Лейбман Дэвид
(David Laibman)

(Horizontalism and idealism in socialist imagination: an appraisal of the participatory economy)

Модель “Партисипативной экономики”, разрабатываемая Майклом Альбертом (Michael Albert) и Робином Ханелем (Robin Hahnel) в течении более чем 30 лет, привлекает внимание как серьезный ответ на "TINA” – “There Is No Alternative (не существует альтернативы)” (капитализму) – и как концепция социализма, которая претендует на превосходство над концепциями центрального планирования, “рыночного социализма” и “договорной координации.” Публикация в 2012 году Ханелем работы “Of the People, By the People: The Case for a Participatory Economy” (“От народа, для народа: аргументы партисипативной экономики”) представляет возможность проверить эту концепцию критически и систематически. Несмотря на значительные достоинства в понимании, модель Альберта-Ханеля содержит две критические проблемы: приверженность абстрактному спекулятивному подходу к устройству социальных институтов и ограничивающие опасения власти и подчинения, в чем явно просматриваются корни классического анархического подхода.

Последнее приводит к модели, имеющей странное сходство с моделью соревновательного рыночного равновесия Вальраса – несмотря на программное отрицание данной связи с предшественником.

Текущая неудовлетворенность углублением капиталистического кризиса – несмотря на формальные признаки “восстановления” после финансового краха 2007 года и надвигающейся Великой Рецессии – вызвало популярность литературы (см., напр Альперовиц (Alperowitz), 2013a, 2013b; Линд (Lynd), 2012; Лебовиц (Lebowitz), 2010). Среди разнообразия существующих моделей пост-капитализма работа Майкла Альберта и Робина Ханеля стоит особняком, как в связи с ее последовательным развитием длительный период времени, так и ввиду серьезного внимания к системному описанию (приветствуемому противоядию распространенной тенденции рассуждать о “социализме” исключительно смутными и экспрессивными терминами).[1]

Новая книга Ханеля, “От народа, для народа: аргументы партисипативной экономики” (Hahnel, 2012), написана как доступный и компактный вводный курс, затрагивающий все главные аспекты партисипативной экономической модели, как зрелая квинтэссенция и презентация ее центральных аргументов. Таким образом она дает прекрасную возможность создать еще более сжатое изложение основных положений теории и сформулировать основные положения критики. Ханель (в личном общении) отметил, что практически все участники данной дискуссии выступают в качестве параллельных акторов, с очень слабым критическим взаимодействием; частично это связано с чувством необходимости проявления сплоченности и взаимоподдержки. Теперь же широкие круги общественности спрашивают социалистов, способны ли они противостоять неолиберальной концепции “TINA” чем-то большим, нежели искренним стремлением к равенству, демократии и участию, или нечетким стремлениям к “власти рабочего класса” – другими словами, к действительному определению контуров жизнеспособной альтернативы – в связи с чем, указывает Ханель, более чем необходимо подчеркивать и изучать данные различия, чтобы проверить и упрочить общесоциалистическое взаимопонимание. Автор данной работы придерживается такой позиции.[2]

С этой целью, в данной статье автор представит, в виде осторожного наброска, сущность модели партисипативной экономики (далее – PE), используя последние наработки Ханеля как руководство. Во второй части работы будет обрисована критическая перспектива данной модели, построенная на основе модели автора, развитие которой происходит в течение несколько меньшего периода времени, чем модель Альберта-Ханеля.[3] Заключительная часть данной работы посвящена более глубокому изучению различий моделей социалистической альтернативы и выработки предложений относительно наилучшего понимания социализма, в марксистской политической и интеллектуальной традиции, что может позволить совершить прорыв к более широкой общественной дискуссии относительно пути развития.

Партисипативная экономика (PE)

Of the People, By the People[4] содержит 18 коротких глав, которые охватывают такие темы, как экономическая демократия, экономическая справедливость, устойчивость, общественная собственность, институты и стимулы. Ядро теории PE содержится в главе 14 (партисипативное планирование), и автор проведет детальное рассмотрение этой главы. Сначала, однако, следует остановиться на некоторых других аспектах модели.

Советы, федерации, экономическая справедливость

Модель PE состоит в основном из двух видов институтов: рабочих советов и потребительских советов. Советы также организованы в федерации: это, как термин подразумевает, группировки потребительских или рабочих советов, состоящими из представителей советов (49), для решения вопросов, касающихся производства и потребления, которые не могут быть решены на местном уровне (где производство и потребление на самом деле осуществляется). Ханель очень подозрительно относится к представительным институтам и процедурам, однако, и делает акцент на прямом – не представительском – участии и выработке решений на уровне самих советов.

Центральным понятием для Ханеля является “экономическая справедливость.” В главе, посвященной этой теме, он представляет ряд возможных определений, или максим, в том числе той, которую он защищает, как наиболее подходящую для PE, а именно, “каждому по ... усилиям, или личной жертве” (21). Вкратце, люди должны быть вознаграждены не согласно тому, чем они владеют, или даже по тому, что они выполняют и создают (так как достижение может быть основано на удаче или на врожденной способности, над которыми человек не имеет никакого контроля). Применительно к рабочим советам, соответствующий стандарт заключается в вознаграждении людей (и группы) в соответствии с уровнем их усилий: трудолюбия, с которыми они осуществляют выполнение своих задач, и постановки задач для себя. "Усилия людей оцениваются их коллегами, и индивидам предоставляются права на потребление в соответствии с этими рейтингами усилий" (61). На критику, что такие усилия часто невидимы и трудно поддаются измерению или наблюдению, Ханель отвечает, что эта трудность не является непреодолимой, учитывая, что в экономике участия необходимое наблюдение и измерение осуществляется товарищами по работе, теми, кто обладает наилучшими возможностями для выполнения этой задачи.

Распределение также может, по крайней мере, частично, зависеть от потребностей; критерии усилий и нужд поэтому могут вступать в конфликт. В сущности, Ханель выступает за вознаграждение в соответствии с усилием, корректированное по мере требования соображениями необходимости (добавки для многодетных семей, например). Все это, однако, в конечном счете, определяется членами рабочего совета самостоятельно, они должны демократическим путем найти лучший баланс среди различных критериев.

Ханель обеспокоен предотвращением расслоения внутри рабочих советов – расширения возможностей одних и бесправия других. Рабочий совет должен иметь “комитет балансировки труда”, роль которого заключается в предотвращении ситуации, в которой некоторые работники направлены на подметание полов все время, в то время как другие монополизировали управленческие и творческие аспекты трудового процесса. С учетом проблемы, поднятой критиками – неравномерного распределения врожденных талантов и неэффективности обязывания высококвалифицированных рабочих посвятить часть своего времени черной работе, например – Ханель утверждает, что “есть достаточная свобода в организации работ по приспособлению практических соображений, устранению стойких различий в полномочиях и возможностях и нескомпенсированных различий в желательности [работы]” (58, курсив в оригинале).

Что касается потребления, роль потребительских советов и федераций потребительских советов во встраивании личного потребления в пределы совещательного подхода к общественному потреблению на разных уровнях позволяет избежать крупных просчетов рыночной экономики: подчинения общественного потребления и чрезмерной приватизации потребления в целом. Существует свобода выбора в отношении частного потребления; никому не будет предложено первому объявить ценность корзины продовольственных товаров на предстоящий год, например, а затем придерживаться этого точного набора товаров. Определенная приверженность "предварительному заказу", однако, помогает в планировании во избежание расходов и формировании общей структуры потребления социально востребованным способом. Главная цель потребительских советов – создание совершенно нового уровня демократии и участия, когда дело доходит до общественного потребления: парков, зон отдыха, и качества общей жилой и рабочей среды (общественного пространства).

