует дальнейшую исследовательскую деятельность именно в рамках «метафизики»; у него достаточно рано появляется собственная версия трансформации этой дисциплины.

Пример великих заразителен – по крайней мере, должен быть таковым. Возьмем пример с Канта и зададимся вопросом: какова природа философского знания о человеке: аналитическая или синтетическая. Эту Юмову ловушку Кант разъясняет ещё в «Пролегоменах».

Действительно, многим из нас хотелось бы, чтобы философская антропология была респектабельной дисциплиной, которая на деле, а не по видимости – не благодаря ложной глубине понятий и значительности тона, – обеспечивала бы прирост положительного знания о человеке или, как минимум, помогала бы в этом соответствующим конкретным наукам. Для этого нужно, чтобы её теоретическое «тело» составляли – в основном – синтетические высказывания (суждения, пропозиции – как угодно), добавляющие что-то к смыслу, содержащемуся в исходных терминах теории, и делающие это с научной достоверностью (необходимостью, аподиктичностью – выбор слов за читателем). Поскольку, если эти высказывания оперируют только со смыслом исходных дефиниций, ничего не добавляя к нему, они остаются простыми тавтологиями. Последние имеют смысл в науках, затрагивающих основы наших познавательных способностей (т. e. логика, математика), но излишни и комичны в объектных дисциплинах, каковой на первый взгляд представляется наука о человеке.