Другие журналы на сайте ИНТЕЛРОС

Журнальный клуб Интелрос » Альтернативы » №4, 2012

Виктор Волконский
Проблемы обновления политэкономии

Возвращение политэкономии

16 апреля 2012 г. произошло знаковое событие. В Москве под председательством директора Института экономики РАН Р. С. Гринберга и профессора МГУ А. В. Бузгалина прошел Первый международный политэкономический конгресс стран СНГ и Балтии. Кроме экономистов из России и стран постсоветского пространства, в нем принимали участие представители Международной политэкономической ассоциации из США и Европы. Это событие является знаком того, что мировое интеллектуальное сообщество освобождается от шока, полученного в результате разрушения СССР и социалистического содружества и установления однополярного мира. В холодной войне, которая была в значительной мере войной идеологий капитализма и социализма, «полюс» социализма потерпел поражение. Одной из главных его опор была социалистическая идеология. Она была во многом дискредитирована не только в России и странах бывшего СССР, но и во всем мире. Противники марксизма и социализма, чтобы обезопасить однополярный мир от их возможного возрождения, постарались закрепить свою победу, насаждая идеологию деидеологизации. В большинстве университетов развитых стран и России были устранены курсы политэкономии из учебного процесса, а также и соответствующие кафедры, поскольку считалось, что предмет ее изучения «распадается» на проблемы и теории чисто экономические (преподаваемые в курсах Economics) и социально-политические (покрываемые дисциплинами социологии и политологии). Последний полный учебник, охватывающий большую часть современных проблем, был издан в СССР в 1989 году авторским коллективом под руководством В. А. Медведева [1].

Можно сказать, что был поставлен широкомасштабный «эксперимент». И вот в последние годы, похоже, немалая часть сообщества экономистов склоняется (отчасти под влиянием мирового финансово-экономического кризиса) к тому, что «эксперимент» показал отрицательный результат. Выявление закономерных связей между чисто экономическими явлениями и параметрами не может объяснить наиболее значимые процессы и дать ответы на главные вопросы, которых ждут от теоретиков-экономистов и политики, и интеллектуалы. В этом смысле можно сказать, что экономика – не самостоятельная дисциплина. Наиболее значимые результаты достигаются ею только в постановке и решении общих проблем исторического развития, включая проблемы политические, социологические, идеологические. Возвращение политэкономии знаменует признание этого факта.

Возвращение политэкономии диктуется также необходимостью осмыслить тот бесценный опыт, который приобрело человечество благодаря попытке реализовать свою вековую мечту об обществе справедливости. Общество и экономика, просуществовавшие 70 лет, были действительно по ряду коренных черт и свойств резко отличны от остального мира, были действительной альтернативой капиталистической системе. Идеологические оценки обеих противостоявших друг другу систем еще долго будут резко различаться. Задача науки – постараться выявить достоинства той и другой системы и их важнейшие недостатки с тем, чтобы уроки истории не пропали даром.

Отличие общественных наук от естественных

В естественных науках главная задача состоит в выявлении таких закономерностей, таких связей между объектами, которые устойчиво обнаруживаются независимо от наблюдателя, как только создается определенный набор условий. Это создает возможности надежного предписания экспериментатору тех или иных действий, что так важно для технических приложений. Результаты, получаемые общественными науками, в том числе экономикой, не удовлетворяют тем требованиям, которые выработаны для наук о природе. Экономические теории и модели в большинстве случаев способны давать прогнозы лишь на очень короткий срок. Чтобы обеспечить их надежность, надо специально гарантировать массу условий, имеющих внеэкономический характер и недостаточно изученных. В качестве прикладной науки экономическая теория также не идет в сравнение со знаниями о природе и их техническими приложениями по надежности ее рекомендаций.

Значительная часть обобщающих утверждений об обществе выведены из аксиом, не имеющих научного обоснования и держащихся «на вере». Ученые-экономисты чаще всего стремятся создавать теории и модели, свободные от идеологической односторонности, отражающие только те закономерности и тенденции, которые существуют в объективной реальности и по возможности наиболее полно ее характеризуют. Однако путем отбора фактов и выводов и соответствующей интерпретации эти теории становятся также и базой для формирования той или иной идеологии. Даже в естественных науках, пока нет экспериментальных результатов, однозначно доказывающих правильность той или иной концепции, доверие или недоверие специалистов делится между двумя или тремя теориями. В общественных науках к фактору недостатка информации добавляется еще более важный фактор – исходной принадлежности исследователя к определенной духовно-интеллектуальной традиции и к определенной социальной группе со своими интересами и политическими установками.

Отметим еще один важный фактор. В отличие от объектов природы, которыми занимаются естественные науки, предметы изучения общественных наук, в частности, сфера экономической деятельности человека, слишком быстро изменяются. Изменения наступают раньше, чем исследователям удается выделить основные факторы происходящих процессов и законы их взаимодействия. Причем скорость изменений нарастает. Ученые и идеологи не успевают за мчащейся историей.