Концепция планирования в PE

Это подводит нас к главному вопросу: как, при отсутствии и рыночной, и центральной (командной) систем планирования, будут приниматься решения относительно того, что производить, как это производить и как распределить продукты для целей потребления? Вопрос, на который общественность (по мнению автора) требует ответа: как бы социалисты решили эту проблему по-другому? Действительно ли есть у них мнение о том, как экономика должна фактически работать? О том, как все сложные, смыкающиеся решения, связывающие экономическую деятельность в последовательную целостность, должны приниматься? Если ответов на эти вопросы нет, социалисты просто бросают слова на ветер.

Эти вопросы рассматриваются в 14 главе работы Ханеля, посвященной концепции планирования в PE. Процесс планирования включает в себя рабочие и потребительские советы, конечно, и участие в этом процессе является определяющей характеристикой советов:

Так как отдельные рабочие и потребительские советы непосредственно участвуют в процедуре планирования, все рабочие и все потребители также непосредственно участвуют в разработке и пересмотре предложений их собственного совета. Другими словами, порядок координации взаимосвязанных мероприятий всех советов является единым, советы участвуют в нем непосредственно, не отправляя своих представителей в орган планирования с поручением составления комплексного плана от их имени. ... это отличает процедуру по совместному планированию не только от процедур централизованного планирования, используемых в экономиках советского типа в ХХ веке, но и от всех других предложений по проведению “демократического планирования.” (49-50.)

Очевидно, что, хотя они обозначаются словом "советы", что подразумевает места обсуждения и обдумывания, советы на самом деле являются местами, где производство (в случае рабочих советов) и потребление (в случае потребительских советов) осуществляются. Рабочие советы являются рабочими местами, или предприятиями экономики.

В чем работники, организованные в рабочие советы, принимают участие? Они создают план, или предложение, на каждом этапе процесса планирования. Он состоит из детального описания, какие товары совет будет производить, как он будет их производят (с помощью каких методов и процедур), и какие природные ресурсы, объемы капитала, сырья, и различных видов труда будут использоваться в производстве. Потребительские советы, в свою очередь, создают, с максимальным участием со стороны своих членов, наборы предложений потребления.

Существует орган, называемый Итерационный Совет Поддержки (IFB), “который играет формальную роль” (91). Формальную или нет, IFB на самом деле начинает процедуру планирования, объявив набор оценок “вмененных издержек” ресурсов, используемых в производстве и для товаров потребления, в том числе социальных издержек загрязнения и достижения устойчивого развития. (Ханель весьма чувствителен к экологическим проблемам, и хочет, чтобы как можно более широкие оценки связанных с этим расходов были учтены.) Термин “вмененные издержки” знаком специалистам традиционной микроэкономики; это “стоимость” любого товара или деятельности с точки зрения упущенных реальных альтернатив. Он используется здесь, однако, в качестве замены более общей концепции цены: вмененные издержки “можно рассматривать как ‘индикативную цену’, так как они определяют полезные ‘индикаторы’ того, что стоит обществу использование различных первичных ресурсов и выброс различных загрязнителей, и сколько это будет стоить обществу для производства различных товаров и услуг” (91-92).

Вмененные издержки, или индикативные цены, являются основой обсуждений в рабочих и потребительских советах. Очевидно, если цена (Ханель стремится избежать этого термина, но он краткий и ясный!) некоторых товаров высока, это будет стимулировать работников советов избежать использования их в качестве ресурса, или, возможно, побудить их предложить производить их как выходной продукт, а потребительские советы, в свою очередь, как правило, будут стремиться избежать их потребления. Оба типа советов действуют в своих коллективных интересах в поиске производственных предложений и предложений по потреблению, которые лучше всего отвечают их потребностям. Рабочие советы, на самом деле, вычисляют норму прибыли для себя, которую советы могут сравнить, самостоятельно или в сотрудничестве с другими советами, с социальной нормой прибыли. Ханель не рассматривает, насколько автор был в состоянии обнаружить, вопрос о единице, в которой измеряются индикативные цены. Так же, понятия цены и дохода разрабатываются в довольно обтекаемой форме, так что идея денежной единицы или валюты не затрагивается непосредственно.

Когда рабочие и потребительские советы объявили свои предложения, IFB приступает к работе снова: он собирает все запросы на использование и предложения поставить каждый природный ресурс, каждую категорию труда, каждый вид капитала, товара, и каждый загрязнитель, и регулирует свою оценку возможностей или социальной стоимости товаров в большую или меньшую стороны пропорционально степени избыточного спроса или предложения для этого товара. Эти. . . шаги повторяются в последующих циклах, или “итерациях,” пока не будет ликвидирован избыточный спрос на любой конечный или промежуточный товар, природный ресурс, категорию труда, капитал, или разрешение на выброс любых загрязнителей. (92.)

Это, следовательно, итеративная – повторяющаяся – процедура, при которой "возможность и социальные издержки" (например, цены) не будут пересмотрены до достижения “‘реального,’ комплексного плана за год, то есть, плана, где все, на что рассчитывают акторы, на самом деле будет доступно” (там же.). Возможно перефразировать: план, в котором количество поставляемого равно количеству требуемого для всех товаров и услуг.

В этот момент, IFB как можно предположить, просто сообщает, что баланс был достигнут, что не будет никаких дальнейших изменений в перечне относительных индикативных цен, и что различные рабочие и потребительские советы могут теперь, поэтому, приступить к осуществлению своих планов, в их текущем состоянии. Модель PE, однако, настаивает на активной роли в планировании на базовом уровне, т. е. в самих советах, что должно привлечь не только участие в разработке собственного предложения совета, но оценку предложений всех других советов. Каждый совет изучает отношение выгоды к стоимости других предложений рабочих советов, и соотношение стоимости предложения потребления потребительского совета к "среднему рейтингу усилий" членов этого совета, и собирается голосовать за эти предложения. Если совет получает большинство “нет” на голосовании по его предложению на данном этапе, он должен пересмотреть это предложение, пока результат голосования не изменится на позитивный. Ниже ключевая формулировка Ханеля:

. . .возможность советов голосовать “за” или “против” предложений других советов не влечет за собой трудоемкую оценку предложений. Все, что нужно сделать, это посмотреть на социальное отношение польза-стоимость предложений от рабочих советов. Коэффициент ниже среднего означает, что рабочий совет, вероятно, использует ресурсы неэффективно или не работает так эффективно, как другие. Аналогичным образом, когда социальные издержки на одного члена потребительского совета выше среднего рейтинга усилий плюс надбавки членов совета, они, вероятно, ведут себя слишком жадно и несправедливо по отношению к другим. ... большинство предложений можно проголосовали очень быстро, потому что процедура партисипативного планирования позволяет каждому совету судить, являются ли социально ответственным предложения других советов, не теряя лишнего времени. (99.)

Заседания проводятся в рамках рабочих и потребительских советов для решения проблем, связанных с голосами других советов и изменений в перечень вмененных издержек, получаемый от IFB. Встречи также состоятся в рамках федераций, особенно федераций потребительских советов, которые должны решить, по предложениям крупных общественных работ, то есть работ, осуществляемых в масштабе более одного совета района. Важно, однако, что процесс не предполагает регулярные совместные заседания рабочих и потребительских советов, или между различными советами рабочих, с учетом модели "договорной координации" (см., например, Devine, 1988; 2012). Обсуждения “производятся в отношении тех вопросов, что мы могли бы назвать ‘самодеятельными’ предложениями” (100). Никто не выдвигает предложения, не говоря уже издании команд, относительно того, что другие должны делать.

