Родился я в Ленинграде 20 ноября 1927 года в семье врачей: мать – педиатр, отец – венеролог. Дед по матери был купцом первой гильдии. Отец происходил из многодетной семьи из Жмеринки, он единственный из 12 братьев и сестер получил высшее образование. С нами жила и двоюродная сестра матери, тоже врач, она была терапевтом. В 1933 году родился брат Леонид.

Вспоминая мои детские, юношеские и зрелые годы, могу сказать, что взрослые в моей семье принадлежали к рядовой советской интеллигенции. Они были советскими патриотами, радовались успехам Советского Союза, гордились его политикой, основанной на принципах социальной справедливости и интернационализма, и глубоко огорчались, когда реальные дела власти вступали в противоречие с ними.

Одно из ярких детских впечатлений 1934 года, когда мне еще не было 7 лет. Мой дядя и тезка, брат матери Иосиф Герасимович Элиашберг, инженер-металлург, после отпуска возвращается в Кузбасс, где он помогает академику Бардину воплощать в жизнь проект дальнейшего расширения Кузнецкого металлургического комбината. С ним вместе отбывает ставшая патриоткой Кузнецка (тогда Сталинск, ныне – Новокузнецк) тетя Леля, Елена Георгиевна, его жена. Разумеется, я не мог запомнить содержание рассказа дяди Оси. Но не могу до сих пор забыть горящие глаза его, большевика-ленинца, с восторгом описывавшего строительство нового социалистического города-сада: «Я знаю, город будет, я знаю – саду цвесть, когда такие люди в стране Советской есть» (Владимир Маяковский). И. Г. Элиашберг был одним из руководителей парторганизации Кузнецкого комбината, входил в состав актива Западно-Сибирского крайкома ВКП(б). В 1937 году он был расстрелян вместе с группой коммунистов во главе с первым секретарем крайкома Робертом Эйхе.

Еще два закрепившихся в памяти эпизода того же 1934 года.

7 ноября. Тетя Маня берет меня на праздничную демонстрацию в честь 17-летия Октября. Колонна Октябрьского района, в составе которой идут сотрудники ее поликлиники, проходит по площади Урицкого (в 1944 году вновь стала Дворцовой) третьей от главной трибуны у Зимнего дворца. В центре ее, совсем близко от нас, стоит и приветствует демонстрантов улыбающийся Сергей Миронович Киров, руководитель партийной организации города, за несколько лет завоевавший колоссальный авторитет у горожан. Он часто, порой почти (или полностью) без охраны появлялся в заводских цехах, откровенно беседовал с рабочими и инженерами, также был открыт для ученых и деятелей культуры.

И вдруг 1 декабря город и всю страну потрясла страшная весть: в Смольном убит Киров. Помню ленинградский день проводов тела С. М. Кирова: пятиминутные гудки заводов, люди, остановившиеся на улицах (я смотрел из окна). В город вместе с другими руководителями страны прибыл Сталин. Он шел вслед за гробом. Гнев ленинградцев, особенно – рабочих, да и всего советского народа по отношению к убийце и организаторам преступления трудно описать. Но до сих пор до конца не раскрыта его тайна. Расстрелян не только признанный убийцей некто Николаев, но и руководители ленинградского управления спецслужб того времени; при разных странных обстоятельствах погибли практически все, кого можно было считать свидетелем. Через 29 лет примерно так же физически устранялись в США те, кто мог или что-либо знать, или добивался сведений сверх тех, что официально сообщались об убийстве президента Кеннеди. В свете того, что произошло в СССР потом, можно сказать, что убийство Кирова стало отправной точкой для развертывания кампании большого террора, достигшей апогея уже через два с небольшим года, в 1937 г. Но если убийство – чудовищная провокация (наиболее распространенная и не опровергнутая до сих пор версия), то почему выбран жертвой именно С. М. Киров? В 1926 году в острой внутрипартийной дискуссии потерпел поражение от Сталина актив ленинградской партийной организации во главе с председателем Ленсовета, видным большевиком Григорием Зиновьевым, который был снят со всех постов и в 1927 году исключен из партии (потом на некоторое время восстановлен). Так вот, в своей речи на проходившем в начале 1934 года XVII съезде ВКП(б) Киров сказал, что зиновьевцы «не потеряны для партии, они еще могут принести немалую пользу». Далее. В период подготовки ХХ съезда КПСС (февраль 1956 года) оставшиеся в живых делегаты того «съезда победителей» 1934 года рассказывали, что многие делегаты обращались к Кирову с просьбой дать согласие быть выдвинутым на пост генерального секретаря. Киров не только отказался, но и сам рассказал об этом предложении Сталину. Наконец, те же товарищи рассказывали, будто при выборах ЦК против Сталина было подано около 300 голосов, против Кирова – только 3. Официально объявленные результаты «уравняли» эти голоса. Архивные данные, которые могли бы подтвердить упомянутые рассказы, использованные Н. С. Хрущевым в его знаменитом докладе о культе личности на ХХ съезде, не найдены. Но косвенным подтверждением может служить тот факт, что в ходе Большого террора 1937–38 гг. было только расстреляно более 70% делегатов XVII съезда партии.

Возвращаюсь в детские годы. В школу я пошел сразу во второй класс. Родители отдали меня в немецкоязычную школу. Там я стал октябренком (допионерская организация детей младшего школьного возраста), получая первые уроки коллективизма. То была осень 1936 года.

В стране царил энтузиазм. Радио и газеты славили рабочих и колхозников, добивавшихся трудовых рекордов на заводах, шахтах, стройках, полях, во всех республиках Советского Союза. Партия стимулировала воспитание широких масс в духе интернационализма. Господствовали настроения поддержки политики Советского правительства по оказанию моральной и военно-экономической помощи освободительной борьбе народа Эфиопии против фашистской Италии и особенно – всесторонней помощи республиканцам Испании в борьбе против франкистов, за спинами которых действовали нацистская Германия и фашистская Италия. Советский Союз по-отечески встречал испанских детей, вывезенных из объятой пламенем гражданской войны страны. Наряду с этим в СССР набирала обороты шпиономания. Жертвой ее стала и немецкая школа, в которой я проучился лишь один год. Руководство школы и несколько преподавателей были обвинены в шпионаже в пользу гитлеровской Германии.