Рассмотрим только один пример. Резкое ускорение технологического и социально-экономического развития сыграло злую шутку с одним из действительно великих достижений экономической теории – моделями экономического равновесия. Не успели исследования рынка отлиться в красивую математическую форму этих моделей, как оказалось, что их основная аксиома – независимость рыночной цены товара от решений отдельных производителей и потребителей (условие бескоалиционной игры) – на реальных рынках не выполняется. Точнее, выполняется только на рынках с совершенной конкуренцией (в основном там, где действуют малые и средние предприятия и нет препятствий для свободного перемещения ресурсов), то есть на тех, которые не определяют основные факторы экономической жизни. Те рынки, которые формируют основные черты общей картины экономической и социальной жизни, являются олигополистическими или монополистическими; государство также по тем или иным причинам нарушает рыночную свободу. Модели бескоалиционных игр здесь, как правило, не годятся.

Модели равновесия служат опорой для важнейших общих принципов, обосновывающих преимущества свободного рынка, математически доказывают его оптимизирующие свойства. Из этого выводится идеологическая «истина», что рыночная конкуренция есть главная движущая сила экономического прогресса. Однако при этом остается в тени тот факт, что в реальности при современной частоте технологических и политических изменений даже ценовые пропорции, не говоря уже об отраслевой структуре производства, оказавшись вдали от состояния равновесия, как правило, не успевают к нему возвратиться до возникновения очередного резкого изменения «исходных данных модели». В результате оказывается, что реальная экономика можетбыть описана только неравновесными моделями. А если экономика постоянно находится вдали от равновесия, то оптимизирующие свойства свободного рынка, его способность повышать экономическую эффективность общественного производства оказываются проблематичными.

Духовно-идеологическое значение политэкономии

Расширение набора факторов в экономических моделях и теориях за счет факторов политических и социальных, наверное, повысит их прогностические качества, улучшит их рейтинг по критериям «научности». Однако не в этом главная причина «возвращения» политэкономии. От общественных и гуманитарных наук общество ждет не только объективной картины происходящего и практической пользы в виде технологий. Оно надеется, что их теории помогут ответить на «ненаучные», но, может быть, более острые и настоятельные «смысловые» вопросы: что есть Благо и что есть Зло? что считать Светлым Будущим? что делать?

Замыкаясь в узких сферах профессиональных проблем, экономисты, как и ученые других специальностей, часто оставляют эти вопросы вне поля своего внимания, считая, что ответы на них и так ясны. Или что искать ответы на них – не дело науки. Этими вопросами и ответами на них отличается идеология от научной теории. Идеологии, формирующие смыслы и цели человеческой деятельности, – важнейшая движущая сила истории. Общественные науки обязаны дать базу для идеологии. И от ученых-общественников и гуманитариев в решающей степени зависит, какая идеология объединит или расколет общество, поведет ли она к войнам или к взаимопониманию. В сфере общественных наук именно политэкономия является главной базой для идеологии, которую общество или его часть воспримет как смысл своего исторического существования. Может показаться, что это противоречит обязательному для любой научной теории требованию соответствовать установленным объективным истинам, что это оправдывает идеологическую односторонность ученого. Конечно, это не так. Если теория не учитывает реальность, то основанная на ней идеология не будет иметь никакого общественного значения. Идеологическая ограниченность, к сожалению, неизбежно присутствует в работах любого экономиста или историка. Дело в том, что в общественных науках очень мало надежно установленных объективных истин. И общество ждет от ученых помощи в той сфере, где одними позитивистски верифицированными утверждениями не обойдешься.

Духовно-идеологической основой развития капиталистической системы стала религия протестантизма, а затем идеология либерализма. Утверждение капиталистической системы в Европе, а затем и в большинстве стран мира принесло человечеству великие достижения в экономике, науке и технике, в культуре, высвободив мощные духовные силы, связанные с возможностями для отдельной личности или семьи, клана стать обладателем богатства и власти. Благодаря этому та идеология, которая лежала в ее основе, главными аксиомами и символами которой были экономический либерализм, рыночная конкуренция, невмешательство государства, – эта идеология заняла доминирующее положение.

Однако постепенно выяснялись и осознавались отрицательные результаты ее доминирования. Наиболее острое противостояние вызывал углубляющийся раскол общества на антагонистические классы буржуазии и пролетариата. Возникла потребность в альтернативной идеологии в построении научной картины общества, выявляющей эти противоречия и позволяющей понять тенденции их развития. Ответом на эту потребность явилась теория марксизма и идеология построения социалистического общества.

Современное состояние не только России, но и всей человеческой цивилизации характеризуется острым дефицитом именно этого смыслового, духовно-идеологического элемента. Последовательная дискредитация идеологий, основанных на религиозных учениях (ХVII–ХVIII века), затем – на идеях национализма, коммунизма, а теперь – и либерализма, привела к тому, что многие культурологи и социологи обозначают как духовно-идеологический кризис.

