Шел 1965 год… Не успел я в 1961 году поступить в университет, как нам раздали список тем для будущих курсовых работ. Я выбрал себе «Четверть лошади» Г. Успенского. Почему? Да название показалось смешным. Товарищи мои на мой выбор посмотрели с некоторым недоумением. Я не успел даже прочесть «Четверть лошади», как меня забрали в армию (в тот год, благодаря Н.С. Хрущеву, забирали и с дневного). Вернулся через три года и собирался заняться искомой «Четвертью лошади», но по разным причинам мне пришлось отказаться от этой идеи. Тем более, что мне объяснили: если чемто и заниматься, так только у Льва Сергеевича Сидякова первой половиной XIX века или у Дмитрия Даниловича Ивлева поэзией ХХ века. А если заниматься у Льва Сергеевича, то Лев Сергеевич еще ведет Пушкинский кружок, где можно говорить не только о Пушкине, но о литературе вообще, поскольку Пушкин — это наше все. И тут нам опять раздали список тем для будущих курсовых работ. На сей раз я выбрал пушкинскую оду «Вольность». Почему? Отчасти из-за названия, а отчасти, как говорится, бессознательно, по целому ряду других причин, которые только позднее стали мне приоткрываться. Стихотворение «Вольность» и сегодня мне кажется богатым во многих отношениях, хотя в последние годы это стихотворение Пушкина все чаще зачисляется в разряд юношеских, незрелых, сомнительных
Церковь, в т.ч. и Православная, — во многих отношениях структура замкнутая, закрытая, каковой, по-видимому, ей и суждено быть. И должно пройти много времени или должны сложиться особые исторические обстоятельства, чтобы внутренние церковные документы, переписка церковных иерархов стали широко доступны для обозрения, для публикации, для стороннего исследования. В мире известно немало монастырских архивов, вот уже сотни лет закрытых от внешнего мира...