С третьего и по шестой классы, т. е. с осени 1937-го по весну 1941-го, я учился уже в обычной средней школе. Здесь я стал пионером, членом совета отряда. Мы были весьма активны, легко и увлеченно усваивая наряду с основами общих знаний и основы знаний политических. Дух коллективизма пропитывал нашу повседневную жизнь. Этому помогали и различные кружки в ленинградском Дворце пионеров, и культпоходы в театры, и разнообразная пионерская самодеятельность. Мы все были достаточно сильно политизированы. Нас хорошо воспитывали уже с подросткового возраста как советских патриотов-интернационалистов. Мы глубоко сочувствовали испанским республиканцам, народу Китая, особенно Народно-освободительной армии Мао Цзэдуна и Чжу Дэ, дававшим отпор японскому империализму, радовались успехам Красной Армии, отбросившей японских агрессоров из пределов Монголии и нанесшей им удар у озера Хасан. Мы гордились успехами наших полярников, основавших первую в мире дрейфующую научную станцию в районе Северного полюса, гордились нашими летчиками, впервые осуществившими беспосадочные перелеты через Северный полюс в Америку. И не только школьники, большинство взрослых связывало успехи страны с преимуществами советского общественного строя и с правильным, более того – мудрым, как тогда провозглашали, руководством партии и ее вождя т. Сталина, «верного ученика и соратника В. И. Ленина» (впоследствии формулировка видоизменялась: от «верного» до «ближайшего соратника»). Агитация и пропаганда были поставлены мастерски. На них объективно работали и выдающиеся произведения советской литературы, кино, музыки, театра.

С другой стороны, в эти же годы прошли громкие процессы над видными партийными и военными деятелями, вслед за которыми страна погрузилась в страшные месяцы «большого террора», своего рода новую, полтора года продолжавшуюся Варфоломеевскую ночь. В учебниках истории замазывались портреты героев Октябрьской революции и гражданской войны, которые вдруг оказывались «врагами народа». Истерия доходила до смешного. Одно время пионерские галстуки скреплялись замковым значком, на котором был изображен костер. Приходит в школы приказ – изъять эти значки. Кому-то показалось, что поленья костра положены так, будто изображают буквы Л и Т, имея в виду «Лев Троцкий». Страх витал в воздухе. На естественные вопросы – как могло случиться, что виднейшие большевики, окружавшие Ленина, внесшие огромный вклад в победу Октябрьской революции и отстаивание ее в Гражданской войне, члены первого Советского правительства, вдруг перешли на сторону врагов, – следовал примерно такой ответ: мы в капиталистическом окружении, и мировой капитал не жалеет средств для разложения советского руководства, используя карьеризм и завышенные самооценки отдельных руководящих лиц. Сталинская пропаганда смогла убедить в справедливости московских судилищ даже некоторых левоцентристов Запада. Пример – «Москва, 1937» Лиона Фейхтвангера.

Аншлюс Австрии, преступная политика умиротворения Гитлера Англией и Францией (Мюнхен-1938) с выдачей ему на съедение Чехословакии означали: вторая мировая война неумолимо приближается. В этот период внешняя политика Советского правительства, направленная на обуздание нацистской Германии, находила полную поддержку народа. В кино с успехом шли антинацистские фильмы «Семья Оппенгейм», «Профессор Мамлок», газеты были заполнены разоблачениями расистских преступлений и человеконенавистнической идеологии Гитлера.

Вялотекущие переговоры 1939 года с Англией и Францией об организации совместных действий по пресечению вероятной германской агрессии завершились провалом ввиду откровенно неравноправных для Советского Союза условий, предлагавшихся западными партнерами. Cтало очевидным стремление британского и французского капитала канализировать германскую экспансию на восток, чтобы взаимным столкновением измотать и Германию, и Советский Союз.

Дабы как можно дольше оттянуть начало войны и как можно лучше к ней подготовиться, руководство СССР пошло на заключение пакта о ненападении и даже договора о дружбе с нацистской Германией. Это стало не только сенсацией для Запада, но и шоком для граждан нашей страны. Хотя истинные причины столь неожиданного решения разъяснялись (разумеется, не в официальной прессе, а трудовым коллективам через представителей партийных комитетов), хорошо помню, как жутковато было видеть на первых полосах «Правды» фотографии В. М. Молотова в рукопожатии с Гитлером и И. В. Сталина, принимающего Риббентропа. 23 августа 1939 г. советско-германский пакт был подписан. 1 сентября нападением Германии на Польшу Вторая мировая война начала сбор своего страшного урожая.

Уже в 1939 году присоединением восточных территорий Польши – Западной Украины и Западной Белоруссии – к Украинской и Белорусской ССР, соответственно, были воссоединены территории проживания украинского и белорусского народов и отдалены от границы столицы этих республик Киев и Минск. С аналогичной целью – отдалить Ленинград от границы с возможным союзником Германии (при отсутствии сколько-нибудь серьезных формальных оправданий) – СССР начал войну с Финляндией. Мой отец провел на фронте в качестве главного врача медсанбата всю финскую кампанию, продолжавшуюся три с половиной месяца, с 30 ноября 1939 г. по 12 марта 1940 г., и давшуюся Советскому Союзу очень тяжело. Наша страна понесла несоразмерно большие потери в людях и в репутации. Обнаружилась слабость советского командования в тактической подготовке. В 1940 году в состав СССР вошли республики Прибалтики: Литва, Латвия, Эстония. Неправда, что изначально широкие народные массы этих экономически отсталых республик относились к вхождению в СССР как к советской оккупации. Люди моего возраста хорошо помнят кинокадры встреч Красной Армии в Вильнюсе, Риге, Таллинне. Литовцы были благодарны за возвращение им их исторической столицы и города-порта Клайпеда и вместе со всеми прибалтийскими соседями – за освобождение от социальных несправедливостей капитализма. Но правда – то, что во всех прибалтийских республиках вскоре после вхождения в состав СССР была развернута депортация за Урал «классово чуждых элементов», понимаемых во многих случаях весьма расширительно. Вместе со столь же топорно проведенной коллективизацией на селе эта широкомасштабная депортация послужила одним из основных аргументов в годы перестройки в пользу выхода из СССР. Это пересилило в массовом сознании очевидный гигантский рост экономики, более высокий, нежели общий по Союзу, с возникновением при этом не существовавших ранее отраслей, очень высокие вложения в развитие науки, образования, здравоохранения, культуры. Грубая политика, как бомба замедленного действия, сработала почти через 50 лет: республики, последними вошедшие в СССР, первыми из него вышли.