Типичной чисто идеологической «аксиомой» либеральной концепции (в общем виде никогда не доказанной и не соответствующей реальности, но и не требующей доказательства) служит, например, утверждение: «частная собственность на производственные предприятия и другие активы обеспечивает более эффективное их использование, чем государственная собственность». Другой пример: «рыночная конкуренция есть главная движущая сила экономического развития». Это утверждение перестает быть истиной, если в обществе нет достаточного количества предпринимателей, которые смыслом жизни считают увеличение своей прибыли (причем честными методами, не нарушая закона!). Иными словами, если в обществе недостаточно Духа капитализма. Здесь мы выходим за рамки чистой экономики. Это проблема для политэкономии. Еще пример: «устранение барьеров, ограничивающих свободное перемещение любых ресурсов между разделенными рынками (в частности, ограничение для импорта и экспорта и для перетока капиталов между странами) ведет к экономическому и технологическому прогрессу, к повышению общих суммарных показателей системы». Из подобных положений, которые постепенно приобретают статус всем известных, общепризнанных истин, делаются вполне конкретные выводы для формирования политики государств и международных организаций. Можно привести также много примеров, свидетельствующих, что картины мира, рисуемые «рыночными» («буржуазными») экономическими теориями, быстро устаревают.

Конечно, то же самое происходит и с концепциями в русле марксистской политэкономии (см. последующие разделы). При этом, в отличие от марксизма, «рыночная» экономическая теория не претендует на единство в рамках некоего общего научно-идеологического направления. Марксисты же, как правило, подчеркивают такое единство и преемственность. Хотя и сам предмет изучения (мировая социально-экономическая и политическая система), и проблемы, выдвигаемые на первый план представителями этого направления, на протяжении истории сильно менялись.

Зададимся вопросом: как же удается марксистскому учению сохранять преемственность и, устаревая и обновляясь в отдельных частях, продолжать оказывать сильнейшее влияние на исторические процессы? Дело в том, что Маркс сумел объединить науку с идеологией, задачу изучения жизни общества научными методами с задачей создания новой идеологии. И в то время, как реальная экономическая жизнь и ее научная картина часто и глубоко изменяются, духовно-идеологическое значение марксистского учения остается востребованным и живым гораздо дольше. Поставленная марксизмом в центр внимания проблема раскола общества на классы и классовой борьбы является для человечества вечной проблемой и одной из главных угроз самому его существованию. Изменения исторических форм этой борьбы влекут за собой серьезные преобразования описывающих их научных теорий. Но основное значение этой проблемы и всего марксистского учения – не научное, а духовно-идеологическое. Поставленные Марксом вопросы и методологическая схема изучения общества дали возможность создать целую альтернативную философию истории.

Узость тех рамок, которые устанавливает для экономической науки современный «рыночный» mainstream, привела к созданию преодолевающих их направлений и теорий. Многие из них оказались весьма плодотворными. В рамках марксистской парадигмы также произошли серьезные сдвиги, позволяющие адаптировать политэкономическую теорию к новым рельностям (см., напр., [12]). В задачи настоящей статьи не входит обзор инициатив по обновлению экономической науки. Их содержательный обзор и анализ имеется, например, в статье [13].

«Теоретическая» и «прикладная» части политэкономии

Значительная часть современной экономической науки – не только математических моделей, но и вербальных теорий, построенных по аксиоматическому принципу, подобно теориям и моделям физики и химии, и имеющих вневременное значение (не привязанных к конкретным обстоятельствам исторического времени и места), – представляет, несомненно, большую ценность. Но сами по себе они играют роль не картины и объяснения конкретной исторически сложившейся ситуации, а инструмента познания, – такую, какую для физики и химии играют математические модели и конструкции. Кто-то из физиков правильно сказал: математика – это не наука, это язык науки.

Похожую роль в социологической науке Макс Вебер отводил разработке «идеальных типов» общественного устройства. Без разработки таких «идеальных типов» не может обойтись ни история, ни политэкономия. Когда мы используем термины капитализм, социализм, феодализм, мы имеем в виду именно определенный набор основных черт, или принципов, характеризующих общественную систему. В какой степени такой «идеальный тип» соответствует конкретному обществу в тот или иной исторический момент, – это специальная проблема, часто вызывающая нешуточное размежевание не только среди политиков, но и ученых.