Ханель полагает, что совещательная процедура, описанная в модели PE, предоставляет точную информацию: “В процедуре партисипативного планирования рабочие советы будут только вредить себе, не сумев сделать предложения, которые точно выявят их истинные возможности, потому что недооценка своих возможностей снижает вероятность выделения необходимых производственных ресурсов” (98). Это также касается точных оценок затрат, связанных с загрязнением: “... в интересах жертв загрязнения выявить, насколько они действительно страдают от загрязнения, и полностью учесть эти негативные эффекты в определении социальных затрат на производство различных товаров и услуг” (там же). Точная информация доступна и активно используется всеми акторами:

Каждый человек имеет информацию, необходимую для расчета социальных преимуществ и стоимостного отношения каждого предложения рабочего совета, и каждый имеет информацию, необходимую для сравнения социальной стоимости [предложения] каждого потребительского совета по отношению к среднему рейтингу усилий его членов. (99, курсив в оригинале).

Глава 16 книги “Of the People, By the People” фокусируется на “инвестициях и планировании развития”. Создание нового производственного потенциала и формирование структуры производства / жилой / рекреационной / транспортной среды явно совершается в течение более длительного периода времени, чем (предположительно годовое) планирование текущего производства и потребления. Здесь Ханель делает важное утверждение. Существует проблема замкнутости: решения о капиталах, которые будут приносить свои плоды в будущем времени зависят от вмененных издержек, которые будут возникать в то время, но эти издержки сами будут сформированы в связи с решениями относительно ресурсов, предпринимаемыми в настоящее время.

В связи с погрешностью, присущей будущим прогнозам, и в связи с тем, что планирование часто происходит в масштабе федерации, а не отдельных советов и потому должно опираться на представителей, а не на непосредственное участие всех затрагиваемых лиц, долгосрочное планирование должно выглядеть больше как традиционная политическая демократия, чем как прямой горизонтальной партисипативный процесс, описанный в модели PE для годового планирования. Простого решения не существует: “Эффективные сравнительные инвестиционные планы не могут быть легко получены с помощью процедуры, которая изменяет самоотносимые предложения’ в комплексные планы таким же образом, каким могут быть сформированы эффективные комплексные годовые планы” (119). Но, очевидно, недостаточность формальных репрезентативных процедур может быть преодолена, или по крайней мере значительно компенсирована.

Процесс обсуждения делегатами планов инвестиций и развития может и должен направляться не только постоянными консультациями между делегатами и теми, кого они представляют, но и соломенными опросами и предварительными референдумами среди членов федерации. Окончательные решения об инвестиционных планах и планах развития могут и должны разрешаться путем референдумов, а не голосования делегатов. (Там же.)

Кроме того, годовое планирование может служить противоядием к токсическому последствию представительства: “Годовое планирование посредством прямой демократии является... наиболее эффективным способом борьбы с опасностью элитаризации процесса планирования делегатами, составляющими инвестиционные планы и планы развития” (121).

Отсюда туда

Прежде чем перейти к задаче критического анализа, краткий обзор последней главе книги, “Отсюда туда”, является оправданным. Эта глава примечательна, потому что она представляет, с точки зрения автора, чрезвычайно полезную альтернативу широко распространенному высокомерному позерству представителей левых сил, которые отвергают все “реально существующие” реформы, и движений рабочего класса, которые настаивают на “не меньшем, чем “глобальном революционном изменении” – и при этом не в состоянии даже представить концепцию этого изменения, выйдя за рамки самых пустых абстракций.

Ханнель подводит итоги в пяти пунктах. 1) “Мы должны создать больше и более сильные движения за экономические реформы” (134). Ключевая формулировка: “Люди имеют полное право ожидать от тех, кто хочет изменить систему, создания наиболее успешных, насколько возможно, кампаний за реформы, и полное право считать нас бесполезными, если мы не выполняем эту задачу” (135). Конечно, мы обладаем перспективой, что другим в этих кампаниях не хватает – возможной замены капитализма системой "равноправного сотрудничества" – и мы должны всегда настаивать на разъяснении этой перспективы, и ее привязки к конкретным проблемам, решаемым движениями для реформы.

2) “Мы должны создать больше экспериментов в партисипативном равноправном сотрудничестве... в качестве ‘прообразов’ нового общества” (136). Каждый из путей – реформ капиталистических институтов и создания параллельных институтов – содержат ловушки; в то время как ни один не полностью эффективен сам по себе, в сочетании они являются мощной силой.

3) “Левые в США нуждаются в электоральной стратегии” (137):

Оставление поля, когда люди приходят, чтобы играть в игру, вряд ли является стратегией победы! И мы не можем вечно участвовать в выборах только путем поддержки “протестных” кандидатов, которые... не имеют никаких шансов на победу. (Там же.)

Конечно, многое должно быть сделано, чтобы сломать “двухпартийную монополию”, выиграть в системе пропорционального представительства, добиться реформы финансирования избирательных кампаний, и многого другого. Как и в случае движения экономических реформ, это вопрос о критическом участии, в отличие от простых альтернатив некритического участия, с одной стороны, или абсентеизма, с другой стороны.

4) Левым нужна стратегия защиты побед против того, что мы должны рассматривать как неизбежные атаки “антидемократических сил”. Это должно быть делом массовой мобилизации и участия. “Наша стратегия обороны (и нам она понадобится) должна быть сосредоточена на организации массового сопротивления и неподчинения, поскольку не существует элиты, независимо от того, насколько она хорошо вооружена, которая может править, если мы, народ, не выполняем их приказы” (138).

5) Мы должны четко отделить наше предложение радикального изменения от действий, предпринятых в прошлом. “Первые попытки посткапиталистических экономик (коммунизм двадцатого века) недостаточны, чтобы рекомендовать их, и люди имеют полное право быть скептически настроенными и требовать от тех, кто призывает к изменению системы, очень четкого представления о том, как новая система будет решать вопросы принятия экономических решений по-другому” (139). В то время как автор с энтузиазмом поддерживает утверждения Ханеля (1)–(4), он должен зарегистрировать свое несогласие с точкой зрения в утверждении (5). Здесь не место, чтобы углубиться в эту важную дискуссию, но читатели могут ознакомиться с Laibman, 2009; 2007, гл. 7.

В заключение главы 18 и книги, Ханель предлагает Зеленую Новую Сделку (Green New Deal) – комплексное наступление на приоритеты капиталистической элиты, объединение всех движений и зон активности, обследуемых выше, и, конечно, выдвижение на первый план обеспокоенности в связи с окружающей средой (см. также Ханель, 2011).

Мы говорим о социальной революции? Да. Но почему революционеры должны ожидать, что революция выглядит так же в двадцать первом веке, как это было в девятнадцатом и двадцатом веках? ... Почему наше видение революции остаются не подверженным нашей общей надежде, что ситуация изменяется? (143)

Книга завершается этим довольно загадочным тезисом.

Модель PE: критический обзор

Есть, как отмечалось ранее, два основных момента: спекулятивно-идеалистическая тенденция навязать свои предпочтения, связанные с моделью поведения людей, и последствия нео-анархического систематического недоверия к власти и иерархии. Автор начнет с первого.

