Другие журналы на сайте ИНТЕЛРОС

Журнальный клуб Интелрос » Политик HALL » №36, 2007

Была бы честь, кодекс найдется... Владимир КОЛЮБАКИН

В древности право существовало в виде обычаев. Позднее часть из них оформилась в виде законов, но лишь часть. Остальные – те, которые предписывали определенные моральные нормы поведения – так и остались в неформальном виде. Соблюдение некоторые из них стало привилегией, знаком отличия определенных социальных групп. Со временем эта часть моральных норм сложилась в более-менее законченные своды правил и предписаний, которые стали называть кодексами чести.


altЗакон не для всех

Между кодексом официальных законов и кодексом чести есть существенная разница: если закон обязателен для всех, то кодексу чести не только не обязательно, но категорически противопоказано быть таковым. Наоборот: обязанность соблюдать некие неписаные (или писаные, но не закрепленные законом) правила подразумевает честь принадлежать к некоей привилегированной части общества, равно как их несоблюдение – изгнание с позором из этой части общества.
Основой неписаного кодекса, как правило, является обычай. А в обычаях должна быть практическая польза, иначе они быстро отмирают. Если обычай долгое время сохраняется, значит, в нем есть смысл, каким бы необычным и даже диким он не выглядел со стороны.
В качестве примера можно рассмотреть один из самых ревностно соблюдаемых до сих пор, хотя и не узаконенных кодексов – кодекс чести мафии. Что показательно: члены традиционной сицилийской мафии не любят этого названия и называют свою организацию "Обществом чести", а себя – "людьми чести".
Их кодекс содержит всего пять простых, понятных и логичных для определенной прослойки населения пунктов.
1. Члены мафии взаимно помогают друг другу, каков бы ни был характер этой помощи.
2. Любое посягательство на одного из членов мафии в какой бы то ни было форме является посягательством на всех; за него следует отомстить любой ценой.
3. Они обязуются полностью повиноваться вышестоящим.
4. Когда нужно совершить правосудие, то члены мафии обращаются не к гражданским властям, а к самой мафии. Именно она судит. Именно она выносит приговор. Именно она приводит приговор в исполнение.
5. Если кто-нибудь по какой бы то ни было причине выдает имена членов организации, он может быть убит кем угодно и когда угодно; месть распространяется не только на него, но и на всю его семью.
Причин того, что кодекс ревностно соблюдается до сих пор, несколько. Все они достойны внимания.
Во-первых, он прост, логичен и легко запоминается.
Во-вторых, гарантии помощи и защиты для члена мафии со стороны остальных "братьев по крови" выгодно отличают мафиози от простых граждан. Заметим: мафия возникла в крестьянской среде на Сицилии и до сих пор имеет там глубокие корни. А для крестьянина достаточно важно, что товарищи по организации помогут ему не только отомстить за поруганную честь четвероюродной бабушки, но и починить развалившийся сарай. Естественно, за такую помощь приходится платить послушанием. Однако это выглядит вполне естественным, тем более что мафия лишена сословных предрассудков и любой ее член теоретически может выбиться в "капо".
Что же касается внутреннего правосудия в противовес официальному, то это сложилось исторически: Сицилию с древнейших времен постоянно кто-то завоевывал. Обращаться за правосудием к оккупационным властям было не только бесполезно, но и опасно. К тому же, по мнению гордых сицилийцев, это означало признание власти оккупантов.
Совокупность всех этих факторов и объясняет, почему мафия, хотя и утратила прежнюю роль защитника интересов деревенской бедноты, тем не менее, проявила поразительную живучесть. В глазах местного населения она являлась самой лучшей и самой правой, а справедливость ее правосудия сомнению не подвергалась. Кстати, в примитивных сообществах понятия "свой" и "чужой" подменяют собой моральные категории – "хороший" и "плохой", "правый" и "виноватый". Именно такую мораль сейчас можно наблюдать у криминализованных обитателей промышленных пригородов некоторых регионов Украины.

