О времени написано и сказано, вероятно, намного больше, чем о любом другом из тех предметов мышления, само существование кото- рых не является само собой разумеющимся. Слова Августина о зна- нии и незнании времени стали настолько популярными, что скоро уже будет дурным тоном их цитировать. К тому же эту риторическую фигу- ру можно отнести к любому другому общему понятию: бытию, созна- нию, пространству и т. д. И все же попытаемся еще раз выделить в этих словах смысловой фрагмент, указывающий не только на ложный путь в поисках этой неуловимой субстанции, но и на необходимость сочета- ния семантического и концептуального анализа.

Юбилей Бергсона предоставляет редкую возможность сделать радость темой философской статьи. Тема радости возникает у Берг- сона на стыке его философских и мистических устремлений. Радость для него — не узко-субъективное переживание, но проявление той все- ленской жертвенной любви, что «движет солнце и светила», а с ними — и самое историю. Анализ роли радости в бергсоновской философии приводит нас к необходимости обратиться к его мессианской концеп- ции. Своеобразный неэсхатологический мессианизм, которым отмече- ны «Два источника морали и религии», предполагает, что хотя в исто- рии нет определенной цели, конца времен, но историческое развитие обусловлено присутствием в ней «героев и святых», своего рода мисти- ческих гениев, и им делегируются те же функции исправления мира, которые в традиционном мессианизме берет на себя единственный Мессия.

Я хотел бы дать интегральный образ восприятия и оценки Бергсо- на и его философии Габриэлем Марселем, используя в основном его собственные выражения и основываясь на двух текстах 1929 г. и одном 1943 г., хотя мое построение этого образа, претендующего в моем пони- мании на интегральную значимость, определялось всем массивом реле- вантных текстов Марселя.