Утопический аспект

Фридрих Энгельс лихо высмеивал Евгения Дюринга относительно запрета алкогольных напитков в его "социалитарном государстве будущего» (Энгельс, 1966, 130). Модель PE Ханеля, в гораздо более тонком виде, конечно, накладывает предпочтения социалистического утописта в четырех областях: степени участия; критерии усилий в определении награды и дифференциации доходов; предварительное упорядочение предметов личного потребления посредством потребительского совета, к которому человек принадлежит; и требовании "сбалансированных рабочих мест".

Участие. Само название “партисипативная экономика” предполагает, что социализмом предусматривается преимущество участия по сравнению с другими предполагаемыми ценными качествами. Можно вспомнить тонкое замечание Генри Менкена по поводу проблемы социализма: "не хватает свободных вечеров". Вопрос в том, не налагает ли модель PE чрезмерное требование участия в качестве своего фундаментального механизма. Ханель явно полагает, что это не так. Мы вернемся к этому вопросу в связи с оценкой предлагаемой системы участия ниже. Более важный вопрос в настоящее время: произвольное (спекулятивное) введение участия как положительной ценности. Подразумевается, что “капитализм” – название, которое мы используем для существующей системы, которую мы надеемся заменить – характеризуется или определен некоторым фундаментальным образом (родовым) неучастием. В то время как рабочие в капиталистических обществах, конечно, не участвуют в осуществлении функций капитала - не владеют или контролируют капитал – что, однако, не может быть приравнено к "неучастиию" в целом, так же, как эксплуататорскую (основанную на прибавочной стоимости) власть капитала не следует путать с властью или политической системой, или любой другой более общей функцией социальной организации, которая приобретает конкретное выражение в исторически определенной системе общественных отношений.[5]

Участие в социалистических условиях является тем, что должно быть оптимизировано, не максимизировано (Laibman, 1992a). Ханель бы, считает автор, с этим согласился. Дело, однако, заключается в поиске степени (и формы) участия в любой реальной социалистической действительности в определенных исторических и культурных условиях. Это не может быть заранее определено или установлено. Страны с долгой историей структур участия будут создавать более партисипативную форму социализма, чем страны, чьи культурные традиции подчеркивают самостоятельность и индивидуальное пространство.

Кроме того, основы социализма закладываются во всей капиталистической (и, если на то пошло, докапиталистической) истории. Поэтому они опираются не только на солидарность и коллективизм, рожденные классовой борьбой, но и на индивидуализацию и личную автономию, что является центральным и необходимым элементом капиталистической эпохи Просвещения (дальнейшую аргументацию см. Laibman, 2012a). Одной предпосылкой социализма является “солидарный” аспект (Lebowitz, 2010); с другой стороны, не менее важным является появление весьма разнообразных и сложных форм представителей рабочего класса, с хорошо развитыми и широкомасштабными предпочтениями относительно баланса между работой и отдыхом, степени партисипации в работе, баланса между самореализацией на рабочем месте и во внешней личной жизни, и многого другого.

Некоторые рабочие в модели PE могут предпочесть делегировать, а не участвовать, или, возможно, пожелают сосредоточить свое участие в конкретной области в пределах или за пределами рабочего места, в то же время уверенно оставляя другие области в умелых и принципиальных руках товарищей и коллег. В отсутствует реальности или постоянной угрозы капиталистического извращения в системе принятия решений, человек может спокойно оставить много текущих и детальных функций планирования и координации представителям, как на рабочем месте или в сообществе, так и на более высоких уровнях.

Как ни странно, страх представительства и делегации – и это действительно может способствовать в некоторых обстоятельствах, появлению планирующей элиты с интересами, противоречащими интересам большинства трудящихся – приводит сторонников PE к необходимости навязывать прямую демократию и интенсивный мандат на участие, мандат, который, возможно, также может восприниматься как гнетущий и отчуждающий.

Критерий усилия. Логика неоспорима. Если у меня IQ 180, или если я был достаточно удачлив, чтобы иметь родителей, которые кормили меня вычислениями на завтрак, я способен участвовать в производстве значительно более эффективно, чем в среднем. Но так как эти преимущества не являются моей заслугой, и их отсутствие в других не является их виной, они не должны играть никакой роли в отношении награды. Мой доход (термин, который Ханель избегает, как отмечалось) должен быть средним по трудовой и иной деятельности в пределах уровня рабочего совета, если мои усилия и жертвы, оцениваемые моими товарищами по работе, не выше (или ниже), чем в среднем.

Проблема с этим заключается не только в том, что усилия трудно измерить; Ханель (60ff) предоставляет разумные ответы к этому возражению, и можно также отметить, что в сложной и коллективной производительной деятельности объем индивидуального рабочего вклада так же трудно измерить. Проблема лежит глубже. Это, опять же, исторически сложившееся сознание как на рабочем месте, так и в рамках более широкого сообщества, в отношении соответствующей награды за вклад. Это сознание объективно; это реальность. Люди могут чувствовать, что более высокие уровни производительности, например, должны быть вознаграждены выше. Они могут чувствовать это, потому что они и другие нуждаются в стимулах для приобретения навыков и полномочий, связанных с навыками, для того, чтобы быть адекватно мотивированными, чтобы приобрести их, даже если они планируют затратить только средний уровень усилий в работе. Они могут нуждаться в этих стимулах вне зависимости от их осознания этого факта. Если они и другие не вознаграждены за фактические достижения, это может рассматриваться как несправедливость – и это восприятие невозможно отбросить. Рабочие могут отрицать это программно, но это восприятие все равно будет существовать. Если это произойдет, отказ наградить достижение – которое, несмотря на все препятствия, все еще качественно легче измерить, чем усилия – может привести к цинизму и апатии, и, следовательно, может работать против самого развития коллективного сознания, которому и Ханель, и автор стремятся содействовать. Все лучшие аргументы в мире не одолеют существующего состояния сознания. Социализм должен отказаться от спекулятивной выдачи желаемого за действительное, и должен работать с тем, что есть. Соответствующее сочетание стимулов – моральных, материальных, индивидуальных, коллективных, основанных на достижении, основанных на усилиях – должно определяться в каждой исторической ситуации, и будет значительно отличаться в зависимости от времени и места.

Потребление по предварительному заказу. Несмотря на уверенность Ханеля в том, что работник не обязан заявить точный потребительский набор заранее, а затем придерживаться этого набора, имеется еще один важный момент, обладающее таким же подтекстом спекулятивного утопизма, что автор обнаружил в программных предписания относительно вознаграждения на основе усилий и участия работников в планировании.

Американское Бюро статистики труда использовало[6] для расчета “скромный, но адекватный” бюджет типичной (принадлежащей к рабочему классу) семьи из четырех человек. Это была абстрактная семья, состоящая из родителей противоположного пола (конечно!), в браке в течение 15 лет, с 13-летним сыном и 8-летней дочерью. Для этой семьи подробная потребительская корзина была рассчитана, а спецификация этой корзины (охватывающая пищу, одежду, жилище, отдых, медицинское обслуживание, и все остальное), содержалась в руководстве, которое выросло до тысяч страниц. Идея, что работник должен создавать и придерживаться предварительно заказанного набора потребления, для себя и своей семьи, охватывающий каждый тип еды, каждый предмет одежды, каждый вид деятельности, который будет затем объединен в потребительское предложения соответствующего потребительского совета на предстоящий год, сверхъестественно нереалистична, и возникает вопрос: что создает этот элемент модели PE?