Что мне за это будет?
Любой кодекс чести, если он действительно предназначен для длительного и эффективного применения, должен иметь механизм поддержки внутри того сообщества, для которого предназначен. У мафии для этого есть внутреннее правосудие. За честью членов рыцарских орденов следил орденский капитул. Обычным видом наказания было изгнание из ордена. В наше время трудно себе представить, насколько страшной была такая кара: человек, утративший общественный статус, становился попросту никем, даже если сохранял замок и имущество.
Впрочем, если рыцарь и не был членом ордена, его моральный облик не оставался сугубо личным делом. Рыцаря, запятнавшего свою честь, в мирное время герольды не допускали к участию в турнирах, а в бою порядочные рыцари считали для себя зазорным сражаться рядом с нечестивцем, и он подвергался серьезной опасности. Кстати, институт герольдов – арбитров в делах рыцарской чести – был очень уважаемым, и его необходимость не подвергалась сомнению, хотя они вовсе не подменяли судей.
В этом, видимо, и состоит принципиальная разница между кодексами чести, возникшими внутри определенных сообществ, и кодексами, насаждаемыми сверху. Если кодекс не возник в определенной среде по причине внутренней потребности (то есть по инициативе снизу), следить за его выполнением будет просто некому, кроме государственных органов. Но какой же это тогда кодекс чести – декоративное добавление к действующему законодательству, только и всего...

Начальство приказало честь иметь!
Отрицательным примером тут может служить Россия, которую в 1990-х годах захлестнула эпидемия кодексов, одни из которых создавались напрямую высшими государственными органами, другие, в подражание им, – начальством помельче. Примером может быть "Кодекс чести мэра Российской Федерации", принятый на заседании "Клуба мэров России" (который был создан Всероссийским Советом местного самоуправления при поддержке партии "Единая Россия"). Если пройтись по всей цепочке упомянутых организаций и остановиться на последней, сразу становится понятно, что пахнет тут не честью, а чьими-то конкретными политическими интересами.
При этом игнорируется факт, что мэр – не профессиональный государственный служащий, а лицо выборное. А следовательно, административная власть в лице своей политической надстройки – "Единой России" – ничего диктовать ему не может. Но, несмотря на нелепость ситуации, подобных примеров в Российской Федерации масса.
Такие, с позволения сказать, кодексы отличаются двумя основными чертами. Первая – это крайняя расплывчатость и неконкретность формулировок. Некоторые их положения прямо дублируют законодательство, другие же – просто набор прописных истин, по типу: "Лучше быть добрым и хорошим, чем злым и плохим". И вторая – отсутствие какого-либо организованного начала, которые должно было бы следить за выполнением данного свода правил.
Вот, например, как выглядит параграф первый Кодекса чести рядового и начальствующего состава органов внутренних дел Российской Федерации: "Долг чести сотрудника органов внутренних дел – быть примером в использовании законов Российской Федерации… Сотрудник органов внутренних дел, будучи государственным служащим, наделенным властью, должен относится к человеку как к высшей ценности, гуманно, великодушно и милосердно. Вежливое и предупредительное обхождение с гражданами не является проявлением слабости и вполне совместимо с твердостью… Всем своим поведением подавать пример высокой порядочности и тактичного обращения с окружающими…".
Мысли все, конечно, правильные, но можно только пожалеть сотрудника "компетентных органов", которому придется зачитывать 12 параграфов такого вот текста, не считая вводной части, перед строем, а то, не дай Бог, учить на память!
Но самое интересное, что этот "кодекс чести" одобрен решением Коллегии МВД Российской Федерации 29 октября 1993 года и утвержден приказом министра внутренних дел России. Конечно, общепринятого порядка принятия и утверждения кодексов чести не существует в природе, но то, что он не может приниматься без участия и единодушного одобрения участников данной организации, очевидно. Иначе никакой это не кодекс чести, а дополнение к должностной инструкции, каковым данный документ по сути и является.
Еще более интересен кодекс чести судьи Российской Федерации, принятый все в том же тяжелом для страны 1993-м. Он начинается с вводной части, которая явно показывает – его составители вообще не имели понятия, что такое кодекс чести: "Настоящий Кодекс устанавливает правила поведения судьи в профессиональной и внеслужебной деятельности, обязательные для каждого судьи Российской Федерации, независимо от занимаемой должности…". И в дополнение – статья 4: "За совершение должностного или иного проступка судья несет ответственность в соответствии с действующим законодательством".
Составители данного кодекса, очевидно, не отдают себе отчета в том, что кодекс чести – документ неформальный, и ответственность за его невыполнение может быть только моральной!
Эпидемия "кодексотворчества" пошла в низы, создавая раз за разом все более удивительные творения. Вот Кодекс чести студента факультета международной журналистики МГИМО(У) МИД РФ: "Я ознакомлен с правилами, записанными в "Уставе МГИМО", "Правилах внутреннего распорядка в МГИМО", "Памятке первокурснику" и обязуюсь их выполнять. Я также отдаю себе отчет в том, что в случае их нарушения я могу быть отчислен из Университета". Как видим, этот "кодекс" вполне может быть заменен простой распиской студента в том, что он ознакомлен с перечисленными документами.