Современный исторический период характеризуется быстрым изменением форм и механизмов экономической и политической деятельности. Новым содержанием наполняются такие важнейшие категории, имеющие одновременно научно-теоретическое и идеологическое значение, как капитализм, социализм, собственность, государство, деньги (ликвидность). В этих условиях, очевидно, теоретическая часть политэкономии должна содержать предельно ясные недвусмысленные определения важнейших понятий, отслеживать и констатировать изменения их роли и смысла в соответствии с меняющейся реальностью, указывать на различия их толкований разными историческими субъектами (см. [11]). Для России такая теоретическая работа важна как основа для возвращения образованному слою сознания необходимости самостоятельного трезвого анализа, складывающей экономико-политической ситуации в обществе (об этом многократно убедительно писал Сергей Кара-Мурза). Возвратить способность анализировать собственный недавний опыт, сопоставлять различные идеологические позиции, не полагаясь на интерпретации происходящих событий, препарированные и разжеванные средствами массовой информации, часто ангажированными центрами с чуждыми духовными установками. Две с половиной тысячи лет тому назад Конфуций осознал важность такой работы – исправление имен.

Несмотря на важность «теоретической» части политэкономии, более значимой является ее «прикладная» часть, то есть описание и интерпретация с помощью теоретических конструкций реального исторического процесса и сложившегося в текущем периоде экономического и политического положения.

Ниже приведен краткий набросок, описывающий «политэкономическую» историю, а также перечень проблем и положений марксистской политэкономии, которые требуют первоочередного обновления (с их краткой характеристикой).

 

Общая картина экономического развития.

Важнейшие тенденции в системе капитализма

Наиболее наглядная линия изменений экономико-политической картины капиталистического мира – процесс укрупнения хозяйственных организаций. К концу XVIII века (в период зарождения классической политэкономии) экономика Европы еще представляла собой море мелких и средних хозяйственных единиц, связи между которыми лишь постепенно структурировались, образуя национальные рынки[1]. Как в докапиталистической Европе, так и Азии тогда политические, государственные отношения доминировали над экономическими. Важнейшим экономическим отношением было отношение «хозяйственная единица – государственная казна» (пошлины и налоги). Государство помогало формированию национальных рынков.

К началу ХХ века процессы концентрации капитала превратили капитализм в Европе и Северной Америке в монополистический капитализм. Промышленные и финансовые кампании объединялись в картели и тресты. Затем доминирующей формой объединений стали концерны. Крупнейшие монополистические группы оказывали определяющее влияние на политику национальных государств, сделав их, как и предрекал Маркс, орудиями обеспечения своих интересов. Из «плоского» основания (состоящего из фермеров и мелких заводиков) выросли пирамиды монополистических империй, не способных еще объединиться для совместного господства над мировым хозяйством. Конфликты между ними, как предвидел Ленин, вылились в Первую мировую империалистическую войну.

Эти имперские «пирамиды», точнее, их бурно растущие социально-экономические «организмы», имели общий духовно-идеологический фундамент в виде протестантской этики и духовно-организационной сетевой структуры в виде масонских тайных обществ. Однако тогда им не удалось создать единую организационную структуру в масштабах всего мира, пока не появилась серьезная угроза сложившемуся порядку. Этой угрозой стала социалистическая альтернатива. Пройдя период латентного организационно-идеологического развития, она проявилась в виде системы коммунистических и социалистических партий, базирующихся на близких вариантах идеологии, признающих свое происхождение от единого теоретического источника – марксизма и открыто претендующих на победу своих идей в мировом масштабе.

Один из наиболее глубоких экономистов, Дж. Гэлбрейт, разработал теорию индустриального общества и крупных корпораций Его теория заставила пересмотреть оценки и взгляды, касающиеся таких категорий, как монополия, отношения собственников и управляющих в крупных компаниях, роль планирования и государства. Монополистический контроль над рынками далеко не всегда оказывает негативное влияние, снижающее эффективность. Когда речь идет о производстве сложной продукции, контроль над рынками, за состоянием и дисциплиной многочисленных поставщиков комплектующих изделий, за стабильностью спроса на конечную продукцию, – является жесткой необходимостью. Необходимость высокой квалификации и профессиональной подготовки кадров резко повышает роль управляющего персонала и снижает роль юридических собственников. Дж. Гэлбрейт доказывал, что крупные компании, которые являются главными субъектами экономического и технического развития, имеют одинаковую организационную и мотивационную структуру как на Западе, так и на Востоке. Их деятельность и эффективность существенно не различаются в зависимости от того, являются ли они государственными или частными. Он был убежденным сторонником объективного движения всех развитых стран в сторону конвергенции капитализма и социализма и необходимости и возможности осуществления этого движения в политике.

Этот процесс опосредуется серьезными изменениями института собственности. Юридическое право собственности распадается на множество правомочий. Возникает масса юридически неоформленных типов зависимости, аффилирования, включая неформальные (в частности, межличностные) связи. Крупные компании обрастают многочисленными мелкими и средними зависимыми от них фирмами и предприятиями, образуя «гроздьевые структуры». Идут процессы, названные структурированием рынка. При описании и анализе чаще используют не понятие собственность, а более широкое понятие контроль. Благодаря многообразию форм экономической и социальной зависимости или согласованности действий резко возрастают возможности скрывать эти отношения от контроля со стороны государства и общества. Этому в большой мере способствует принцип коммерческой тайны, который наряду с частной собственностью либеральная идеология считает незыблемым.