Безоглядно уверовав в свою прозорливость, Сталин считал, что Гитлер не решится слишком быстро нарушить пакт, – во всяком случае, в 1941 году это не произойдет, – и Советский Союз успеет выполнить всю необходимую подготовку для отражения агрессии и разгрома противника. Он не верил многочисленным агентурным сообщениям о том, что вторжение намечено на вторую половину июня. Лишь 13 июня было опубликовано сообщение ТАСС, в котором участившиеся нарушения сухопутных и водных границ германской авиацией квалифицировались как возможные ошибки и предлагалось сделать все необходимое, чтобы их более не допускать во избежание опасных провокаций. Если мне не изменяет память, в этом документе подтверждалась верность Советского Союза договору 1939 года. Всем стало ясно, что война на пороге.

Гитлер переиграл Сталина. 22 июня в 4 часа утра войска Германии и ее союзников перешли западную границу СССР на всем ее протяжении, Киев, Минск и некоторые другие крупные города подверглись первым авианалетам. В 11 часов выступил с речью по радио первый заместитель председателя правительства Молотов. И только 3 июля, на 13-й день, обратился к «братьям и сестрам» Сталин. К тому времени враг уже успел продвинуться далеко вглубь советской территории и нанести колоссальный урон, включая потери убитыми, ранеными и пленными, военно-технические и другие материальные потери и, что особенно важно, – морально-психологический ущерб. В своей хорошо продуманной речи Сталин сделал акцент на мобилизации не только советского, но и широкого, неклассового патриотизма. Эта линия пропаганды вошла в хороший резонанс с настроениями народа.

С матерью и младшим братом я был эвакуирован из Ленинграда 21 августа, за 18 дней до того, как город оказался в полной блокаде. В городах Красновишерск и Березники Молотовской области (ныне Пермский край), Западный Урал, я учился в 7–9 классах, вступил в комсомол. Летом 1943 года в числе красновишерских ребят, перешедших в девятый класс, в течение месяца работал на лесосплаве. Отец с первого до последнего дня Отечественной войны служил военным врачом в действующей армии, закончив войну в звании майора медицинской службы.

Вспоминая военные годы, сразу ощущаю обстановку сплоченности всего народа вокруг центральной задачи – выстоять и разгромить врага. Атмосфера страха предвоенных лет сменилась мобилизационной атмосферой концентрации всех сил для выполнения этой центральной задачи. В данной связи следует сказать о выполнении партией, Государственным Комитетом Обороны (ГКО) и Верховным главнокомандующим возложенных на них функций.

Вышедший в 1938 г. сталинский «Краткий курс истории ВКП(б)» заканчивается словом «конец». Сталин был прав. После чисток и «большого террора» 1937–38 гг. партия как большевистская, ленинская, перестала существовать. Она превратилась в другую структуру под тем же названием, в партию сталинской мечты, откровенно им в свое время высказанной, – в подобие Ордена меченосцев (его члены беспрекословно подчинялись решениям предводителя). Но идеология ВКП(б) сохранялась, по крайней мере, формально. И рядовые члены, и руководители партийных организаций разного уровня, будучи убежденными сторонниками коммунистической идеологии, проявляли поистине повседневный героизм на фронте и в тылу. Под влиянием их примера многие вступали на фронте в партию. В значительной степени благодаря работе коммунистов провалились попытки гитлеровской пропаганды использовать многонациональный состав населения СССР для разжигания внутренних конфликтов. Наоборот, дружба народов стала одним из факторов силы страны.

Большинство членов Политбюро ЦК ВКП(б) вошло в состав образованного в первые дни войны ГКО. В задачи этого органа входили перевод на военный лад и поддержание на необходимом для целей отпора врагу уровне всей экономики страны. У каждого члена ГКО было свое направление: производство и поставка армии танков, самолетов, артиллерии, боеприпасов, работа транспорта и т. д. Особо хотелось бы отметить колоссальной трудности работу по передислокации множества крупных предприятий из западных регионов в регионы Урала и Сибири и быстрому вводу их в действие на новых местах. Координировал эту работу от ГКО председатель Госплана Н. А. Вознесенский.

Разумеется, главной фигурой, координировавшей, контролировавшей и направлявшей всю многогранную борьбу советского народа и его вооруженных сил против нацистской Германии и ее союзников, был И. В. Сталин, Верховный главнокомандующий, председатель ГКО. В те годы он пользовался абсолютным доверием (в значительной мере, но не только благодаря превосходно поставленной пропаганде), был объектом поклонения подавляющего большинства советских людей. В подростково-юношеском возрасте, да и далее, до 1950–52 гг., и я был в их числе. Но начиная с 23–25-летнего возраста, я стал постепенно излечиваться от конформизма. Итак, что можно сказать о сталинском руководстве в годы войны? Первые два года, 1941–42, были годами тягчайших поражений, людских, материальных и территориальных потерь. Были полностью отданы врагу Украина, Белоруссия, гитлеровские войска вышли на Северный Кавказ и к Волге, установили блокаду Ленинграда и подошли к дальним подступам Москвы (правда, в декабре 1941 они были отброшены на 100 – 250 км от столицы, что было важно психологически как первая крупная победа Красной Армии). Огромное количество военной техники потеряно в отступлениях 1941–42 гг. И самое главное – подавляющая часть из 27 миллионов жертв Великой Отечественной войны приходится именно на эти годы. Причина состоит в том, что менее чем за три года до начала войны вооруженные силы СССР были практически обезглавлены: физически уничтожено почти все высшее командование и больше двух третей командиров дивизий, бригад, эскадрилий, полков. Таким образом, главная вина за потери и позор первых двух лет войны лежит персонально на Сталине. Но Сталин, по словам опального (в последние годы жизни вождя) маршала Г. К. Жукова в его воспоминаниях, «умел учиться». Маршал Жуков отмечал четко организованную работу Ставки Верховного главнокомандования, серьезное отношение к предложениям Генштаба, мнениям командующих фронтами. И, начиная со Сталинградской битвы (19 ноября 1942 г. – 2 февраля 1943 г.), крупнейшего сражения Второй мировой войны, пошла череда выдающихся побед, завершившаяся взятием Берлина и капитуляцией нацистской Германии.

