Этот номер журнала выходит в преддверии «Московского экономического форума», где научное и предпринимательское сообщества представят совместно на обсуждение иную концепцию экономического развития России, чем та, которой пробавлялась страна до сих пор. Как следует из тезисов А. Колганова, открывающих номер, этастратегия направлена на качественное изменение сложившейся экономической, социальной и политической системы, ибо само собой (или в рамках инерционного сценария, как говорят ученые) решение проблем качественного улучшения жизни российского народа просто невозможно.

Действительно, всех волнует вопрос: какая экономическая и социальная теория подходит сегодня для России, согласно какой экономической теории российская экономика может развиваться наилучшим образом? До сих пор нам навязывают американизированную либеральную неоклассическую парадигму современной экономической науки, которая заполонила все наши учебники и университеты.

Из этой экономической теории и практики следует вывести, как пишет Р. Дзарасов в своей статье, «горькие уроки российского капиталистического эксперимента», который уже 20 лет насаждается в постсоветской России. Эти же проблемы анализируются и в других статьях. К таким урокам можно отнести: 1) развал производственного сектора экономики; 2) научно-техническую деградацию; 3) сырьевую ориентацию экономики; 4) утечку капитала за рубеж; 5) ничтожно малые инвестиции; 6) постоянную безработицу; 7) усиление социально-экономического неравенства; 8) вымирание населения; 9) рост преступности; 10) всеобщий характер коррупции.

Даже простое сравнение двух двадцатилетий – советского (1970–1989 гг.) и постсоветского (1990–2009 гг.) говорит о многом. Так, продукция промышленности в советском двадцатилетии увеличилась на 248%, в постсоветском двадцатилетии сократилась более чем на 30%; продукция сельского хозяйства в первом случае выросла на 207%, во втором случае сократилась на 16%; инвестиции в первом периоде выросли на 283%, во втором – сократились на 47%. Эти цифры говорят сами за себя.

Но если взять показатели эффективности производства, то радужная картина советского развития несколько тускнеет. Так, прирост производительности труда за три пятилетки (1971–1975; 1976–1980; 1981–1985) соответственно составил: 4,5%, 3,3%, 3,1%, т. е. явно уменьшался. Фондоотдача снижалась по этим пятилеткам так: 2,7%, 3,1%, 2,9%. Зато увеличивалась энергоемкость производства – на 0,9%, 0,8%, 1,1% и металлоемкость – на 0,9%, 3,4%, 2,3%. И в целом, думается, трудно оспорить факт, что советская экономика по эффективности производства сильно уступала развитым экономикам западных стран. Иначе – зачем нам были все реформы и необходимость перехода к рынку?

Авторы статей (А. Некипелов, Р. Гринберг, Р. Дзарасов и др.) признают неизбежность рыночной экономики и не выступают против нее в целом (исключение здесь составляют разве что А. Бузгалин и А. Колганов, для которых смешанная социально-ориентированная экономика, в которой значимую роль играют и рынок, и общественное регулирование, есть не более чем первый этап движения в направлении к пострыночному будущему). Более того, во многих местах указывается, что нам нужна смешанная планово-рыночная модель экономики, и к ней мы, видимо, должны были переходить в свое время. Но перешли к либерально-рыночной модели, которая за последние 20 лет продемонстрировала неспособность обеспечить развитие российской экономики.

Мы имеем опыт советской экономики как положительный пример бескризисного развития. Жили мы тогда лучше, чем сейчас. Советская политэкономия, несмотря на свою догматичность, была все-таки отражением нашей ситуации и для ее понимания давала определенные ориентиры. Более того, у нас был вполне успешный опыт смешанной экономики первой половины 1920-х годов. У нас самих накоплен колоссальный опыт регулирования экономического развития. Вспомним нашу систему народнохозяйственного планирования. Да, там было много нелепостей и дурости. Но сам принцип планового начала (в виде индикативного планирования, векторного, программно-целевого) являлся большим достижением советской экономической науки и экономической практики. Да и наши крупные экономисты об этом писали и пишут постоянно. В последней своей книге академик Л. И. Абалкин прямо сказал: «Страну спасет плановое хозяйство».

В СССР в середине 1920-х гг. была разработана теория и практика индикативного планирования в виде так называемых «контрольных цифр Госплана». Эта уникальная работа была осуществлена под руководством В. Г. Громана в сотрудничестве с целой группой выдающихся российских экономистов. Так что исторический опыт России никак нельзя отбрасывать или забывать сегодня.

Отечественные ученые неоднократно предупреждали о несостоятельности неоклассической теории и либерально-провальных экономических реформ. Вспомним многих ученых, которые громко и открыто говорили в самом начале 1990-х гг. о пагубности курса экономической политики того времени. Вспомним «Программу Абалкина» перехода к рынку, да и все выступления Л. И. Абалкина, как и многих других экономистов, предостерегавших от неверной экономической стратегии «шоковой терапии». Эта тема развивается в статьях А. Бузгалина, Р. Дзарасова, Э. Рудыка. По большому счету, и так понятно, что экономикой надо управлять, а не пускать все на самотек. Тем более это относится к России с ее громадной территорией, сложным климатом, многообразным населением, историческими традициями и т. п.