Возможный ответ заключается в том, что Ханель (в соавторстве с Альбертом, в более ранних публикациях) неудовлетворен индивидуальной потребительской автономией, которая сложилась в капиталистических обществах: существование распределительных сетей на потребительские товары (супермаркеты, универмаги и т. д., не говоря уже о Amazon.com и EBay) и использования своего рода способа обращения, наряду с ценовой структурой, чтобы распространять эти товары и применять общие бюджетные ограничения, что Ханель описывает в своих “рейтингах усилий”. Здесь имеется два фактора: первый, очевидно смешение современных форм распределения, посредством денежных доходов и цен, с капиталистической оценкой качества работы и потребления; второй, дискомфорт по отношению к автономии лиц и организаций в выборе и приобретении товаров народного потребления.

Автор считает очевидным: врагом является капитализм, а не универмаги. Более того, личная самостоятельность в потребление сама по себе не вредна; это заслуга капитализма, которая должна быть использована (и, конечно, трансформирована) в системе социализма, рождающегося из капитализма.

Нет никакого способа совмещения возможности заказать горящую путевку в Тайланд сегодня с потребительским предложением районного потребительского совета! Возможный вариант изменения системы заключается в определении порядка ежедневного потребления частных лиц в рамках системы демократического планирования, без громоздкой системы предварительного заказа, особенно с учетом эффекта сглаживания закона больших чисел и наличия буферных запасов.

Вышеуказанное не следует воспринимать как отрицание роли потребительских советов Ханеля в качестве площадки для демократического обсуждения и определения структуры производства общественных благ. Термин “общественный” в капиталистических системах обычно означал осуществляемый государственными органами, с преобладанием роли политиков и бюрократов с тысячей идеологических, финансовых и культурных связей с классом капиталистов. Есть, конечно, слушания бюджетных комиссий (Boards of Estimate), и люди могут присутствовать на заседаниях городского совета, на которой в настоящее время обсуждаются предложения относительно общественных благ. С утверждением Ханеля необходимо согласиться в том, что подобные формы, определяющие участие большинства рабочего класса в принятии решений относительно парков, школ, общественных зданий и т. д., должны существовать в посткапиталистических обществах как полноценные и эффективные.

Сбалансированные рабочие места. Этот последний вопрос может быть решен быстро; дело здесь обстоит так же, как с предыдущими спекулятивными тезисами. Да, конечно, социалистическое общество должно содействовать развитию уровня культуры рабочего места, при котором люди поощрены в широком участии не только в повседневной работе, но и, что очень важно, в управленческих и творческих аспектах работы[7]. В какой мере может стратификация слоев синих воротничков-исполнителей и белых воротничков-экспертов быть преодолена? В конце концов, может ли быть возможным для социализма преодоление этого расслоения, что в конечном счете наследуется от долгой капиталистической и докапиталистической истории, в целом? Нужно мыслить радикальнее! Но открытая дорога к этому результату является противостоянием на практике с унаследованными особенностями: постепенно и систематически, используя образование, обучение без отрыва, ротацию и обогащение (в тех случаях, когда работники желают участвовать), открытость заседаний управления всему персоналу, и – где это возможно – балансировка рабочих мест для использования полного спектра аспектов коллективной работы.

Опять же, проблема заключается не в том, что принуждение индивидуумов к выполнению несвойственных им обязанностей неэффективно, Ханель утверждает, что эта неэффективность может быть с лихвой компенсирована превращением труда в «главную жизненную потребность" (см. главу 10). Дело в том, а что объективные реалии диктуют темп и степень, в которой передача управленческих и творческих функций на более широкие уровни рабочей силы, дестратификация и демократизация процесса труда в целом возможны. Искусственно ускорив этот процесс – например, просто взять рабочего и сделать его директором завода, или с помощью жесткой системы ротации кадров или выбора посредством лотереи – вполне возможно породить цинизм и разочарование. Когда люди оказываются в роли, к которой они не готовы, роли сами по себе могут стать обесцененными. Социальные изменения не могут быть программированными; они должны систематически развиваться, исходя из “реально существующих” исторических условий.

Механизм планирования PE: Критический обзор

Это подводит нас к главному вопросу: что мы должны требовать от системы горизонтального планирования модели PE?

Перейдем сразу к главному. Существует нерешенное противоречие между экономической координацией и социалистической демократией в предложении PE. Кроме того, это противоречие неразрешимо, при условии, что программное утверждение горизонтального принципа сохраняется.

Для подготовки к подробной аргументации этого утверждения будет полезен краткий экскурс в общую теорию равновесия французского экономиста 19-го века Леона Вальраса.

Теория общего равновесия Вальраса. Этот центральный компонент традиционной теории микроэкономики, основанный на работе Вальраса, можно описать довольно просто и с помощью нематематического метода.[8]

Представьте экономику, состоящую из заданного числа отдельных лиц, наделенных рациональными предпочтениями и желанием максимизировать полезность от потребления. Чтобы упростить изложение, ограничим эту экономику только обменом. Существует (различное) число дискретных товаров, которые могут использоваться. Эти товары не производятся; они просто появляются в руках экономических субъектов как данность, в начале периода происходит обмен, а затем потребление данных товаров. Каждый актор, таким образом, начинает с заданной позиции: набора товаров, которые могут либо потребляться, либо обмениваться.

Актор не может решить, какие действия предпринять – какие части данного набора должны непосредственно потребляться, или быть предложены к торговле (поставлены), и какие дополнительные предметы будут направляться на потребление после приобретения через торговлю (затребованы) – до объявления цены. Здесь Вальрас предлагает свою знаменитую концепцию аукциониста: таинственный (формальный?) актор, не имеющий воли, потребностей или собственных стратегических интересов, находящийся в центре круга субъектов и объявляющий первоначально произвольный набор цен для всех товаров. На основе этого исходного набора цен каждый актор создает предложение – набор поставляемых или востребованных товаров – который максимизирует его полезность (удовлетворение) потребления. Рисунок 1 дает схематическое представление данного процесса.

 

 

Аукционист находится в центре большого круга, который представляет экономику. Отдельные субъекты являются маленькими кругами, расположенными по периметру. Сплошные линии, разделяющие акторов, автор определит как “параметрические барьеры”: они не позволяют субъектам взаимодействовать (общаться друг с другом) в процессе регулировки, который Вальрас называет “ощупью”, или “нащупыванием” (tâtonnement). “Параметрический барьер”: индивиды реагируют на параметры – цены – но по сути не обладают знанием о существовании друг друга. Акторы общаются только с аукционистом, и весь обмен информацией и процесс коммуникации полностью содержится внутри и осуществляется посредством цен.

Когда аукционист принимает предложения от каждого актора, оно (неодушевленное местоимение представляется здесь целесообразным) складывает величины спроса и предложения каждого товара. Если разница ("избыточный спрос") положительна, цена для этого товара будет поднята в следующем раунде; если она отрицательна, то цена будет снижена. Второй раунд начинается, когда аукционист объявляет новый набор цен. Еще раз – и, самое главное, не консультируясь друг с другом – индивиды пересматривают свои предложения, очевидно поставляя меньше товара, цена которого была снижена и требуя меньше товара, цена которого была повышена. Собрав новые предложения, аукционист вновь определяет, остаются ли какие-либо расхождения. Расхождения сокращаются от итерации к итерации, пока все избыточные требования не становятся нулевыми. В этот момент аукционист удаляет параметрические барьеры, и подлинный обмен начинает соуществляться. Это состояние является общим равновесием экономики: каждый актор максимизирует полезность (с учетом заданных ограничение); бюджет каждого актора является сбалансированным; и рынок доступен для каждого товара (избыточные требования равны нулю).