Победа над фашизмом была триумфом Советского Союза, альтернативного капитализму общественного строя, коммунистической идеологии и, конечно, Иосифа Сталина.

День Победы я встретил в Ленинграде, куда вернулся из Березников в августе 1944 года и поступил на второй курс Строительного техникума. Выдержав экстерном экзамены на аттестат зрелости (за среднюю школу), в сентябре 1945 года был принят в Ленинградский университет, на физический факультет. А 9 мая 1945 года мы, группа второкурсников техникума, фланировали по праздничному Невскому, не до конца еще освободившемуся от следов блокады, ловили разбрасывавшиеся самолетом листовки с текстами победного приказа Верховного главнокомандующего, поедали эскимо и любовались фейерверком салюта. Радость была долгожданной.

Многим тогда казалось, что довоенная атмосфера жестких ограничений, казарменной дисциплины и страхов должна уйти из повседневной жизни. Советский народ это заслужил, а Сталин настолько упрочил свое положение лидера, что ему бояться некого. Но надежды оказались тщетными. Атмосфера страха нужна была не только Сталину, она была нужна его окружению, задумывавшемуся о своем собственном будущем после естественного ухода «Хозяина». Демократия, включая внутрипартийную, представляла определенную опасность для высшей номенклатуры. О критике говорилось много, но верхним допустимым объектом для критики снизу был уровень областного руководства.

Октябрьская революция дала мощнейший импульс свободному развитию всех форм культуры. Советские литература, театр, кино, изобразительное искусство, музыка внесли весомый вклад в мировую культуру уже в первые 10–15 лет после окончания гражданской войны, поражая разнообразием направлений и жанров. Советская культура испытала поток несправедливых ударов от сталинской номенклатуры в годы «большого террора», когда погибли многие выдающиеся ее творцы, а тысячи литераторов, художников, музыкантов провели многие годы в лагерях. Деятели отечественной культуры достойно отразили коллективный подвиг народа в Великой Отечественной войне и своими актуальными произведениями поддерживали стойкость и боевой дух воинов. Но уже через год после великой Победы, в 1946–47 гг., одно за другим вышли постановления ЦК по вопросам литературы, кино, театра, музыки, в которых разгромной критике подвергалось состояние дел в этих областях. Подвергая творческих работников обвинениям в формализме, на самом деле руководство страны запрещало поиски новых форм, приемов, стилей, т. е. закрывало пути развития литературы и искусства. Гонениям подверглись всемирно известные художники. Так, несколько месяцев было запрещено по радио исполнять произведения Шостаковича, Хачатуряна и других абсолютно непрофессионально обвиненных композиторов.

В 1948 году прошла печально знаменитая сессия Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук, проходившая под личным, хотя и невидимым, патронатом Сталина. Игнорируя известное предостережение Ленина о недопустимости навязывания конкретным наукам тех или иных выводов, исходя лишь из философских представлений, вместо диалектико-материалистического истолкования полученных научных результатов, организаторы этой сессии и лично Сталин на основе безграмотного отношения к классической генетике разгромили отечественную биологию, занимавшую до этого передовые позиции в мировой биологии. Многие всемирно известные ученые лишились лабораторий и возможности продолжения своих исследований. Это был не только удар по биологической науке. В глазах ученых резко упал авторитет коммунистической идеологии и материалистической диалектики, которые были подвергнуты дискредитации со стороны…ЦК ВКП(б).

В 1949 году в СССР была развернута кампания борьбы с космополитизмом, фактически маскировавшая переход к государственному антисемитизму, особенно в гуманитарной сфере. Надо сказать, что сползание к национальной замкнутости началось еще в годы войны. В этом ключе следует рассматривать роспуск Третьего Интернационала в начале 1943 г. – царский подарок англо-американским союзникам и отказ от «Интернационала» как государственного гимна (правда, ритуально он остался гимном партийным). А в тексте гимна государственного, написанного поэтами Сергеем Михалковым и Габриэлем Эль-Регистаном, Сталин ставился рядом с Лениным: «Сквозь грозы сияло нам солнце свободы, и Ленин великий нам путь озарил, нас вырастил Сталин, на верность народу, на труд и на подвиги нас вдохновил». «Холодная война» ускорила вторжение рецидивов великодержавного шовинизма в политику ЦК.

