Решение сложных экономических проблем, с которыми столкнулось мировое сообщество в ходе последнего финансово-экономического кризиса, требует глубоких структурных реформ, направленных на преодоление накопившихся дисбалансов. Кризис, разрушая существующие в экономике противоречия, обнаруживает не только предел, но и импульс ее эволюции, то есть содержит катарсис очищения от архаических элементов и возможность появления новой модели экономического развития; последнее, в свою очередь, становится условием выхода из кризиса. Страны, способные сформировать и реализовать такую модель, получают существенные преимущества в преодолении кризисных явлений и возможность совершить качественный рывок в своем развитии.

В России необходимость разработки стратегий выхода на траекторию качественно нового социально-экономического развития продекларирована в контексте курса экономики страны на модернизацию (весна 2009 г.) и новую индустриализацию (весна 2011 г.). В качестве значимой составляющей этого процесса рассматривается формирование устойчивой и полноценной финансовой системы, призванной создать необходимые предпосылки для поддержания высоких темпов роста национальной экономики и улучшения ее интегрированности в мировую экономическую систему.

В современных условиях, с учетом высокой зависимости финансовой сферы от регулятивных действий государства, повысилась ее роль при политическом выборе той или иной модели развития. Процессы глобализации экономики и финансовых рынков усилили и еще больше усложнили эту взаимосвязь, поскольку национальные экономики стали взаимодействовать между собой посредством глобального финансового сектора. С расширением доступа частных и государственных компаний к глобальному рынку финансового капитала мировая хозяйственная система стала выступать как одно из фундаментальных оснований национальных экономик; в свою очередь, развитие финансовых рынков приобрело более значимый характер: они начали практически мгновенно транслировать импульсы, в том числе кризисные, на все мировое хозяйство. Это приводит к необходимости нового осмысления взаимодействия экономических и финансовых систем в современном мире.

Цель статьи – на основе привлечения объяснительного потенциала марксистского и институционально-эволюционного подходов исследовать характер взаимосвязи экономики и финансов в глобализирующемся мировом пространстве, выявить его особенности в российской хозяйственной системе и аргументировать необходимость учета этих особенностей при разработке новых программ экономической политики.

Взаимодействие экономики и финансов

как ключевое условие эволюционно-устойчивого

общественного воспроизводства

Положение о том, что уровень развития финансовой системы и темпы роста экономики находятся во взаимосвязи и взаимозависимости, представляется достаточно очевидным. Между тем вопрос о характере и направленности данной связи не столь однозначен. Еще в первой половине ХХ века исследователи, выявив причинно-следственную связь между рассматриваемыми процессами, не пришли к единому мнению: финансы следуют за производством (Дж. Робинсон)[1] или, напротив, высокий уровень развития финансовых систем служит залогом быстрого экономического роста (Й. А. Шумпетер)[2]. Во второй половине ХХ века к проблемам взаимосвязи между финансовыми структурами и экономическим ростом обращались А. Гершенкрон[3], Р. Камерон[4], А. Д. Чандлер[5], которые акцентировали внимание на особенностях финансирования экономического развития или на доминирующих формах организации финансовой системы. Эмпирические исследования, проведенные экспертами Мирового банка, подтвердили устойчивый причинно-следственный характер показателей развития финансовой системы и долгосрочных темпов экономического роста в различных институциональных условиях; каналом такого положительного влияния служат увеличение инвестиций и повышение общей производительности факторов производства[6].

Сегодня, при осмыслении необходимости формирования новой модели экономического развития, эта проблема приобретает новое звучание. Современный этап, как никогда ранее, характеризуется усилением сопряженности качества экономической динамики и уровня развития финансовой системы. Несбалансированность роста ведет к обострению финансовых диспропорций, что, в свою очередь, определяет нарастание структурных экономических проблем. В таких условиях эффективность национальной экономики в значительной мере зависит от качества финансовой системы, доступности услуг финансовых институтов для бизнеса и населения. Этим во многом обусловливаются необходимость улучшения инвестиционного и делового климата, возможности и ограничения при реализации сценариев структурной перестройки экономики России. В данной связи состояние национальных финансовых систем во многом определяет темпы и устойчивость социально-экономического развития.