Важнейший процесс, радикально изменивший весь облик экономики, происходил в денежно-финансовой сфере. Появление многообразных финансовых инструментов – символов и титулов собственности, форм кредитования и инвестирования, а также развитие фондовых и валютных рынков создало практически безграничные возможности концентрации богатства и власти. Многообразные виды ценных бумаг и механизмов их движения, обмена, трансформации первоначально возникали как дубликаты реальных форм производственного и непроизводственного капитала и имущества. Деньги и финансы были одной из подсистем системы управления производством и потреблением. Теперь они стали жить собственной жизнью, легко скрываемой от контроля государства и общества.

Особенно быстро эта «виртуальная» сфера стала увеличиваться в последние десятилетия за счет «изобретения» многообразных производных ценных бумаг (деривативов). Секьютеризация, повышение ликвидности «долговых расписок» позволили любому субъекту рынка превращать их в квазиденьги и эмитировать эти квазиденьги, наподобие собственных монет, которые в средневековой Европе могли чеканить любые графства, княжества, герцогства...

Фактически на протяжении столетия шла работа по эмансипации массы ликвидности и всей денежно-финансовой сферы от контроля государства. Еще в начале ХХ века государство могло эффективно регулировать массу кредитных денег, эмитируемых коммерческими банками, с помощью нормативов обязательных резервов, отчисляемых в Центральные банки. Сейчас в большинстве капиталистических государств Центральные банки являются либо частными (как Федеральная Резервная Система в США), либо формально государственными институтами, но практически независимыми от своих государств. Их политика фактически определяется международными валютно-финансовыми институтами и действиями крупнейших банковских групп.

Результатом этих процессов стал отрыв денежно-финансовой сферы от реального сектора экономики и превращение ее в самостоятельную область деятельности, контролируемую достаточно узким социальным слоем, который обладает большим богатством и властью. Суммарная стоимость массы ценных бумаг сейчас, по разным оценкам, превосходит мировой ВВП в десятки раз. Если смотреть на мир со стороны финансистов, то нефинансовая деятельность должна представляться не частью системы, управляющей экономикой, а скорее наоборот: экономическая деятельность должна казаться некоей добавочной работой, которой, к сожалению, время от времени приходится заниматься специалистам по финансам.

Капиталистическая экономика превратилась в многоярусную структуру – систему, в которой иерархически более высокие ярусы занимают промышленные и финансовые компании и группы, более крупные по масштабам производства и финансовых операций. Как правило, они же являются и более эффективными и прибыльными, и обладающими большей экономической властью и политическим влиянием. О конкуренции между малой фирмой и гигантской финансово-промышленной группой можно говорить только ради юмора. Наиболее высокие барьеры для конкуренции – не межотраслевые или межстрановые, а именно барьеры между ярусами этой иерархии. Если ТНК и финансовые группы, располагающиеся на высших ярусах, борются за мировую власть между собой и бюрократией крупнейших государств, то малый и средний бизнес в развитых странах, как правило, не может развиваться без поддержки государства или тех же крупных компаний.

Процесс централизации управления капиталистической экономикой на высшем ярусе иерархии, возможно, уже достиг максимального предела. К началу ХХI века 500 крупнейших транснациональных корпораций обеспечивали более 25% мирового производства товаров и услуг. Их доля в экспорте промышленной продукции составляла свыше 1/3, в торговле технологиями и управленческими услугами – свыше 4/5, 407 из них – из стран «Большой семерки». Анализ собственности на пакеты акций свидетельствует, что, как правило, контрольные пакеты сотен корпораций «высшего яруса» принадлежат десяткам крупнейших банковских групп (подробнее см., напр., в [2, гл. 1]).

Глобализация и многополярный мир

Важнейшая трансформация всей экономической и политической системы связана с распространением капитализма на незападные цивилизации. Это обстоятельство поставило серьезную проблему перед марксистской политэкономией. Главный вопрос марксистской идеологии – разделение общества на классы и классовая борьба. В период становления капиталистического строя в Европе и во времена Маркса наиболее острыми противоречиями в социально-политической сфере и источником исторического развития были антагонистические внутристрановые противоречия между классами буржуазии и пролетариата. С распространением капитализма на страны незападной цивилизации и особенно с утверждением сначала двухполярного, а затем однополярного мира приоритет в остроте и влиянии на судьбы человечества перемещается с внутригосударственных межклассовых противоречий – на межгосударственные и межнациональные.

Капиталистические страны Запада, резко вырвавшиеся вперед в социально-экономическом развитии, сейчас образуют Центр, Ядро мировой экономической системы. Ему противостоит Периферия из стран, часть которых можно назвать догоняющими. Наиболее острые межклассовые противоречия и имущественные разрывы характеризуют не развитые страны Центра, а страны Периферии.