В противоположность всему этому в университете, на физическом факультете практически до выпуска в 1950 году, на других факультетах – до 1948 года, отношения были проникнуты социалистическим демократизмом. Комсомольская работа была творческой, свободной от какого-либо формализма, буквально била ключом. Только три примера. В 1948 году комсомольское бюро физического факультета (я входил в его состав) предложило провести широкую конференцию о науке, литературе и искусстве в текущей пятилетке. Это предложение было поддержано другими факультетами. Оргкомитет, в который я тоже входил, возглавил ректор, профессор-экономист Александр Вознесенский (брат члена Политбюро). Его любил весь университет, профессора, преподаватели, студенты, технический персонал, он заслуженно носил кличку «Папа». Так вот, лучшие залы города были отданы в зимние каникулы проведению дискуссий в рамках конференции. Особенно запомнилось обсуждение острой политической пьесы Константина Симонова «Русский вопрос», поставленной в трех театрах города. Мы беседовали с режиссерами и исполнителями главных ролей (место действия – США периода начала холодной войны и маккартизма), были в гостях дома у некоторых из них, а затем – общая дискуссия. Так же живо проходили дискуссии с музыкантами в Консерватории, с учеными о новейших научных событиях. Приезжали к нам и московские знаменитости. Еще один пример – наше активное отношение к готовившейся дискуссии в Москве (под эгидой ЦК ВКП(б)) по вопросам преподавания физики в высшей школе. Вдохновленные разгромом биологической науки, ретрограды от философии и физики принялись за подготовку аналогичной экзекуции над советской физикой под предлогом засилья в ней «физических идеалистов» и «антипатриотов». На сорока двух заседаниях Оргкомитета намечавшегося совещания советские физики в жесткой борьбе с ретроградами отстояли современную физику, не допустив повторения позорного погрома биологии. В те месяцы на заседаниях философского семинара физического факультета прославленные ленинградские ученые Владимир Фок, Александр Александров, Лев Гуревич во всеоружии материалистической диалектики и с великолепным сарказмом ставили на место борца с «физическим идеализмом» Вл. Львова. Их выступления вдохновляли нас, тогдашних студентов. Так, например, «вслед» за статьей Вл. Львова «Трубадуры идеализма в физике» в «Литературной газете» от 20 ноября 1948 г. в факультетской стенгазете появилась блестящая сатира – статья «Мейстерзингеры идеализма в арифметике», подписанная Бл. Тигров. Через 4 дня, 24 ноября, «Литературная газета» дала вторую часть «дилогии» Вл. Львова под названием «Против идеализма в физике». И, соответственно, в той же стенгазете увидело свет столь же гневное выступление Бл. Тигрова «Против идеализма в арифметике». Автором обоих произведений Бл. Тигрова был студент 4 курса Олег Гроссман, в будущем видный сотрудник Центрального кораблестроительного института.

Третий пример. Нам на физическом факультете хорошо преподавали философию. И вот мы на комсомольском бюро решили провести конкурс рефератов по избранным самими студентами-пятикурсниками проблемам, используя работы классиков марксизма. И очень многие это предложение подхватили. А преподаватель философии возглавлял жюри. Сейчас трудно себе представить такую инициативу «снизу».

В 1949 году развернулось движение по организации студенческих строительных отрядов для помощи селу. Зачинателем движения выступили студенты Политехнического института. ЛГУ его поддержал, и студенты разных факультетов отправились летом 1949 года в отдаленные районы области на строительство межколхозных ГЭС. За пару недель до выезда я переболел гепатитом, и мне было запрещено некоторое время заниматься физическим трудом. Но я не мог оставаться в стороне, настоял, чтобы меня взяли. А на месте мне было поручено возглавить передвижную группу для помощи райкому комсомола. Мы объезжали деревни, собирали в них молодежь, рассказывали о положении дел в стране и мире и помогали создавать первичные организации там, где их не было.

В 1949–50 гг. страна, и в первую очередь – Ленинград, реально столкнулись с новым изданием ужасов 1937-го. В результате интриг Берии и Маленкова, наиболее приближенных в то время к Сталину членов Политбюро, группа московских руководителей во главе с членом Политбюро Н. Вознесенским и все ленинградское партийное руководство были обвинены в «сепаратистском заговоре». «Заговор» якобы состоял в стремлении создать второй центр, объявив столицей Российской федеративной республики Ленинград. Далее – по отработанному в 1937–38 гг. сценарию: расстрел группы «руководителей заговора», длительные сроки заключения широкому партийному активу Ленинграда, смена руководства практически всех значимых предприятий и учреждений города. Был (после полуторалетнего пребывания на посту министра просвещения РФСР), как и его всесоюзно известный брат, расстрелян наш замечательный ректор Александр Вознесенский…

Первые послевоенные годы в массовом сознании запомнились быстрым восстановлением экономики, планомерным снижением цен, ощутимым улучшением бытовых условий жизни и … возрождением удушающей атмосферы несвободы.

Декабрь 1950 года. Окончание университета по кафедре ядерной физики. Однако направление на работу получил я не в один из ядерных центров, а в Воркуту, заполярный центр угольной промышленности и – тогда еще – центр массового заключения и последующего поселения. Два года, с 1951-го до 1953-го, я преподавал физику и теорию теплопередач в Горном техникуме, два последующих года, с начала 1953-го по май 1955-го, работал научным сотрудником Воркутинского филиала Всесоюзного угольного института. В Воркуте я вел активную комсомольскую работу, был избран в городской комитет комсомола и в сентябре 1953 года принят кандидатом в члены КПСС.

В 1952 г. широкий резонанс имел выход в свет последней крупной работы И. Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР». В ней содержались некоторые важные суждения о наличии и роли рынка в советском народнохозяйственном комплексе, о его подчиненном положении по отношению к государственному плану. Но вместе с тем в этой работе продемонстрирован разрыв с марксистскими представлениями о переходной социалистической фазе коммунизма. Формулируя основной закон социализма как «обеспечение максимального удовлетворения постоянно растущих материальных и культурных потребностей всего общества путем непрерывного роста и совершенствования социалистического производства на базе высшей техники», автор ни словом не упоминает необходимость развития самоорганизации и самоуправления трудовых коллективов, организации постепенного процесса передачи функций государства производственным и общественным ассоциациям различного рода, интернационалистского взаимодействия стран социалистического содружества между собой и с революционным и национально-освободительным движениями. Эта работа послужила опорой для возникшей в левых кругах антинаучной точки зрения о социализме как самостоятельной общественно-экономической формации.

Последняя и сравнительно короткая речь Сталина, которую он произнес на XIX съезде КПСС в 1952 г., была обращена к зарубежным гостям. Он призывал коммунистов капиталистических и не освободившихся к тому времени от колониальной зависимости стран поднять брошенное буржуазией знамя борьбы за буржуазно-демократические свободы и национальное освобождение. Видимо, этой речью Сталин отвлекал внимание зарубежных коммунистов, и не только их, от новых ужасов советского «социалистического» тоталитаризма.