Реальная торговая не допускается до снятия барьеров; это было бы равносильно "ложной торговле" и могли бы изменить стартовые условия. Вальрас изо всех сил старался доказать, что данные условия, параметрическое (конкурсное) поведение и максимизации полезности, приведет к уникальному равновесию торговли и потребления. В последующих изданиях “Элементов” он представил более сложные модели, включающие производство (заданный вклад превращается в “факторы производства”, такие как труда и земли), множество методов производства, деньги, финансы, кредит, и так далее. Это была, как считается, в конечном счете неудачная попытка моделирования рынков капитала в рамках модели общего равновесия (см Робинсон (Robinson), 1971; Уолш и Грэм (Walsh and Gram), 1980). Кроме того, различные теоретические ухищрения, необходимые, чтобы получить детерминированный результат (аукционист, нащупывания, запрет “ложной торговли”) позволяют предположить, что полный анализ социальных сил, которые принимают форму рыночных отношений, был тщательно избегнут в данной модели (возможно, это подтверждает характеристику системы Вальраса как “буржуазной экономики”).

Горизонтальное итерационное планирование: Вальрасовский аспект.Читатель, конечно, понял, к чему ведет автор. IFB Альберта-Ханеля выполняет роль аукциониста Вальраса. Рабочие советы и потребительские советы заменяют отдельных акторов системы Вальраса. В то время как индивидуальное участие в совете в различных стадиях процесса планирования настоятельно рекомендовано, советы не взаимодействуют друг с другом, кроме как в рамках федераций (роль которых, как мы видели, является шагом назад, в связи с конституирующим их подозрительным принципом представительной организации). Самое главное, рабочие советы и потребительские советы не ведут переговоры непосредственно (см. выше краткое изложение аргументации Ханеля). Модель PE очень хорошо выполняет роль параметрических барьеров (см. Рисунок 1.) IFB является механизмом достижения фактической (ex post) координации советов; все содержание социалистического сотрудничества ограничивается деятельностью советов, значимое взаимодействие среди работников-как работников и работников-как-потребителей ограничено до личного уровня. Партисипативная экономика – экономика, в которой первичные организации являются основой социальной практики и взаимодействия. По существу, эта экономика состоит из мелких кооперативов, которые затем объединяются через вальрасовский – рыночный – процесс нащупывания.[9]

На Рисунке 1 действительно нет центральной власти. Аукционист Вальраса является, как мы уже отмечали, “темной материей”, не имеющей дискреционных полномочий, как IFB модели PE. Это хорошо согласуется с антиавторитарным положением модели, связывая ее с анархистской традицией.[10] Как мы уже убедились, важным для Ханеля является то, что в его концепции никто не планирует ни для кого другого, и ни один орган не имеет полномочий для планирования или изменения планов другого. Тем не менее, в модели Вальраса, когда избыточные требования равны нулю и параметрические барьеры исчезают, нет необходимости в дальнейшей проверке запланированного поведения отдельных субъектов. Они будут делать то, что мы ожидаем, потому что это то, что максимизирует их полезность, учитывая заданные начальные ограничения. В отношении модели PE, планирование ограничивается рабочими и потребительскими советами и полностью выражено в формулировке своих предложений. Рабочие, как ожидается, участвуют в разработке этих предложений, но в каком смысле они могут участвовать в более широком смысле – в том, что выходит за пределы границ их рабочих мест и районов?

Вот теперь картина становится туманной. Советы, как мы знаем, имеют право голосовать за или против предложений других советов. Судя по всему, объявление IFB, что различные предложения производства и потребления сбалансированы в совокупности, не является достаточным. Также должна быть ситуация, когда предложение каждого совета будет формально признаваться другими советами. Мы можем задаться вопросом, что произойдет, если совокупный баланс достигается, но, по определенным причинам, некоторые предложения по-прежнему не утверждены. Изменения этих предложений нарушат баланс, приводя к движению цен (“вмененных издержек”), изменению и дальнейшему пересмотру и т. д., без перспективы конвергенции в обозримом периоде. Но еще более фундаментальными, возможно, являются проблемы, которые возникают, когда мы рассмотрим, что означает для советов рассмотрение и утверждение (или не утверждение) предложений всех других советов.

Предложение моего совета является тщательно рассмотренным и подробным проектом, разработанный с учетом конкретных возможностей и потребностей моих товарищей по рабочим (или потребительским) советам. Здесь роль локального знания становится наиболее важной (Хайек, 1945). Каждый из n советов должны будут иметь детальное знание местных условий в каждом из n-1 других советов; каждый совет, по сути, должен был бы быть Центральным плановым управлением (CentralPlanning Board)! Здесь проблема “нехватки свободных вечеров” возводится в n-ую степень; это утопит экономическую демократию в море информационной перегрузки. Кроме того, поскольку для оценки советом i предложения совета j придется принимать во внимание взаимодействие всех советов – структуру производства и потребления, переломные моменты в использовании экологических и ресурсосберегающих эффектов, которые появляются только тогда, когда набор предложений сформирован, совокупное воздействие по транспортировке, хранению, использованию водных и энергетических ресурсов, жилья и так далее – каждый совет должен, в еще более полном смысле действовать как Центральное плановое управление, принимая решения по каждому предложению советов, поступающему к нему согласованным и всеобъемлющим образом. Проблема не только в этом: все громадные (на самом деле, невозможные) усилия сводятся только к голосованию – за или против. Но совокупный итог голосований по предложению конкретного совета, допустим, в случае совокупного отрицательного результата, не дает точную информацию совету относительно того, что, по мнению других советов, является неверным; что совет должен сделать, чтобы привести свое предложение соответствие условиям социального одобрения. Эта потеря информации может быть закрыта только серией слепых шагов “наощупь”, при которых советы пытаются улучшить свои предложения и получить их одобрение другими, даже в то время как это приводит к изменениям цен, изменениям в предложениях других советах и т. д.

Вкратце: в той степени, что дискуссии советов по предложениям других советов являются существенными, они также совершенно невозможны, погрязли в избытке обсуждения и необрабатываемой информации, что бы сделало концепцию экономики “договорной координации” (см. например, Devine, 1988) стройной и превосходной в сравнении.

Конечно, Ханель не предлагает этого! Автор привел выше его цитату о том, что “все, что они [советы] должны сделать, это посмотреть на отношение социальной пользы к стоимости предложений от рабочих советов” (и аналогичную конструкцию для потребительских советов). Согласно Ханелю, мы можем вычислить “отношение отношений”, с соотношением выгод и потерь совета в числителе и среднего общественного показателя в знаменателе. Назовем это отношение супер-отношением R. В таком случае роль голосования еще более “формальная”, чем ICB [так в тексте. Возможно, верно будет IFB – прим. переводчика]. Мы не должны думать ни о чем. Если R> 1; голосовать за одобрение. Если R <1, голосовать за отклонение. Повторить.

Во-первых, это кажется логически недостаточным. Мы находим, в каждом конкретном случае, R > 1. В действительности, нам нужно R = R_max, максимально достижимое значение R для данного совета, или по крайней мере как можно близкое к этому значению, насколько это реально возможно. Совет не имеет никакой возможности знать R_max другого совета, без, опять же, детального знания конкретных обстоятельств данного совета. Мы вернулись к исходной точке.

Во-вторых, обратите внимание, что оценка, которая предшествует голосованию, будет основываться на объявленных индикативных ценах. Эту оценку, в таком случае, придется проводить в каждом раунде итерационного процесса планирования, так как только на основе голосов в каждом раунде совет имеет возможность использовать ответы других советов, чтобы изменить свое предложение.