"Слово нерушимое, купеческое…"
Честь, как известно, очень легко потерять, зато крайне трудно вернуть, независимо от того, идет ли речь о чести одного человека или целого сословия. В любом сколько-нибудь развитом обществе всегда существовала определенная прослойка, для которой абстрактное понятие чести имело вполне конкретное материальное воплощение: купечество и промышленники. Для них потеря престижа оборачивалась ощутимыми убытками.
Не зря в той же царской России представители других слоев общества искренне изумлялись, насколько честно и порядочно, несмотря на жестокую конкуренцию, представители этих сословий вели себя по отношению к партнерам и просто собратьям по ремеслу. Еще из незабвенной "Бесприданницы" Островского мы помним, как свято соблюдалась нерушимость купеческого слова.
И это естественно, ведь чья-то непорядочность в делах влекла за собой исключение из гильдии, что лишало права заниматься торговлей и промышленностью. Мало того – слух о таком человеке расходился достаточно быстро, что практически лишало его возможности трудоустроиться. Потому-то старинное купеческое слово и считалось нерушимым.
А вот в СССР представителям торговли чуть ли не официально был присвоен гарантированный государством статус общепризнанных жуликов. Их интересы были тесно слиты с интересами местного начальства, но ни в коем случае – не с интересами рядовых потребителей. О чести тут речь вообще не могла идти.
Переход к рыночной экономике должен был резко изменить такое положение вещей. Участники рынка теоретически сами заинтересованы в очищении своих рядов, чтобы тень непорядочности одного не падала на многих. Потому их кодексы чести, ведущие начало с уставов средневековых купеческих товариществ, считаются одними из самых добросовестно выполняемых.
Взять, например, Кодекс чести литовских пивоваров, принятый в 2004 году Ассоциацией пивоваров Литвы. Все подписавшие Кодекс пивоваренные компании добровольно обязались соблюдать общеизвестные, вполне оправданные принципы честной рекламы и добросовестной конкуренции, применимые не только к данной отрасли.
Но это в развитых странах. У нас пережитки прежнего социалистического раздолья еще сохранились в среде бизнесменов от торговли и производства товаров народного потребления. Уж слишком укоренилось терпимое отношение к производителям и торговцам разного рода халтурой и суррогатом. Хотя в цивилизованных странах они безжалостно отторгаются рыночной средой даже без помощи государственных регулирующих органов.
Например, несколько лет назад одну фирму, достаточно известную в Украине, из-за низкого качества ее продукции исключили из Украинской ассоциации качества. В развитой стране это бы вызвало скандал, бойкот продукции и, в конечном итоге, банкротство. У нас же фирма осталась на рынке, а ее генеральный директор стал одним из руководителей и спонсоров объединения предпринимателей, которое в начале 2000-х годов имело определенный политический вес.
Мало того – в числе руководящих лиц этого объединения он стал инициатором разработки… Кодекса чести предпринимателя Украины. Который, между прочим, начинается с таких строк: „Підприємець усвідомлює свою відповідальність за якість вироблюваної ним продукції". Как говорят в странах развитого капитализма, "No comment".