Последним всплеском сталинского террора явилось так называемое дело врачей, сфабрикованное в конце 1952 г. Группа известных профессоров-медиков, обслуживавших высшее руководство страны, была обвинена в злонамеренной деятельности – умерщвлении, путем неправильного лечения, руководителей КПСС и Советского государства. И действовали они якобы по заданию американской сионистской организации «Джойнт» (большинство «разоблаченной» группы составляли этнические евреи). Вскоре после смерти Сталина все репрессированные по этому делу были полностью реабилитированы (хотя не все смогли перенести мучения).

Смерть Сталина была воспринята большинством народа как большое общее горе. Зная или догадываясь о совершенных им жестокостях, люди, тем не менее, воспринимали его как сурового, но мудрого отца советского народа. Это результат и многовековой традиции патернализма, и умело эксплуатировавшей эту традицию сталинской пропаганды, и актерского мастерства, а также объективной оценки несомненных волевых качеств самого Сталина.

Я благодарен судьбе, подарившей мне Воркуту началом трудовой биографии. Помимо приобретения важных навыков в преподавании (техникум, а также учебно-консультационный пункт Всесоюзного заочного политехнического института) и в научных исследованиях (изучение особенностей процессов теплопередачи в различных грунтах в зоне вечной мерзлоты), во взаимоотношениях в трудовом коллективе, 4 года в Заполярье были наполнены роскошью знакомства, общения, а затем и многолетней дружбы с замечательными людьми высоких принципов и морали. Я назову только три имени: химик и историк науки Наум Родный, математик Дмитрий Редозубов, дипломат и литературовед Артур Дрибинский. Все они, как и тысячи честных коммунистов и беспартийных, провели годы в заключении в лагере, а после отбытия срока по приговору, освободившись из лагеря, оставались в Воркуте на поселении, занимая при этом достаточно высокие должности: к примеру, Д. Редозубов возглавлял лабораторию в Воркутинском филиале угольного института, А. Дрибинский был избран председателем профсоюзного комитета Механического завода. Больше всего молодые специалисты, прибывшие из Ленинграда и Москвы, были очарованы Артуром Моисеевичем Дрибинским и его женой Наталией Ивановной, которая приехала к нему, как только он выпущен был из лагеря. В январе 1924 года он был среди тех, кто стоял в карауле у гроба с телом В. И. Ленина. Он работал в аппарате Наркоминдела, когда его возглавлял Чичерин, был консулом в Харбине, работал в консульском отделе представительства СССР в Турции. Арестован был в 1938 году, будучи сотрудником Литературного музея в Москве и лектором Московского городского комитета ВКП(б), – «за дружественные контакты с троцкистскими элементами». (После полной реабилитации и возвращения в Москву в 1957 г. он стал ученым секретарем и секретарем партийной организации Музея Льва Толстого.) Думаю, что общение с такими людьми способствовало преодолению у нас конформизма, который доминировал тогда в сознании и поведении большинства активных коммунистов и комсомольцев.

Не могу не сказать, что я благодарен Воркуте и за то, что в 1953 году ко мне туда приехала, чтобы выйти за меня замуж, Софья Гальперина. В 2012-м мы отметили 59 лет совместной жизни.

В сентябре 1954 года заканчивался мой кандидатский партийный стаж. Я получил необходимые рекомендации и ожидал решения горкома партии о приеме в члены КПСС. Но в это время в филиале ВУГИ разрастался конфликт между комсомольцами и недавно пришедшим к руководству филиалом бывшим руководителем одного из угольных трестов Воркутугля Ткачевым. Комсомольцы возмутились тем, что Ткачев систематически присваивал изобретения талантливого инженера Умалатова, спецпоселенца из Дагестана, пользуясь его зависимым положением. Я как член горкома комсомола поддерживал молодых сотрудников ВУГИ. Ткачев к моменту рассмотрения моего вопроса на бюро горкома был секретарем партбюро филиала ВУГИ. На бюро горкома меня не только не перевели из кандидатов в члены КПСС, но исключили из кандидатов. Не только за якобы участие в кампании по дискредитации секретаря партбюро, но … за сокрытие в автобиографии факта, будто бы мой отец в начале 1930-х подвергался суду за спекуляцию валютой. Моя апелляция рассматривалась в Ревизионной комиссии Коми республиканской партийной организации. Я выезжал по этому делу в начале 1955 года в Сыктывкар. Там, в Коми РК, мне сказали, что за мной нет никаких провинностей перед партией, отец тоже ни в чем не виноват. Справку из Ленинграда воркутинские руководители получили об однофамильце отца. Я был восстановлен кандидатом в члены КПСС, секретарь Воркутинского горкома партии был освобожден от должности. Я храню номер Коми республиканской газеты Красное знамя, где эта история получила подробное освещение. В этом эпизоде нашел отражение неуверенный трехлетний (1953–56) переходный период между смертью Сталина и провозглашением разрыва с его культом и его методами.

В мае 1955 года, после закрытия в ВУГИ лаборатории, в которой я работал, я вернулся в Ленинград и вскоре поступил на работу в большой комплексный институт «Гипроцемент». В нем я прошел путь от инженера (1955), затем старшего инженера, руководителя группы до руководителя лаборатории (1968), насчитывавшей ко времени начала всеобщего распада (1991) суммарно 33 сотрудника – в Ленинграде и Новосибирске. В ноябре 1967 г. была защищена кандидатская диссертация, в январе 1995 г. – докторская. Через год после начала работы в Гипроцементе, в июле 1956, я стал членом КПСС. К моменту ликвидации КПСС я в течение ряда лет был секретарем партийного бюро научной части института.

ХХ съезд КПСС (февраль 1956 г.) вызвал катарсис и прилив новых сил. Оттепель (так назвал наступивший после ХХ съезда период советский писатель Илья Эренбург) стимулировала мощный подъем творческих сил в самых разных сферах деятельности. Наиболее ярко, даже символично это выразилось в прорыве Советского Союза в космос: первый спутник 4 октября 1957 года, первый космонавт – 12 июля 1961 года.