Вместе с тем, несмотря на усиление воздействия финансов на экономические процессы (так называемую «финансиализацию» экономики), уровень развития финансовой системы остается производным от состояния экономической системы. Современные кризисы со всей очевидностью свидетельствуют о том, что классические положения экономической теории о взаимодействии реального и финансового сектора как ключевом условии эволюционно-устойчивого общественного воспроизводства не устарели и не могут быть заменены философией «экономики нового типа».

Исследуя происхождение недавнего кризиса, ряд авторов рассматривает в качестве его причин токсичность ипотечных активов, ошибки финансового менеджмента, жадность банкиров, ошибки Федеральной резервной системы США[7]. Такие воззрения опираются на известные подходы: это не только неолиберальные финансовые теории (Р. Хоутри[8], Ф. Хайек[9]) и теория финансового акселератора (Б. Бернанке[10]), выдвигающие на роль ключевого фактора экономической нестабильности сбои в функционировании денежно-кредитного механизма, но и посткейнсианские финансовые теории, в частности, гипотеза финансовой нестабильности Х. Мински[11], к которой все чаще обращаются в поисках причин кризиса и рецептов выхода из него. Так, С. Уален видит происхождение финансового кризиса в «жилищном буме, питаемом возрастающими ожиданиями, расширяющимися долгами и финансовыми новшествами»[12], Л. Рэй – в нерегулируемом «капитализме денежных менеджеров»[13].

Между тем потрясения на ипотечном рынке США явились лишь «спусковым крючком» глобального финансового кризиса, поскольку финансовая сфера является наиболее подвижной и рефлексивной составляющей экономической системы. Причины кризиса не могут быть сведены к чисто финансовым факторам или ошибкам внутренней политики, а имеют непосредственное отношение к фундаментальным условиям в глобальной системе накопления капитала. Эти фундаментальные условия могут быть поняты, на наш взгляд, на основе привлечения объяснительного потенциала марксистского и институционально-эволюционного подходов.

К. Маркс показал, что экономические кризисы, предпосылки которых были раскрыты им еще при анализе простого товарного производства, выражаются в перенакоплении капитала в трех формах: 1) товарной (рост нереализованной продукции); 2) производительной (увеличение недогрузки производственных мощностей, товарных запасов, безработицы); 3) денежной (рост количества свободных, не вложенных в производство денег)[14]. На базе марксистской парадигмы наиболее полное обоснование получил процесс образования финансового капитала на рубеже ХIХ–ХХ веков как сложной в структурном отношении формы, имеющей двойственный характер, что определяет возможности относительно обособленного развития реального и фиктивного капитала.

Эволюционная парадигма акцентирует внимание на процессах неустойчивости, разнообразия, неравновесия, представляющих конкуренцию технологий, рост экономического потенциала, соотношение локализации, регионализации и глобализации, растущее значение информации и финансов в условиях глобализации мирового хозяйства. Финансовые процессы рассматриваются какэлементы институциональной среды рыночной экономики, обеспечивающие поддержку кластеров нововведений[15]. В этом отношении эволюционная теория смыкается с рядом научных направлений, развивающихся на базе институциональной платформы. Экономическое развитие исследуется в координатах институционального реформирования, и подчеркивается растущее значение финансового обеспечения инновационного характера воспроизводственного процесса[16].

Комбинирование этих подходов позволяет утверждать, что суть современных кризисов связана с разбалансированием реальной и финансовой экономики, но формы их проявления стали более развернутыми и сложными в результате структурных сдвигов в системе мирового хозяйства, беспрецедентного развития финансовой сферы и превращения финансового капитала в мощную самодовлеющую силу. Финансовое перепроизводство выразилось в чрезмерном ускорении темпов роста финансовых инструментов, перемещении основных источников дохода из реального сектора в финансовый, внедрении механизмов распространения кризисных потрясений по расчетно-кредитной цепочке филиальной сети транснациональных банков, превышении объемов финансового рынка над размерами товарного рынка, а стоимости финансовых авуаров – над совокупной ценой материальных активов[17].

При разрыве устоявшихся связей финансовая сфера перестает выполнять свои функции по обслуживанию реального сектора. При этом, чем лучше отлажено взаимодействие финансового и реального сектора, тем сильнее финансовые потрясения сказываются на положении дел в реальной экономике, и наоборот. Именно в силу относительно обособленного функционирования этих секторов, например, финансовый кризис 1997–1998 гг. в России не оказал столь существенного воздействия на реальный сектор национальной экономики.