Идеологическая установка коммунистов «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» не была реализована. А господствующим классам капиталистических стран задачу объединения, похоже, удалось выполнить. После крушения СССР и социалистического содружества сформировалась структура однополярного мира. Отрыв «золотого миллиарда» от остального населения земли не сокращается, а увеличивается. Показателем разброса может служить отношение среднего годового дохода на душу у 20% самых богатых к среднедушевому доходу 20% самых бедных («квинтильный коэффициент»). Когда ООН начала собирать такую статистику в целом по населению Земли в начале 60-х годов, это отношение было равно 30. К концу века оно повысилось до 75.

Система капитализма поначалу выполняла функцию демократизации сословных докапиталистических империй и была силой, объединяющей общество. Однако в скором времени она сама стала силой, разрывающей общество на нищих и богатых, на узкий слой властителей мира и массы, не имеющие возможности реализовать свой человеческий потенциал. Хотя некоторым бедным странам удалось создать условия для догоняющего развития и добиться высоких темпов экономического роста, в масштабе мира решить проблему разрыва, распадения человечества на «угнетателей и угнетенных» и преодолеть связанные с ней социальные и политические напряжения и угрозы капиталистическая система неспособна.

Тенденции нарастания экономических и политических трудностей у США и рост экономического и политического влияния Китая, Индии, Латинской Америки делают наиболее вероятным прогноз о скорой смене экономико-политической структуры мира с однополярной на многополярную [9]. В этой связи важнейшим направлением политэкономических исследований становится проблема перехода от глобализационного принципа максимальной финансовой и внешнеторговой открытости, которую последовательно продвигают страны семерки (G7) и международные институты, такие как МВФ и ВТО, – к принципу формирования региональных экономических союзов типа.ЕС и ЕврАзЭС, дополненному принципами разумной автаркии этих региональных объединений. Результаты финансовых и экономических кризисов последних десятилетий свидетельствуют, что целенаправленные или стихийные воздействия финансовых «цунами» и колебаний мировых цен могут разрушить не только отдельные отрасли экономики незащищенных стран, но и сами эти страны – или практически полностью лишить государственного суверенитета.

Отличие западного сообщества от восточных цивилизационных полюсов наиболее наглядно выявляется при упрощенном описании моделей их политического устройства, доминирующих в тех и других цивилизациях на протяжении истории. Представим главное политическое противостояние в виде противостояния большинства народа (носителя национальных и конфессиональных архетипов) и более образованной, более экономически активной, влиятельной и космополитичной элиты. На Западе победителем в этом противостоянии чаще оказывается элита. Она подчиняет себе государство, в большей степени опирается на экономические механизмы и институты и формирует идеологические представления общества.

На Востоке (особенно четко это просматривается в истории Китая и России) государство обладает большей самостоятельностью и независимостью от элиты. Оно чаще опирается на большинство народа, выражая его ценностные и идеологические представления и отстаивая его сторону в борьбе с элитой. Болгарский политолог, председатель Центра либеральных стратегий в Софии Иван Крастев, описывая сегодняшние трудности Европейского Союза, характеризует его как «объединение элит, созданное элитами в интересах элит» [11, с. 2]. Когда демократические процедуры действуют в условиях, позволяющих защитить их от одностороннего давления прессы и «административного ресурса», их результаты демонстрируют указанное цивилизационное различие.

Распространение капиталистической системы на незападные цивилизации имело радикальные последствия для всей истории.. Иная история, чем в Западной Европе, иные, в значительной мере «азиатские», цивилизационные основания помогли России, а затем и странам Восточной Европы (хотя и в меньшей степени), и Китаю воспринять и адаптировать к собственной исторической реальности идеи революционного марксизма (ленинизма) и создать особый тип экономического и политического устройства. Он отличается от западного большей ролью «вертикальных» связей и отношений между членами общества и организациями и в первую очередь ролью государства, которому на Востоке «делегируется» гораздо больше функций и полномочий, чем на Западе. Социально-экономическая система, созданная в Восточном блоке, значительно больше соответствует изначальному смыслу термина социализм (от латинского socialis – общественный) как общества, в котором интересы и ценность целого, общего ставятся выше по сравнению с ценностью частного интереса, прав личности и т. д.

Одной из главных причин экономического кризиса, в частности, остановки развития производства новых товаров и новых технологий, служит отсутствие спроса из-за бедности, неразвитости многих стран и регионов. Для выхода мировой экономики на траекторию устойчивого развития человечеству требуются новые экономические и внеэкономические механизмы масштабного перераспределения финансовых, материальных, кадровых ресурсов. Для ее решения, очевидно, важное значение должно иметь изучение опыта согласования интересов союзных и автономных национальных республик в Советском Союзе и гармонизации развития регионов в Китае. Китайские коммунисты уже в начале своих реформ отказались от радикализма в интерпретации требования равенства. Дэн Сяопин выдвинул тезис, с которым согласились бы все либералы: если какие-то группы или регионы по уровню жизни вырываются вперед (по современной либеральной терминологии, «продвинутые» элиты), а какие-то отстают, – это нормально. Но китайцы знают, что это неравенство – только временное, тактическое, что КПК и государство приведут к коммунизму весь народ.