В целом, концепция ценообразования адвокатов PE в социалистическом контексте крайне недостаточна: цены корректируются на основе имеющихся у IFB данных о не более чем расхождении в объеме совокупных поставок и требований для каждого товара, без рассмотрения того, как запасы ресурсов формируют цены на товары (Броди (Brody), 1970;. Лейбман (Laibman), 1992b, глава 15), как временные горизонты и социальное дисконтирование (особенно в отношении окружающей среды и последствий использования ресурсов) должны влиять на цены и т. д. Точка зрения сторонников PE относительно цен (см. особенно Альберт и Hahnel, 1991b) в значительной степени сформирована мэйнстримной концепцией общего равновесия; она не разделяет классическую марксистскую ценовую концепцию (едва ли не единственную последовательную теорию цены в экономической науке, см. Уолш и Грэм (Walsh and Gram), 1980). "Вмененные издержки" Ханеля, или "индикативные цены", на самом деле вальрасовы волки в овечьей (социалистической) шкуре.

В-третьих, и, несмотря на неоднократные заверения в обратном, нет никаких признаков того, что Ханель разрешает реальные проблемы стимулирования, которые возникают в местном планировании: как может быть гарантировано, что отдельные советы будут сообщать о локальных условиях полностью и правдиво? То, что они будут избегать сокрытия резервов, или участия в других стратегиях поведения, тем самым искажая информацию, на основе которой другие советы, как предполагается, оценят их предложения?[11] Это может быть особенно важно в случае загрязнения; идея, что те, кто страдает от загрязнения, могут наилучшим образом оценивать его эффекты, по мнению автора, особенно наивна.

Но самое главное в отношении идеи голосования советов также является наиболее очевидным. Если совет может реально оценить, позитивно или негативно, список из n-1 предложений советов, просто взглянув на некоторое число R, то нет действительно ничего, что необходимо обсуждать; советы, встречаясь, возможно, как федерация федераций, могут просто разрешить IFB сделать это вместо них! Участие рабочих в социалистическом планировании, таким образом, полностью лишается содержания.

Здесь, следовательно, заключается истинная дилемма. Учитывая фундаментальную антиавторитарную тенденцию отсутствия централизованного планирования и ограничения процесса планирования в горизонтальной плоскости, модель PE находится между двумя одинаково неудовлетворительными полюсами: подлинной оценки и планирования, но продублированной n раз в отдельных процессах, координируемых голосованием, и в явном нарушении принципа локального знания, с одной стороны; и настолько же неработоспособным вальрасовым процессом нащупывания (tâtonnement), что снижает роль советов до игрушек безличных сил и лишает планирование любого подлинного (не говоря уже социалистического) содержания, с другой. Невозможно совместить эти полюсы. Либо советы участвуют в детальных обсуждениях предложений друг друга – в этом случае призрак информационной перегрузки появляется снова, и вопрос о власти советов, чтобы «сказать нет» друг другу, необходимо решать прямо. Или они не участвуют – в этом случае мы получаем “партисипативную экономику справедливого сотрудничества”, в котором все поведение является параметрическим, и безличные силы – автор смеет сказать – рынка вновь воцарятся.

Заключение:

может ли быть преодолена дилемма?

Что же это нам дает? Есть ли альтернатива? Действительно ли мы застряли между молотом командного элитарного планирования и наковальней горизонтального склероза, возможно, концепция TINA верна в конце концов. Но, конечно, это не так, и даже поверхностный анализ положения, в которое капитализм загнал мир будет об этом свидетельствовать.

Если мы не будем преданы бескомпромиссной локальной концепции демократии, мы можем начать с предположения, что в зрелой социалистической экономике[12], средства производства находятся в коллективной и нераздельной собственности. Предприятию, или рабочему совету, предоставляется право на пользование частью этих ресурсов на условной основе, и продолжение этого права будет зависеть от выполнения советом своих обязательств перед обществом, частью которого он является. Проще говоря: рабочий класс в целом действительно имеет право "сказать нет" одному из своих подразделений. Более того, если участие в планировании должно иметь смысл на любом уровне, отличном от уровня рабочих (и, в модели PE, потребительских) коллективов, то это значит, что советы и отдельные лица должны иметь возможность обсудить субстанцию более широкого социального плана – что означает относящееся к предметам, которые влияют на то, что другие советы и индивиды имеют право делать. Еще раз, вопрос власти-автономии не может быть решен путем догматического утверждения приоритета последнего над первым.

Действительное взаимодействие с окружающим пространством не может означать, что каждый совет имеет решающий контроль над работой всех остальных; то есть не функционирует как противоположность понятию автономности каждого совета. Выходом из этого противоречия является понятие центра планирования, отличающегося и от командно-элитаристского центра, и от формального IFB. Центр планирования может быть предметом демократического мандата, постоянно обновляясь посредством выборов и представления, с одной стороны, и других форм, такие как референдумы и инициативы, с другой. Он работает в условиях прозрачности и дебатов, и этот климат может рассматриваться в контексте современных информационных технологий (как, впрочем, и способности к агрегации / дисагрегации, калькуляции и оптимизации). Самое главное, центр планирования можно рассматривать не как отдельный набор индивидов, находящихся в другом месте, вдали от советов или предприятий; он будет, например, иметь местные отделения, разбросанные по всей экономической территории, и будет привлекать к прямому участию многих индивидов и коллективы, в том числе советы, но также и в том числе местные общественные организации, организации, занимающиеся вопросами полового и этнического равенства, образовательные и научные учреждения, и многие другие.

Итерации в модели PE поверхностны – лишенные значимого содержания – они старательно избегают фактических политических отношений в процессе планирования, сокращения их по существу до параметрических ответов со стороны как IFB, так и советов. Существует набор самозначимых ответов со стороны местных коллективов к набору изменений индикативных цен, без обсуждения, формирования консенсуса, или переоценки (за исключением процесса внутри каждого совета по отдельности). Назовем это параметрическими итерациями.

Сравните это с итеративным процессом, связывающим рабочие (и, возможно, потребительские) советы с Центром планирования. Центр управляет списком индикативных цен, что выходит далеко за рамки устранения положительных или отрицательных требований; это включает учет сложных норм прибыли; меры воздействия на производство и потребление, которые не будут доступны изолированным советам, но разработанные на основе информации, предоставленной советами; и определения принципов социальной оценки, являющихся постоянной темой общественных дебатов. Но Центр делает гораздо больше: определяет выводы из предложений совета по совокупному использованию ресурсов, динамическому воздействию на окружающую среду, общины и т. д.; соответственно принимает ответственные решения в длинных временных горизонтах, которые в противном случае могут быть сделаны в близорукой манере; он имеет данные и вычислительные ресурсы для выполнения оптимизирующих расчетов в масштабе, недоступном для отдельных советов. Также Центр имеет право ограничивать и повторно сформулировать планы отдельных советов, при необходимости, – все, как было отмечено, в рамках демократического мандата и под пристальным взглядом разумной и информированной общественности. Назовем это рациональной итерацией.

Модель Ханеля показывает похвальное понимание итерационных процедур, которые могут использовать локальные знания и сформировать различные уровни местного участия и активности в связанный план. Это достоинство, однако, вырождается или в бессодержательные параметрические (вальрасовские!) итерации, или в болото информационной перегрузки и чрезмерного участия, которое Ханель программно отвергает. Тупик вызван его нежеланием вырваться из жесткой антиавторитарной догмы. По-настоящему социалистический итерационный процесс требует наличия как Центра, так и местных предприятий / советов, и демократических стандартов на обоих уровнях; это рациональная итерация, и автор полагает, что это является работоспособной альтернативой – капитализму, рыночному социализму, вертикальному централизованному планированию, “договорной координации”, а также горизонтальной параметрической итерации.