Фундаментальные причины современных финансово-экономических кризисов связаны со спецификой проявления бимодальной основы финансового капитала в глобализирующейся экономике. В период массового внедрения новых финансовых технологий, глобализации и либерализации финансовых рынков происходят кардинальные изменения форм существования финансового капитала. Двойственный характер финансового капитала, описанный в рамках марксистской парадигмы, в современном мире выражается во все более четком разделении этого капитала на реальный капитал, аккумулируемый в денежных фондах компаний и участвующий в процессе реального воспроизводства, и трансфертный капитал, представленный диверсифицированным спектром фондовых и кредитных инструментов, обращающихся на финансовых рынках. Трансфертный капитал выступает как развитая форма фиктивного капитала, адекватная новым условиям экономической динамики и обладающая следующими специфическими характеристиками:глобальный, трансграничный характер; расширенное воспроизводство финансовых инструментов на собственной основе; сетевая разветвленность институциональных форм; рефлексивность, воплощающая механизм обратной связи между мышлением и реальностью; инновационная организационно-техническая и технологическая основа; переплетение с информационными потоками; волатильность и низкая предсказуемость. Указанные характеристики трансфертного капитала по мере его вызревания детерминируют опережающее развитие финансовой сферы, усиление факторов кризисных угроз и трансфер кризисов.

Мировой кризис 2008–2009 гг. выступил как острая форма разбалансированности движения реального и трансфертного капиталов, выразившейся в доминировании спекулятивных трансакций, перекредитовании экономики, сопровождающемся секьюритизацией «плохих» долгов, разрывах между субъективными оценками рыночной цены компаний и их обоснованной рыночной стоимостью и др. В ходе восстановления нарушенного равновесия многослойная архитектура финансовых инструментов стала более плоской за счет свертывания части производных форм и возврата к более надежным и обеспеченным активам. Объем рынка деривативов, который только за 1997–2007 гг. возрос в 45 раз и превысил 450 трлн. долл., за два кризисных года сократился на треть; вместе с тем уже к концу 2010 г. он восстановился к предкризисным масштабам. С одной стороны, этот рынок обеспечивает устойчивость и эффективность развития первичных финансовых инструментов путем перераспределения рисков и перелива свободных капиталов, с другой – он способствует виртуализации финансовых инструментов, что образует новую угрозу кризиса. Поэтому важнейшим условием обновления финансовой архитектуры мировой экономики является повышение прозрачности и преодоление неопределенности глобального финансового рынка путем структурных, организационных и управленческих преобразований.

Особенность недавнего кризиса выражается в возникновении новых пространственно-временных характеристик, связанных с утратой возможности перераспределения финансовых рисков как в межстрановом, так и временном разрезах. Это обусловливает необходимость перехода от дерегулирования финансовой сферы к новому экономическому порядку, предполагающему поиск эффективных механизмов государственного и межгосударственного регулирования хозяйственного развития при повышении согласованности действий мирового экономического сообщества, государств и геополитических объединений. В рамках решения национальных задач повышения устойчивости хозяйственной динамики такие механизмы связаны с концентрацией финансовых ресурсов для освоения и внедрения новой волны базисных технологических инноваций, что предполагает соответствующую настройку системы институциональных и экономических регуляторов.

Таким образом, впечатление о трансформации характера зависимости финансовой и экономической систем создается в силу рефлексивности природы финансовых отношений, способности отраженных финансовых форм к самостоятельному существованию и воспроизводству на собственной основе. Однако эту самостоятельность нельзя возводить в абсолют; возникновение финансовых форм и их производных порождает своеобразный эффект анфилады зеркал: многократное и многоуровневое отражение в финансовых инструментах возможно лишь при существовании и функционировании исходного объекта – реального хозяйственного процесса.

Обусловленность характеристик модели российской финансовой системы ключевыми параметрами модели российской экономики

Исходя из вышеизложенного, можно утверждать, что особенности современного состояния и архитектуры финансовой системы России объективно детерминированы атрибутивными свойствами и тенденциями развития национальной экономики.

Модель российской экономики основана на концентрированной собственности, олигополистической структуре производства и расширенном государственном участии, ориентирована на вывоз сырьевых ресурсов, объективно подвержена высоким конъюнктурным колебаниям цен, центры образования которых находятся за пределами Российской Федерации, объемов и структуры спроса и предложения на эти ресурсы на мировом рынке, функционально зависит от динамики глобальной экономики и финансов. Соответственно, обслуживающая ее финансовая система характеризуется расширением финансового регулирования, доминированием денежных потоков и финансовых институтов, базирующихся на производстве и экспорте сырья, низкой финансовой глубиной, спекулятивной моделью финансового рынка, повышенной зависимостью от доступа к мировым рынкам капитала и внешних инвестиций, высокой фискальной нагрузкой и волатильностью (рис. 1).