Роль государства и идеологии

Экономические и финансовые компании по своему предназначению не ответственны перед народом. Государство отличается от экономических, религиозных, криминальных и прочих корпораций тем, что оно по смыслу своего существования должно быть представителем народа, выразителем и защитником его интересов и будущего страны. Многоярусная система капиталистической экономики, консолидированная политическими институтами и либеральной идеологией, обладает огромной властью. Одной из главных, если не главной линией противостояния в новейшей истории является борьба за статус государства: будет ли оно только инструментом в руках крупнейших корпораций и банковских групп или будет представителем интересов народа и перспективного развития страны. Государство играет разную роль в западной и в восточной (китайской, российской) цивилизациях. В западном представлении (по крайней мере, отраженном в господствующей либеральной идеологии), государство – это просто одна из отраслей услуг, сферы обслуживания. Все чиновники – даже самые высшие – это нанятые народом работники, единственным мотивом которых является оплата их труда. В российской традиции, сохранившейся в значительной части до настоящего времени, государство – это инстанция высшего сакрального порядка. Бессилие, коррумпированность государства рассматриваются как тяжелая болезнь всей страны, всего народа, и это не служит основанием для вывода о «минимизации» государства. Работа на защиту или укрепление государства рассматривается как Служение, выполнение высокого Долга.

В ХХ веке все «экономические чудеса» были реализованы в те периоды, когда государство играло руководящую роль в развитии экономики. В настоящее время стратегия догоняющего развития для периферийных стран может быть осуществлена только за счет масштабного перераспределения средств из высокорентабельных сырьевых (экспортных) секторов в секторы обрабатывающей промышленности, высокотехнологичные производства, на развитие науки и образования.

И Маркс был прав, когда рассматривал государство как некий инструмент в руках господствующего класса капиталистов. Объединенная экономическая и политическая сила капиталистического «мирового сообщества» может лишить непокорное государство источников экспортных доходов, притока иностранных инвестиций и новых технологий, необходимых для развития (например, организовав его блокаду).

Государство становится силой, способной противостоять современной капиталистической системе, если оно выполняет свое предназначение и руководствуется идеологией, которую разделяет народ. Сейчас общепризнано, что наука стала важной производительной силой. Следует признать также, что объединяющая идеология была и теперь является производительной силой. На протяжении всего ХХ века доля государственных расходов в ВВП возрастала: в среднем по развитым капиталистическим странам от 19% в 1929 г. до 48% в 1996 г. Несмотря на неолиберальную волну, поднятую М. Тэтчер и Р. Рейганом в 80-е годы, этот рост продолжался и в последние десятилетия. Переход от «индустриальной экономики» к «экономике знания» ведет не к сокращению, а к увеличению роли государства и крупнейших финансово-промышленных компаний.

Капитализм и социализм – духовно-идеологическое противостояние

Когда в России произошла социалистическая революция, надежды человечества переключились на СССР и социалистический лагерь. И он долгое время выполнял роль маяка, указывающего человечеству дорогу в светлое будущее. Конечно, у его врагов была своя правда, которая позволяла им ненавидеть коммунистов и считать их идеологию главной опасностью для мира. Но до поры до времени великие достижения и победы нового строя («раннего социализма» – термин Ф. Н. Клоцвога) перевешивали значение провалов и недостатков теории.

Однако общественные системы не вечны, как все живое на земле. Когда выяснилась нехватка интеллектуальных и духовных сил у коммунистов и социалистов, чтобы обновить «кадровый состав» властвующей и креативной элиты, оживить идеологию и лежащие в ее основе экономические и политические теории, стали выявляться мрачные и трагические страницы гражданской войны и периода массовых репрессий. Этот период может быть полностью понят только как продолжение гражданской войны, а также как первый эпизод продолжающейся и сегодня борьбы за сохранение самостоятельного цивилизационного полюса «Россия» против сил глобализма. Многие «правоверные» марксисты отказываются признавать общество, построенное в Советском Союзе и затем в Китае, социализмом. Поскольку оно не соответствует тому образу будущего общества, которое было описано основоположниками как новая социально-экономическая формация, призванная сменить капитализм. Вряд ли стоит этому удивляться. Пассионарный, духовный подъем эпохи первых буржуазных революций в Европе вполне сопоставим с подъемом, связанным с верой в социалистическое или коммунистическое будущее человечества. И наверняка многие энтузиасты, идеи, которых легли в основу либеральной идеологии капитализма, мечтавшие о торжестве Свободы и Разума в обществе будущего, тоже не признавали капитализм первоначального накопления похожим на свои теоретические представления.

