Минувшие два года, 2019-й и 2020-й, были богаты на события, которые с полным основанием можно вписать в хронику продолжающейся «арабской весны». Даже беглый обзор произошедшего показывает, что созданная ею и без того огромная зона нестабильности еще более расширилась: спокойствия не прибавилось почти нигде, но зато социальная смута перекидывалась на все новые и новые регионы. С самого начала 2019-го кипели беспорядки в Алжире: там беспокойным студентам поначалу удалось отвергнуть притязания президента-инвалида на пятый срок, потом объявить о недоверии всем его сподвижникам, а затем организовать бойкот выборов нового главы государства. В апреле суданская армия под давлением осаждавших ее казармы разгневанных толп бескровно свергла президента страны, после чего попыталась подавить уходящую из-под ее контроля народную инициативу – и не слишком преуспела в этом, в июле вынужденно допустив представителей протестующих к дележу власти. В

В начале марта прошлого года, когда ситуацию с коронавирусом больше невозможно было игнорировать, я находился в Стамбуле, где работал над новой книгой. Речь в ней идет об 11 сентября 2001 года – о террористической атаке на НьюЙорк и Вашингтон, положившей начало многочисленным актам насилия ХХI века. В работе доказывается, что отголоски тех событий звучат до сих пор, а Усама бен Ладен и его террористы все-таки смогли реализовать многие из своих целей: они раскололи и радикализировали западные общества, стимулировали многочисленные рецидивы националистической и авторитарной политики во всем мире, дестабилизировали Ближний Восток

В комментариях по поводу арестов на январскофевральских митингах звучала мысль: дело идет к массовым репрессиям. Были и возражения: мол, массовые – это когда миллионы, а здесь «всего лишь» тысячи. Но, добавляли, эффект страха от этих тысяч теперь такой же, как от тех миллионов. Мне это уравнение во всех отношениях, кроме одного, кажется не верным. По многочисленным рассказам, мы знаем, что задержанным на митингах чаще всего вменяли в вину действия, которых они не совершали, и никогда – то, за что их в действительности хватали с той или иной мерой жестокости. Росгвардейцы и омоновцы крутили задержанным руки, били, иногда матерились, но не говорили, за что бьют. Не говорили в отделениях, за что задержали, не писали этого в протоколах и в приговорах. Но и те, кого задерживали, и те, кто задерживал, знали: это за то, что ты показываешь нам, что ты против нас и, может быть, что ты за Алексея Навального.