Усиление интегрированности российской финансовой системы в глобальное финансовое пространство обостряет проблему ее устойчивости при негативных внешних и внутренних воздействиях. Такая модель – закономерный результат российских рыночных преобразований, отличительной чертой которых явилось превалирование политических воззрений над экономической целесообразностью. Экономическая политика формировалась как результат политического противостояния, а политические идеи определяли соответствующее поведение социальных акторов.

 

 

Рис. 1. Обусловленность характеристик модели российской финансовой системы
ключевыми параметрами модели российской экономики

При этом по-новому предстает известное положение Дж. М. Кейнса о воздействии экономических концепций и политических идей на формирование экономического поведения: «...идеи экономистов и политических мыслителей, – и когда они правы, и когда они ошибаются, – имеют гораздо большее значение, чем принято думать. В действительности только они и правят миром. Безумцы, стоящие у власти, которые слышат голоса с неба, извлекают свои сумасбродные идеи из творений какого-нибудь академического писаки, сочинявшего несколько лет назад. Я уверен, что сила корыстных интересов значительно преувеличивается по сравнению с постепенным усилением влияния идей. Правда, это происходит не сразу, а по истечении некоторого периода времени… Но рано или поздно именно идеи, а не корыстные интересы становятся опасными и для добра, и для зла»[18]. В условиях рыночных преобразований в России политические идеи и решения привели к формированию группы «специальных» интересов, выразившихся в рентоориентированном поведении экономических акторов.

На первом этапе рыночных преобразований (1990–1997 гг.) заданные приоритеты экономической политики определили «вторичность» задач развития реального сектора по отношению к финансовым целям. Официальная концепция рыночного реформирования российской экономики базировалась на упрощенно-монетаристских принципах, не учитывавших специфику сложившихся в стране условий, что во многом объясняет эффект перерождения импортируемых рыночных институтов и провал институциональной модернизации[19]. Реализация «специальных» интересов, по оценкам экономистов, выразилась в не имеющей прецедентов в истории «реформе собственности», в ходе которой природные ресурсы страны, особенно нефть и газ, были фактически экспроприированы «олигархами», что привело к развитию абсурдной, извращенной и крайне несправедливой формы олигархического капитализма[20], и «вылилось, во-первых, в недостаток законности приватизированных предприятий, во-вторых, в социальное неравенство, обнищание населения»[21].

Неудивительно, что следствием либеральных преобразований явилось наращивание кризисного потенциала в различных формах: экономический спад, пятикратное снижение объема инвестиций, ухудшение состояния производственного потенциала, негативные сдвиги в структуре экономики за счет ускоренного развития торгово-посреднического сектора и закрепления сырьевой ориентации, возникновение существенных различий в уровнях доходности различных секторов экономики, деформация денежной массы, платежной системы, утечка капитала за рубеж, дефицитность бюджета, накопление социальных проблем и т. д.

Отток капитала из реального сектора в финансовый, обусловленный различием уровня доходности вложений, вел, с одной стороны, к сокращению финансовых ресурсов производства, а с другой стороны – к усилению неустойчивости финансового сектора, разрастание которого не имело стабильной воспроизводственной основы. Доля долгосрочных кредитов в общем объеме активов банков колебалась в пределах 3–4%, процентные ставки по кредитам превышали уровень рентабельности промышленной продукции в 5–16 раз. Банки, аккумулируя до 90% организованных сбережений населения и средств предприятий, вкладывали их преимущественно в государственные ценные бумаги как наиболее привлекательные с точки зрения доходности, надежности и сроков инструменты. Высокая стоимость обслуживания государственного долга, сдерживая снижение процентных ставок, препятствовала активизации инвестиционной деятельности, развитию производства, вела к подрыву доходной базы бюджета. По оценкам, с 1993 по 1998 гг. привлечение одного рубля за счет размещения государственных ценных бумаг на финансовом рынке обходилось более чем в 12 руб.