Но ХХII съезд (октябрь 1961 г.), утвердив новую Программу, провозгласившую «исчерпанность функций диктатуры пролетариата внутри страны» и превращение диктатуры пролетариата в «общенародное государство», показал, что антимарксистские и метафизические представления Сталина о социализме и коммунизме не изжиты у лидеров КПСС. Они не усвоили, что диктатура пролетариата в наименьшей степени и только на начальном этапе после взятия пролетариатом власти есть насилие по отношению к сопротивляющемуся свергнутому классу, что она главным образом, будучи политическим содержанием переходного периода от капитализма к коммунизму, есть диктат пролетариата самому себе, своего рода кантовский «категорический императив» научиться в повседневной практике постепенному переходу от управления людьми к управлению технологическими процессами, жить и творить в самоуправляемой ассоциации.

Расстрел рабочей демонстрации в Новочеркасске в 1962 году означал конец оттепели и предрешил конец политической карьеры Хрущева. Он не был «своим» в оторвавшейся уже от трудящихся номенклатуре, и, когда он совершал непродуманные экспромты, деятели из бюрократической верхушки не только не помогали ему исправлять ошибки, но провоцировали его совершать новые. Так было, когда руководители идеологических отделов ЦК очевидным образом натравливали его на художников, писателей. Хрущев становился все более непопулярной в обществе фигурой и тем самым облегчал успех своих противников, желавших спокойного властвования под ритуальные речи.

Однако снятие Хрущева в 1964 г. еще не означало полной победы бюрократической мертвечины над живой, хотя и изобилующей ошибками, работой. Восшествие Брежнева на пост первого секретаря ЦК сопровождалось назначением на пост председателя Совета Министров Алексея Косыгина. Он добился согласия Политбюро ЦК КПСС на проведение крупной экономической реформы. Суть ее, базировавшейся на предложениях харьковского профессора Либермана, состояла в системе хозяйственного расчета, начиная с производственных бригад и цехов. План во многом становился индикативным, указывающим, что требуется произвести и – примерно – в каком количестве, а как, организационно и технологически, – решал первичный производственный коллектив. Социалистическое соревнование соединяло, и достаточно органично, моральный стимул с принципом материальной заинтересованности. Свобода маневра и инициативы предоставлялась руководителям предприятий: было практически сведено на нет вмешательство райкомов партии в текущий производственный процесс. Эффект реформы проявился почти скачкообразно. На страницах печати появились новые имена инициативных работников, бригадиров, мастеров, начальников цехов, рационализаторов и целых заводских коллективов, Развивалась самоорганизация коллективов начиная с бригад, осваивались самоуправленческие навыки, высвобождалась энергия социального и инженерно-технического творчества и, соответственно, ослаблялись (или вовсе снимались) оковы номенклатурно-бюрократического контроля. Результаты восьмой пятилетки (1966–70) поразительны. В 1970 г. произведено промышленной продукции почти вдвое больше, чем за все предвоенные пятилетки, вместе взятые. Объем сельскохозяйственной продукции вырос в восьмой пятилетке на 21% против 12% роста в седьмой. Рост товарооборота розничной торговли составил 48%. Большие успехи в позитивной в целом атмосфере в те годы демонстрировали наука и культура. Возьмем для иллюстрации только последний год той пятилетки, 1970-й, и только некоторые научные направления. Важные результаты достигнуты во всех областях теоретической и прикладной математики. В физике атомного ядра впервые синтезирован и изучен 105-й элемент. В Институте атомной энергии продолжались всесторонние исследования объекта гордости отечественной науки – аппарата «токамак», принятого мировым научно-инженерным сообществом в качестве наилучшей конструкции реактора для управляемого термоядерного синтеза, идеально удерживающего частицы высокотемпературной плазмы. Большими достижениями продолжали радовать советских людей создатели космических аппаратов и космонавты. В науку вкладывались немалые средства. Вступали в строй новые научные учреждения. Косыгинскую пятилетку можно смело назвать «второй оттепелью». Александр Зиновьев определял эти годы периодом наивысшего подъема страны в ее истории.

Бюрократия на уровне инстинкта, так сказать, «кожей» чувствовала, что она постепенно лишается рычагов управления. А события в Чехословакии, которые могли стать стартом процесса очищения социализма от его искажений и влить новые силы в мировое рабочее движение, столь же антикапиталистическое, сколь и антибюрократическое, привели в ужас давно уже переродившееся большинство руководства Советского Союза и стран Варшавского договора. И был дан сигнал на всеобщий откат. Все лидеры Пражской весны объявлены правыми ревизионистами или прямыми агентами империализма, а Дубчек – не разобравшимся в ситуации «примиренцем». В СССР стали быстро сворачивать столь успешно начатую реформу. Экономисты-«рыночники», которые на самом деле не абсолютизировали рынок, а считали необходимым использование рыночных механизмов для эффективной реализации намечаемых планов развития производства, третировались как якобы отступники от социалистических принципов. И с 1971 г. начался откат к настоящему застою в политике и экономике. Один только пример. В 1970 году, завершившем «косыгинскую» пятилетку, было произведено 202 тысячи металлорежущих станков различных типов. То был пик. В 1980 г. произведено уже только 118 тыс., в 1985 г. – менее 100 тыс.

Годы застоя предвосхитили крах СССР, став последним смертельным ударом по нему. Коренная причина кроется в неизжитом сталинизме. В аналитической части программы Российской партии коммунистов эта точка зрения подробно обосновывается.

Но сегодня мы в России убеждаемся, что те годы выгодно и кардинальнейшим образом отличают тогдашнюю государственную бюрократию от нынешней российской, насквозь коррумпированной. Яркий пример – радиационно-термическая технология энергоемких продуктов. Она базируется на явлении радиационно-термической активации твердофазных реакций в неорганических системах, открытом коллективом авторов, представляющих отраслевые и академические институты Ленинграда, Новосибирска, Еревана и Алма-Аты. Источник энергии в РТ-технологии – мощный пучок ускоренных электронов. Применительно к производству цемента РТ-активация выражается в образовании цементного клинкера высокого качества за 5–15 секунд, что более чем в 300 раз быстрее, чем в современных вращающихся печах. Основы РТ-технологии цемента разработаны «Гипроцементом» (Ленинград) в содружестве с НИИЭФА (Ленинград) и Институтом ядерной физики Сибирского отделения Академии наук (Новосибирск). Финансирование работ осуществлялось по специальной программе Минстройматериалов СССР. На конец 1991 года был намечен пуск пилотной полупромышленной линии. Но именно в 1991 г. прекратилось финансирование, что на неопределенное время задержало реализацию технологии, основные преимущества которой состоят в исключении использования углеводородного топлива и в кардинальном снижении вредных выбросов в атмосферу. Этот незавершенный проект ярко демонстрирует разницу в модернизационных возможностях плановой и рыночной систем управления.