В чем отечественная экономическая наука отстала от западной, – а она в чем-то действительно отстала, – это интересный и специальный вопрос. Но то, что неоклассическая теория нам не подходит – это мы знали намного раньше даже умных западных экономистов. Да, мы отстали от западного, точнее, американизированного «экономикса», который ныне массировано преподается во всех наших университетах. Его, конечно, надо знать, но можно ли его класть в основу нашей экономической политики? И тогда зачем же нам его догонять? Поэтому и об отставании российской экономической мысли от западной надлежит говорить осторожно и продуманно. Соревноваться с американским «экономиксом» нам совсем ни к чему, ибо он сам – вчерашний день мировой экономики.

Поэтому не только западная экономическая мысль должна куда-то звать Россию, а мы сами должны думать и идти правильным путем. Конечно, «жемчужинами западной экономической мысли» надо пользоваться. Но главное – это разработки и достижения нашей собственной экономической науки. И на это не следует жалеть сил и времени.

Отдельно стоит вопрос о политической экономии как теоретической основе социальной демократии. К сегодняшнему дню у нас нет достаточно развитого политэкономического анализа отечественного исторического опыта. А без этого Россия попросту рискует превратиться в полуколониальную страну, даже хорошо не понимая этого. Сегодня, к сожалению, отсутствует не только политико-экономическое понимание собственного исторического опыта, но даже понимание этого непонимания.

Политэкономическое исследование – это не только и даже не столько сугубо экономическое исследование материального процесса. Этим занимаются конкретные экономические дисциплины. Политическая экономия изучает преимущественно идеологию этого процесса, то есть различные концепции и воззрения, которые интерпретируют живую материю экономического процесса и служат основой для формирования той или иной экономической политики. Политическая экономия – это идеологическая и политическая наука. Если выхолостить из политической экономии идеологические и политические сюжеты, по необходимости все сведется к «экономиксу». Так оно и получилось. Вернее – почти получилось, если бы не мешали этому процессу зубры политической экономии. Но ведь всех их загнали в резервацию. Экономическая политика государства также есть выражение определенной экономической идеологии, тех или иных теорий и концепций, сформулированных в научных или политических трудах. Или просто в головах государственных деятелей – там, где общественная наука развита слабо, и правящие деятели опираются главным образом не на результаты науки, зафиксированные в монографиях и учебниках, а на собственное понимание и интуицию, но прежде всего – на житейский опыт и национальные традиции; такое общество справедливо называют традиционным. Политическая экономия предполагает изучение и анализ теорий и концепций, которые уже стали историей и в той или иной мере воздействовали на формирование определенной экономической политики.

Сегодня в России нет устоявшихся теоретических положений, значит – нет и науки. Сегодня нам подсовывают дешевые западные учебные пособия для домохозяек на тему «как уйти от налогов и стать богатым». И это объявляется современной экономической теорией. Только немногие выступают против «экономикса», а точнее говоря – против «разидеологизации» экономического мышления нации. Собственно говоря – против ликвидации политической экономии. Ибо устранение политической экономии из нашей системы высшего образования автоматически делает невозможным понимание идеологии экономического процесса, уничтожает экономическое самосознание нации.

Как уже говорилось, политическая экономия есть по сути дела экономическая идеология наиболее прогрессивного класса в классовом обществе, т. е. в обществе, которое осваивает товарное производство и рыночный механизм. Когда-то таким классом была буржуазия, и политическая экономия была идеологическим обоснованием и прикрытием ее борьбы за господствующее положение в обществе. Когда такое господство было достигнуто полностью, политическая экономия как таковая перестала развиваться, но не исчезла. В ее поле зрения оказались проблемы не развития рыночных отношений и товарного производства, а наоборот, проблемы государственного регулирования рынка, его ограничений, «провалы рынка». Классом, который оказался заинтересованным в этих проблемах, оказался не столько рабочий класс в узком смысле, сколько вообще трудящиеся или, точнее, средние слои современного общества. Политические их интересы состоят не столько в поддержании рыночного равновесия и рыночного саморегулирования (хотя в какой-то части это тоже их интересы), сколько в укреплении государства и государственной или общественной поддержки таких нерыночных сфер, как культура, образование, наука, здравоохранение и др. Эти политические интересы как раз и выражает социал-демократия. Поэтому актуальный вывод из современной политической экономии возможен в понятиях и категориях социал-демократизма.

Итак, как отмечается в статьях номера, нашим выбором должна стать социальная и демократическая концепция исторического развития, представляющая компромисс  рынка и социальных ценностей. Мы можем идти только вперед к постиндустриальному (информационному) обществу, которое представляет собой конвергенцию индивидуальных и коллективных свобод, рынка и его планового регулирования, прав человека и его социальной защищенности.

Выпускающий редактор

М. И. Воейков