Российская экономика все в большей степени становилась долговой. Усиливалась ее внешняя зависимость: у иностранных инвесторов к 1997 г. было сосредоточено около 30% портфеля государственных ценных бумаг и более 70% корпоративных ценных бумаг. При этом капитализация российского фондового рынка более чем на 80% формировалась акциями топливно-энергетических компаний.

Накопление внутренних экономических противоречий, ускорившееся под воздействием ухудшения конъюнктуры на мировых финансовых рынках, привело к коллапсу финансового сектора. Между тем потрясения на финансовых рынках в значительной степени не коснулись реального сектора экономики, о чем свидетельствовала несинхронность развития финансового кризиса и экономического спада. Сложившаяся обособленность реального сектора, доминирование неденежных форм расчетов и низкие объемы банковского кредитования в данной ситуации выступили в качестве защитного барьера. Практически полная остановка финансовых рынков не вызвала столь же негативных процессов в реальной экономике.

В 1999–2000 гг. после длительного и глубокого спада в российской экономике сложились предпосылки оживления, ключевыми факторами которого явились благоприятная конъюнктура на мировых рынках энергоносителей и девальвационный эффект. Последние обеспечили развитие экспортно-ориентированных и импортозамещающих производств, значительный приток валютной выручки, расширение платежеспособного спроса на продукцию сопряженных производств, постепенное расширение денежного предложения и снижение процентных ставок. Под воздействием благоприятных макроэкономических факторов уровень финансового развития за период 2000–2007 гг. возрос более чем в 4 раза – с 35,9% до 123,3% ВВП.

Одновременно в экономике накапливались внутренние риски и угрозы, которые определили формирование структурно-функциональных характеристик финансовой системы, связанных с:

– неэффективностью механизма трансформации сбережений в инвестиции. Сохранялся преимущественно спекулятивный характер финансового рынка и разрыв между валовыми сбережениями и инвестициями в основной капитал;

– недостаточной мощностью финансовых институтов. Российские банки уступали по уровню совокупных активов, капитала и доле долгосрочных ресурсов банкам не только развитых стран, но и некоторых стран с переходной экономикой. Небанковские финансовые институты занимали незначительный удельный вес в совокупных активах финансового сектора и были несопоставимы по инвестиционному потенциалу с иностранными фондами, управляющими крупным долгосрочным капиталом;

– асимметрией финансового развития, повышенной концентрацией и низкой диверсификацией. Чрезмерная концентрация собственности в акционерных капиталах, сосредоточение торговой активности на ограниченной группе финансовых инструментов, локализация финансовых институтов и финансовых ресурсов в центральном регионе, незначительная доля акционерных капиталов, находящихся в свободном обращении, недоступность ресурсов финансовых рынков для большинства компаний средней и малой капитализации, олигополия в структуре финансовых посредников и институциональных инвесторов, заниженная доля участия населения в активности на финансовом рынке и другие факторы создают крайнюю неустойчивость финансового рынка, его способность генерировать очень высокие колебания в курсовой стоимости финансовых активов[22];

– неэффективной структурой доходов и расходов бюджета как отражением неоптимальной структуры ВВП, неразвитостью инструментария финансового обеспечения инновационных процессов. Недостатки действующей системы отбора и финансирования разработок за счет государственных средств усугублялись нерешенностью задач организации многоканального финансирования приоритетов инновационного развития с привлечением средств частных инвесторов;

– зависимостью от состояния внешней конъюнктуры на рынках нефти, мировых финансовых рынков, иностранных инвесторов. Внешний рынок капитала стал посредником между российскими экономическими агентами, формирующими сбережения (федеральное правительство) и осуществляющими инвестирование (нефинансовый сектор). Сформировалась практика аутсорсинга финансовой системы, консервирующая отсталость национального финансового рынка.

В силу сложившихся структурно-функциональных характеристик российская финансовая система явилась весьма чувствительной к внешним шокам: снижению темпов роста мировой экономики, ухудшению ценовой конъюнктуры на рынках нефти, падению ликвидности мировых финансовых рынков и др.

Такая зависимость в целом вытекает из специфики взаимодействия между центром (ядром) и периферийными зонами, исследованной в рамках современной эволюционной теории[23]. Структурные изменения экономики Центра, основанной на услугах, в условиях падающей доходности производства привели к масштабному аутсорсингу производительного капитала через цепочку создания ценности в широком спектре секторов и в глобальном масштабе[24] и к связанной с этим финансиализации внутренней экономики. Последняя подпитывалась потоками финансового капитала периферии по разным направлениям: предпринимательский доход от вложений производительного капитала, сеньораж от использования национальной валюты в качестве мировых денег, финансовые инвестиции нефинансовых организаций, финансовых институтов, доходы от займов, сбережения правительств (золотовалютные резервы, размещаемые в казначейских ценных бумагах).