*    *    *

Некоторые выводы из беглого обзора истории СССР на фоне впечатлений долгой жизни одного советского человека можно изложить следующим образом.

1. Несомненные успехи в экономическом, социальном, научном и культурном развитии Советского Союза, несмотря на отнюдь не ленинские методы руководства партией и страной после совершенного в 1927–34 гг. бюрократического, по сути контрреволюционного переворота, объясняются мощным импульсом Октября и господствовавшей в стране пролетарской интернационалистской идеологией. Энергия Октября преодолевала давление страха и отяжелевшей надстройки.

2. Многие люди сейчас тоскуют о «счастливом советском прошлом», когда были достигнуты некоторые элементы коммунистических общественных отношений – возможности получать по потребностям образование, включая высшее, по потребностям – медицинское обеспечение, ограниченное, в основном, лишь достигнутым уровнем медицины, развивать по потребностям технические, художественные, спортивные способности детей и взрослых и т. д. Сегодня, когда с ностальгией вспоминают советские времена, часто приходят к выводу: их главная вина сводится к тому, что они вызвали приход нынешнего отвратного времени. Искажения социализма облегчили реставрацию капитализма. Существует и лаконичный афоризм: 1991-й есть расплата за 1937-й.

3. Можно ли было избежать переворота 1927–34 гг.? Или Плеханов был прав, считая изначально предрешенным поражение пролетарской революции в стране далеко не развитого капитализма? Ответ на этот далеко не простой вопрос весьма труден. Вспомним мнение Маркса, выраженное в письме к Вере Засулич: в России может начаться революция, но ее успех гарантирован только в случае поддержки пролетарской революции в странах развитого капитализма. Из этого же исходил Ленин, когда пришел к выводу о том, что вначале империалистическая цепь прорывается революцией в ее слабом звене, а затем отпадают более сильные звенья… К сожалению, последовавшие за русской революцией выступления пролетариата в Германии, Венгрии, Финляндии, Болгарии были потоплены в крови. Оставшись в одиночестве, большевики оказались перед комплексом сложнейших проблем. И обойтись при их решении без ошибок вряд ли было возможно. В условиях же известной стабилизации европейского и американского капитализма требовалась ювелирная (такое определение впервые дал А. Магдушевский) политическая, экономическая и идеологическая работа, чтобы закрепить успех 1917–20 гг. и создать привлекательный образ социализма для мирового пролетариата.

4. Признавая ювелирный характер труднейшей работы, которую в сложившихся условиях предстояло выполнить большевикам после окончания Гражданской войны, постараемся выявить их решающие ошибки. Две из них допущены еще при жизни Ленина. Через 4 месяца после взятия власти русским рабочим классом, на первом же после исторической Октябрьской победы партийном съезде – VII съезде РКП(б) – было принято решение о выработке новой, Второй программы партии. Она была принята через год, в 1919 г., VIII съездом. Свержением власти помещиков и капиталистов Первая программа, принятая в 1903 г., была выполнена. Предстояло прохождение новой исторической полосы – переходной фазы от капитализма к глобальному бесклассовому обществу. Задачи РКП(б) в ее реализации и стали содержанием Второй программы партии (общие задачи остальных партий – секций созданного в том же 1919 году Третьего Интернационала в достижении той же цели были определены его Программой). Итак, в связи с кардинально изменившейся после взятия власти ситуацией компартия РСФСР приняла новую программу. Что исторически совершенно правильно. Устав же ее практически не изменился. А было ли это правильным? Ведь на переходной фазе государство постепенно передает свои функции самоорганизующимся и самоуправляемым ассоциациям работников физического и умственного труда. И партия должна в этом процессе отмирания государства, являясь ведущей силой процесса, быть одновременно и ассоциацией-образцом. Это значит, что в основном организационном принципе – демократическом централизме акцент должен быть перенесен со второго слова на первое: демократический централизм. Это означает, в частности, обеспечение гарантий прав меньшинства. Это, кстати, тот вопрос, который очень заботил великую революционерку и мыслителя-марксиста Розу Люксембург и был предметом ее дискуссий с В. И. Лениным. Все это означает, что Устав пролетарской партии после взятии власти должен быть иным, нежели до. Увы, это сделано не было. И это было первой ошибкой большевиков и… Ленина. Вторая ошибка, производная от первой, – принятое на Х съезде партии в 1921 году решение о запрете фракций. На Х съезде партия выдержала экзамен Истории, приняв НЭП. На Х съезде партия провалила экзамен Истории, запретив фракции. В 1921 г. был найден путь развития базиса переходной фазы. В 1921 г. одновременно зачата отрицающая его надстройка. Оговорка о временности запрета осталась пустым звуком. В дальнейшем Сталин мастерски воспользовался этим запретом фракций для расправы поочередно со всеми, кто входил в ленинский актив большевистской партии. После кончины Ленина следует говорить уже не об ошибках, а о борьбе демократической и бюрократической тенденций внутри партии. Она закончилась победой бюрократической тенденции. Это выразилось в игнорировании основных требований ленинского политического завещания: не был введен рабочий контроль государственных и партийных органов, коллективизация на селе проведена с массовыми нарушениями добровольности, в национальной политике фактически над принципами пролетарского интернационализма возобладали стимулируемые сверху великодержавный шовинистический и мелкобуржуазный националистический уклоны. Партия и Советы оказались объектами и субъектами бюрократического перерождения. С 1937 г. в Советском Союзе воцарилась противоречащая интересам социалистической переходной фазы атмосфера страха. История не прощает своим творцам совершенные ими ошибки.