Свободные предприниматели, равняйсь… Смирно!
Вовсе не на заре рыночной экономики, а уже в 2006 году появился на свет проект новой редакции Кодекса этики аудиторов РФ, одобренный Советом по аудиторской деятельности при Министерстве финансов Российской Федерации (!). То есть, честь предпринимателя и далее ничего не значит без начальственного одобрения.
Впрочем, со стороны государственных чиновников тут есть свой резон: они знают, что сословие, бывшее когда-то эталоном корпоративной чести, уже утратило прежние понятия о ней. Правда, не без помощи самого же государства.
Оно, как могло, создавало (интересно, перед кем?) видимость цивилизованности, наличия в обществе каких-то моральных устоев. И при этом игнорировало существенное отличие постсоветского менталитета от образа мыслей гражданина цивилизованного государства. Азиатскую часть бывшего СССР в расчет не берем, там давно и эффективно действует преимущественно шариат – свой вариант кодекса чести, весьма хорошо походящий к местному менталитету.
Что же касается европейской части постсоветского пространства, – здесь все, что исходит от государства, отнюдь не является моральным приоритетом, скорее, наоборот. Ни в одной развитой стране гражданин не может кичиться своим наплевательским отношением к общественным устоям и при этом оставаться уважаемым членом общества. Это сомнительная "привилегия" люмпенов. У нас же всячески хаять и демонстративно нарушать общественную мораль считается не только простительной шалостью, но и признаком этакой лихости, даже смелости. Но на самом деле, нужна ли для этого смелость, если никто и не думает за такое наказывать?

Честь холопа
Истоки таких парадоксальных традиций общественного поведения заложены исторически. Хотя Московское царство и вело внешние войны, но без особого успеха по части аннексий: на земли, которые оно захватывало, как правило, больше никто и не претендовал: голые степи, тайга и пустыня... Основное острие агрессии было направлено вовнутрь, против собственного народа, который подвергался самому безжалостному порабощению, да еще как раз в то время, когда развитые страны уже отходили от наиболее одиозных форм крепостничества.
И народ отвечал той же монетой, насколько мог: не выполнять напрямую предписания начальства было попросту опасно, тем более что сплоченность никогда не входила в число добродетелей восточных славянских народов. Зато уж по части морали низы общества позволяли себе "оторваться", демонстративно нарушая все общественные нормы, поскольку это не входило в прямой конфликт с законом. Это был уродливый, морально болезненный протест против государства, которое выступало только угнетателем простого человека, но не защитником и гарантом хоть каких-либо его прав.
После Октябрьского переворота это положение не исправилось, наоборот, усугубилось. Пролетариат быстро понял, что обещанной власти, по сути, не получил, и начал мстить новой верхушке проверенным способом, но с удвоенной силой. Ведь теперь "гегемон", кичась пролетарским происхождением, мог позволить себе такое, чего ранее не допустил бы городовой.
Привычный в советское время, но дикий с точки зрения здравого смысла факт: практически на каждом предприятии Советского Союза висел "Моральный кодекс строителя коммунизма", и партийная организация этого предприятия усиленно делала вид, что внедряет его в жизнь. Между тем, среди работников того же предприятия слово "идейный" являлось самым изощренным оскорблением.
То есть, моральные устои одного и того же общества, в зависимости от того, смотреть на них сверху или снизу, отличались разительно. Они, по сути, существовали в разных измерениях и никогда не соприкасались. "Пофигизм" общества по отношению к тем его членам, которых оно должно было бы отторгнуть хотя бы в целях самосохранения, уже давно перешел критический предел.
Впрочем, это не означает, что на европейской части бывшего СССР не действуют никакие моральные правила и нормы. Такой свод моральных норм существует. Как ни досадно, это бандитские "понятия". Не зря социальные психологи с горечью отмечают, что круг людей, признающих моральные нормы преступной среды и живущих по ним, намного шире, чем сама преступная среда. Признаки этого наблюдаем повсеместно даже среди тех представителей общества, которые считают себя интеллигентными людьми. Например: почему-то совершить преступление считается менее зазорным, чем сообщить об этом преступлении "куда следует". А уж таскать со стола себе в сумку ресторанные приборы и напитки на корпоративной вечеринке – это даже не милая шалость, а проявление молодецкой удали. Тем более что такое позволяют себе далеко не бедные члены общества.
О какой чести можно говорить, если нет ее носителей?
Архив журнала
№47, 2015№45, 2008№44, 2008№43, 2008№42, 2008№41, 2008№40, 2008№39, 2007№38, 2007№37, 2007№36, 2007№35, 2007№34, 2007
Поддержите нас
Журналы клуба