Так, по состоянию на 01.01.2008 ЦБ РФ вложил в ценные бумаги Fannie Mae и Freddie Mac, а также Federal Home Loan Banks (США) 21% (100,8 млрд. долл.) золотовалютных резервов России[25].

При противоположной направленности рассматриваемых процессов в центре и периферии, можно, тем не менее, выделить одну общую характеристику – увеличение финансовых инвестиций нефинансовыми предприятиями. Корпорации центра, вместо инвестиций в производительные активы, через скупки собственных акций и более высокие выплаты дивидендов стараются поднять биржевую стоимость акций, что с учетом участия домашних хозяйств, действующих как спекулятивные инвесторы, усиливает внутренние факторы финансиализации. Корпорации периферии выводят капитал на развитые финансовые рынки даже в кризисных условиях. Так, в 2008 г. объем финансовых вложений крупных и средних предприятий, по данным Росстата, составил 40% годового ВВП, в 3 раза превысив объем инвестиций в основной капитал, в 2010 г. – 60%, а в 2011 г. – 85% ВВП (в 10 раз больше объема инвестиций в основной капитал). При этом почти 60% оборота средств пришлось на депозиты, 0,9% которых – долгосрочные. Оправдываются опасения Х. Мински о развитии ростовщического аспекта капитализма в ущерб функционирующим инвесторам[26].

Экономическая политика и финансовое обеспечение

модернизации российской экономики

Публичный дискурс по вопросам формирования новой модели экономического развития выявил две противоположные позиции ученых и политиков, отражающие известную дихотомию «государство – рынок» в контексте традиционной полемики представителей кейнсианской и неоклассической парадигм и базирующихся на их основе моделей экономического роста – экономики спроса и экономики предложения.

Для подтверждения своей исследовательской программы представители обеих позиций используют событийную канву кризисных событий. Первые объясняют кризис провалами рынка и отсутствием активного вмешательства государства в управление национальной экономикой, вторые – неспособностью государства обеспечить адекватное экономическое регулирование[27]. При этом в обоих случаях признается неэффективность существующих инструментов государственного регулирования, с чем можно согласиться. Действительно, сложившиеся модели экономического развития не выдержали эмпирической проверки на устойчивость к кризису, что, с учетом глобального характера последнего, относится как к экономикам спроса, так и к экономикам предложения, если в них разбалансировано движение реального и трансфертного капиталов.

Для России проблема выбора модели развития важна еще и в связи с особым типом экономической нестабильности. Здесь, как и в ряде других стран (рис. 2), восстановился экономический рост, при этом его темпы были выше, чем в развитых государствах, хотя ниже, чем, например, в Китае и Мексике. Вместе с тем, в России были более существенными и темпы спада, в силу чего задачи восстановления и наращивания экономики весьма усложнились.

Рис. 2. Темпы прироста валового внутреннего продукта к предыдущему году, %[28].

Реализация этих задач возможна лишь на основе создания новой модели экономического развития, конкурентоспособность которой, во многом, определяется потенциалом не связанных с топливно-сырьевыми ресурсами внутренних источников финансирования, которые должны быть доступными для инвесторов. Соответственно, необходим переход от сырьевой, спекулятивной и волатильной финансовой системы к качественно новой, активно содействующей экономическому росту, стимулирующей модернизацию российской экономики, усиление в ней инновационной составляющей, преследующей цели роста ее конкурентоспособности в глобальных финансах.

В настоящее время, как показывает анализ, практически воспроизводится старая экономическая модель,основывающаяся на наличии финансовых ресурсов, источником которых является не рост производительности труда, а благоприятная внешнеэкономическая конъюнктура (таблица 1).

Изменения, ориентированные на формирование новой финансовой системы, способной обслуживать инновационную экономику, проявляются лишь в начальных формах, не затрагивающих несущие конструкции сложившейся сырьевой модели.