Последнее замечание. Что же следует сказать об опасности вырождения Центра планирования в бюрократический и авторитарный элитарный механизм с интересами, противоположным интересам большинства рабочего класса? Автор хочет внести ясность: это совершенно законное беспокойство! Не пытаясь предоставить “ответ”, автор сделает два замечания.

Во-первых, нет ничего плохого в том, что социалисты, исследуя этот вопрос, оставляют его открытым, подчеркивая, что наша обязанность состоит в практической работе по недопущению бюрократического перерождения путем разработки проверок злоупотреблений административной властью и поощрения культуры, постоянно подрывающей возможность такого злоупотребления. Томас Джефферсон: “Дерево свободы нужно поливать время от времени кровью патриотов и тиранов, это для него естественное удобрение”. Нам не нужно быть столь драматичными или кровожадными, но идея ясна.

Тем не менее, автор думает, что мы можем также указать на объективную основу для преодоления бюрократической / авторитарной / элитарной дегенерации и ее ограничения в предшествующей стадии социалистического развития. Характер современных технологий и сложность современных задач – в том числе монументальных задач достижения устойчивости и охраны окружающей природной среды для многих будущих поколений – установили императив: нет никакой возможности качественного роста производства и выполнения связанных с этим задачи без образованного и экономически защищенного населения, обладающего критическим мышлением, и это рабочее население просто несовместимо с монополизацией знаний плановой элитой. "История" может не быть на нашей стороне, но на ней строй высокоиндивидуализированного и квалифицированного рабочего класса. [13]

Автор не хочет сказать, что сторонники модели PE и многие представители левых сил излишне беспокоятся о проблеме элитарной дегенерации; опыт 20-го века дает нам достаточно оснований, чтобы быть осторожными в этом отношении. Речь идет только об осторожном оптимизме по поводу возможности предотвращения и уничтожения рака элитарности и привилегий в рамках социалистического тела – при условии движения вперед и выполнения необходимых задач.

 

Литература

Albert, Michael, and Robin Hahnel. 1981. Socialism: Today and Tomorrow. Boston, Massachusetts: South End Press.

1. 1991a. Looking Forward: Participatory Economics for the Twenty First Century. Boston, Massachusetts: South End Press.

2. 1991b. The Political Economy of Participatory Economics. Princeton, New Jersey: Princeton University Press.

3. 1992a. “Participatory Planning.” Science & Society, 56:1 (Spring), 39-59.

4. 1992b. “Socialism As It Was Always Meant to Be.” Review of Radical Political Economics, 24:3&4 (Fall & Winter), 46-66.

5. 2002. “In Defense of Participatory Economics.” Science & Society, 66:1 (Spring), 7-21.

Allingham, Michael. 1975. General Equilibrium. New York/Toronto: John Wiley & Sons.

Alperowitz, Gar. 2013a. “The Question of Socialism (and Beyond!) Is About to Open Up in These United States.” http://www.garalperovitz.com/2013/04/ the-question-of-socialism-and-beyond-is-about-to-open-up-in-these-united-states/

1. 2013b. What Then Must We Do? Straight Talk About the Next American Revolution. White River Junction, Vermont: Chelsea Green.

Arrow, Kenneth J. and Gérard Debreu. 1954. “Existence of a Competitive Equilibrium for a Competitive Economy.” Econometrica, 22:3, 265-90.

Brody, Andras. 1970. Proportions, Prices and Planning: A Mathematical Restatement of the Labor Theory of Value. Budapest: Akademiai Kiado; Chicago, Illinois: American Elsevier.

Campbell, Donald. 1995. Incentives: Motivation and the Economics of Information. New York: Cambridge University Press.

Devine, Pat. 1988. Democracy and Economic Planning: The Political Economy of a Self-Governing Society. Cambridge, England: Polity Press.

1. 2012. Discussion participant, Special Issue, “Designing Socialism: Visions, Projections, Models.” Science & Society, 76:2 (April).

Engels, Friedrich. 1966. Herr Eugen Dühring’s Revolution in Science (Anti-Dühring). New York: International Publishers.

1. 1973. “On Authority.” In Karl Marx and Frederick Engels, Selected Works. Vol. II. Moscow: Progress Publishers.

Engelskirchen, Howard. 2011. Capital as a Social Kind: Definitions and Transformations in the Critique of Political Economy. London/New York: Routledge.

Hahnel, Robin. 2011. Green Economics: Confronting the Ecological Crisis. Armonk, New York: M. E. Sharpe.

1. 2012a. Discussion participant, Special Issue, “Designing Socialism: Visions, Projections, Models.” Science & Society, 76:2 (April).

2. 2012b. Of the People, By the People: The Case for a Participatory Economy. Oakland, California: Soapbox Press (distributed by AK Press).

Hayek, Friedrich A. 1945. “The Price System as a Mechanism for Using Knowledge.” American Economic Review, XXXV:4 (September), 519-530.

Laibman, David. 1992a. “Market and Plan: The Evolution of Socialist Social Structures in History and Theory.” Science & Society, 56:1 (Spring), 60-91.

1. 1992b. Value, Technical Change and Crisis: Explorations in Marxist Economic Theory. Armonk, New York: M. E. Sharpe.

2. 2001. “Contours of the Maturing Socialist Economy.” Historical Materialism, 9, 85-110.

3. 2002. “Democratic Coordination: Towards a Working Socialism for the New Century.” Science & Society, 66:1 (Spring), 116-129.

4. 2006. “The Future Within the Present: Seven Theses for a Robust Twenty-First Century Socialism.” The 2005 David M Gordon Memorial Lecture. Review of Radical Political Economics, 38:3 (Summer), 305-318.

5. 2007. Deep History: A Study in Social Evolution and Human Potential. Albany, New York: SUNY Press.

6. 2009. “The Western Left, the Soviet Union and Marxism.” Science & Society, 73:4 (October), 540-553.

7. 2012a. Discussion participant, Special Issue, “Designing Socialism: Visions, Projections, Models.” Science & Society, 76:2 (April).

8. 2012b. Political Economy After Economics: Scientific Method and Radical Imagination. London: Routledge.

9. 2013. “Mature Socialism: Design, Prerequisites, Transitions.” Review of Radical Political Economics, forthcoming.

Lebowitz, Michael. 2010. The Socialist Alternative: Real Human Development. New York: Monthly Review Press.

Lynd, Staughton. 2012. Accompanying: Pathways to Social Change. Oakland, California: PM Press.

Morishima, Michio. 1977. Walras’ Economics: A Pure Theory of Capital and Money. Cambridge, England: Cambridge University Press.

Robinson, Joan. 1971. Economic Heresies. New York: Basic Books.

Schweickart, David. 2006. “Nonsense on Stilts: Michael Albert’s Parecon.” Available at www.luc.edu/faculty/dschwei/

Stigler, George Joseph. 1987. The Theory of Price. 4th ed. New York : Macmillan; London: Collier Macmillan.

Walras, Leon. 1969. Elements of Pure Economics; or, The Theory of Social Wealth. Translated by William Jaffé. New York, A. M. Kelley.

Walsh, Vivian, and Harvey Gram. 1980. Classical and Neoclassical Theories of General Equilibrium. New York/Oxford, England: Oxford University Press.