Сто лет назад семеро авторов, соперничая в своем рвении, наговорили обидного в адрес русского человека. Сказали ему — это ж нужно было додуматься! — “постарайся стать человеком”. Среди критиков преобладали инородцы. Отчего все эти Людвиговичи да Соломоновичи ополчились на Россию? Чем она им не угодила? Ведь, кажется, сыты и барственны, по гудку не встают; сало русское едят (да-да: все семеро ели сало). Конечно, обращались они не ко всей России, а к русской интеллигенции, писали об интеллигенции, — но к кому же им было и обращаться? Ведь страна (берем это слово в значении английского nation) — не все без разбора граждане, а только думающие люди страны; только те, кто способен услышать.

Просвещённую Европу XVIII столетия мы с полным основанием называем блистательной. Разумеется, это царство гордого разума, великолепный праздник искусств, пышное богатство и величие, которыми мы ныне простодушно восхищаемся при посещении Версаля и Петергофа и чтении описаний феерических праздников роскошного Потёмкина и придворных балов Екатерины Великой, имеют свою оборотную сторону: “Роскошь и изысканные удобства, пышность и изящный вкус покоев, изобилие и утончённость яств, весёлость и непринуждённость разговоров вознаграждают человека, любящего удовольствия, за тот гнёт, в котором природа и правительство держат его душу и тело”. 

Столетие “Вех”, отмечаемое в марте сего года – прекрасный повод поговорить о русской интеллигенции. После “особого пути”, это, наверное, наиболее мифологизированный “бренд” нашего национального дискурса.