 

Таблица 1

Некоторые показатели развития экономической и финансовой системы России[29]

 

 

Таблица 2

Доля России в показателях глобального финансового рынка, финансового рынка стран группы Emerging Markets и стран БРИКС[30]

Российская финансовая система остается неконкурентоспособной, служит объектом для преимущественно спекулятивных инвестиций и потоков «горячих денег» глобальных инвесторов. Ее роль в глобальных финансах незначительна – в среднем 0,6%, что ниже, чем ее доля в мировом ВВП (3,0% в 2010 г.). По ряду показателей Россия продолжает терять свои позиции относительно других стран с развивающимися финансовыми рынками и стран БРИКС (таблица 2).

В рамках анализа возможных направлений модернизации отечественной финансовой системы представляется целесообразным обращение к ряду типологий финансовых систем, которые проведены с позиций взаимосвязи последних с реальным сектором, а также их способности стимулировать и проводить в жизнь инновации в рамках тех или иных стратегий поведения хозяйствующих субъектов (таблица 3).

 

Таблица 3

Типологии финансовых систем[31]

 

Такое обращение позволяет также сделать ряд выводов, существенных для выработки экономической политики государства.

Несмотря на различие используемых критериев, обе типологии развивают подход Дж. Р. Хикса, который, рассматривая в начале 1970-х гг. институциональные формы финансовой системы, выделил «экономику рынка» (auto-economy) и «экономику задолженности» (overdraft economy), соответствующие рыночно-ориентированной финансовой системе и финансовой системе, ориентированной на банковский кредит[32]. Наличие этих систем (при определенном сочетании обоих типов) является необходимым условием динамичного развития современной рыночной экономики. По Т. Рыбчински, эволюция финансовой системы связана с ростом в экономике доходов и сбережений, накоплением достаточного инвестиционного потенциала и формированием определенного уровня эффективности реального сектора, во многом определяющих его инвестиционную привлекательность. Исходя из этого, для российской экономики форсированный переход от организации финансовой системы, ориентированной на банки, к массовому финансированию через рынок капиталов вряд ли возможен. Скорее Россия следует опыту континентальной Европы, осуществляющей такой переход через ускоренное развитие банковского сектора. В частности, во Франции и Германии формируется гибридная финансовая система, где банки с развитием финансовых рынков приобретают новые функции, не утрачивая своей роли[33].

Зисман, а также другие авторы, исследующие способность финансовой системы проводить инновации[34], отмечают, что система, ориентированная на банки, с учетом интенсивности взаимосвязей между банками и промышленностью, приводит к формированию у банков специфических интересов в перспективной деятельности компаний и, соответственно, их нацеленности на стратегию финансирования долгосрочных инноваций, а постепенное накопление информации и компетенции создает для этого условия, расширяя инновационный потенциал. Со своей стороны, системы, ориентированные на рынок капитала, предполагают реализацию инноваций через специфические рынки и инструменты типа рискового или венчурного капитала, хотя эти возможности не всегда правильно оцениваются агентами в условиях экономики с недостаточно развитыми рынками. В силу последнего обстоятельства в развивающихся экономиках может быть востребована система, ориентированная на кредит с «устанавливаемой государством» процентной ставкой, прежде всего в сфере государственных финансовых инноваций.

Данный подход позволяет выявить позитивные возможности финансирования инноваций экономических агентов через банковский кредит с последующим развитием экономики финансовых рынков. Несмотря на то, что эти возможности ограничены относительной слабостью финансового посредничества (вследствие дефицита финансовой мощности банков и накопленной информации и компетенции), их реализация менее проблематична, чем решение задачи неполноты и несовершенства рынков. В условиях существенной информационной недостаточности, сохранения высоких инвестиционных рисков и рентоориентированности поведения основных экономических агентов в России представляется малоперспективным упование на организацию экономического роста и развития инновационных процессов на базе автономных стратегий, как предприятий, так и банков. Подчинение специальных интересов этих групп экономических агентов общеэкономических интересам может быть достигнуто путем повышения качества общественных институтов и роли государства.

Последнее должно заключаться не в дальнейшем росте административной машины и регулятивных издержек, а в эффективнойполитике стимулирования экономического роста и инновационной модернизации экономики, в том числе и за счет реструктуризации и укрепления ее финансовой составляющей. Эффективность этой политики определяется степенью устойчивости, согласованности и системности взаимодействия ее основных субъектов – участников бизнеса, органов государственной власти и управления, общественных некоммерческих организаций – в целях обеспечения необходимых финансовых условий нового качества экономического роста, модернизации ресурсной базы хозяйственного комплекса и его функционирующего капитала.