В 70-е – 80-е годы окончательно выявилась безрадостная ситуация. Система, опирающаяся на индивидуальные инстинкты увеличения богатства и власти и последовательно устраняющая все институты, которые ограничивали свободную рыночную конкуренцию, ведет человечество к ситуации всевластия олигархии, отрицающей ее собственные идеологические основы. И надежды на ее преображение в результате борьбы за демократические права, то есть за преобразования только в политической сфере, в «надстройке», довольно призрачны. Альтернативная система демонстрировала другую крайность в системе управления экономикой и обществом, опираясь почти исключительно на планово-административные методы, на доминирующую роль государства и партии. Она не смогла достаточно быстро перестроиться и потерпела идеологическое поражение в холодной войне с противником, сумевшим использовать в своих целях как достижения, так и слабости нового строя.

Когда обе крайности в построении модели общества и экономики обнаружили свои недостатки, выявился глубокий идеологический кризис, даже духовный вакуум.

Согласно первоначальной (упрощенной) марксистской схеме, идеологию и институты, определяющие жизнь общества, устанавливает господствующий класс. Это либо буржуазия (и тогда доминируют принципы частной собственности и рынка), либо пролетариат. Он представляет интересы всех трудящихся, буржуазия как класс ликвидируется, и всеми ресурсами распоряжаются представители рабочего класса (= общества как целого).

По исходному смыслу понятий, представителем и выразителем интересов общества как целого является государство. Если принцип частной собственности не признается безальтернативно господствующим, то государство должно взять на себя значительную часть функций собственника как в сфере производства, так и в сфере потребления. В первые же годы после взятия власти большевиками в России выяснилась необходимость одновременного использования как прямого государственно-административного распоряжения ресурсами, так и частнособственнических интересов с институтами рынка. Симбиоз плана и рынка лежал в основе практически всех «экономических чудес», продемонстрированных в ХХ веке странами как социалистической, так и капиталистической ориентации. Сейчас феноменальные результаты такой системы демонстрирует Китай. Чтобы эффективно проявляли себя и энергия предприимчивости, и преимущества централизованного управления (в частности, предотвращения кризисов за счет планового предвидения), план должен включать прогнозирование и меры по регулированию ценовых пропорций и основных финансовых потоков. План должен учитывать интересы крупных экономических организаций (как частных, так и государственных) и социально-экономических групп. План должен подтверждаться рыночными механизмами. Высшим арбитром здесь должно выступать государство. Теории, предлагающие обойтись без государства и его бюрократии, как уже отмечалось, демонстрируют свою утопичность.

В области практического использования планово-рыночных механизмов и частно-государственного партнерства экономических организаций накоплен большой опыт в разных цивилизационных регионах. Однако научное обобщение и дальнейшие исследования в этой области остаются важнейшей задачей именно для политэкономической науки. Даже собирание и представление в едином обозримом курсе частей этого опыта ни в коей мере нельзя считать завершенным, несмотря на ценнейшие работы в этом направлении (в первую очередь надо отметить курс «История экономических учений», под редакцией В. А. Жамина, Е. Г. Василевского [5] и А. Г. Худокормова [6, 7]).

Перед учеными-марксистами стоит вопрос, который не получил еще исчерпывающего ответа.

Картина производственных отношений внутри капиталистической системы за полтора столетия, прошедшие от создания марксистской теории, резко изменилась. Практически во всех странах трансформировалась классовая структура общества, а также острота и настоятельность стоящих перед ним проблем. Означает ли это, что непригодно исходное марксистское описание главного противоречия современной истории как противостояния будущего социалистического строя исчерпавшему свои возможности капитализму?

На этот вопрос, по моему мнению, нельзя дать правильный ответ, если оставаться только в круге экономических категорий. Действительно, теперь эти две категории трудно различимы. Наиболее известным, – можно сказать, общепринятым – определяющим признаком социализма, сформулированным в работах Маркса и Энгельса, является плановое управление хозяйством на основе общественной собственности на средства производства. При этом многие лидеры социал-демократического направления подчеркивают, что основоположники учения никогда не отождествляли государственную и общественную собственность. Но что такое собственность общества, каким механизмом она должна обеспечиваться (особенно, если под собственником не имеется в виду единый Субъект, представляющий интересы общества)? Это по сей день остается актуальной и дискутируемой проблемой. Если рынок регулируется и ограничивается планом, значит, он не является неоспоримым измерительным инструментом для определения цен и затрат труда. Значит, проблемой оказывается и формула «от каждого по способности – каждому по труду».

Следует признать, что главное значение альтернативы «капитализм – социализм», так же, как и значение всего марксистского учения – не в выявлении экономических понятий-субъектов, их отношений, закономерностей их развития. Непреходящее значение марксистского учения – в духовно-идеологической, смысловой сфере. Оно показывает, что, кроме стремления к материальному благополучию и богатству, которых капитализм достигал за счет конкуренции, для человечества вполне реалистической и достижимой является цель построения справедливого общества – общества, в котором сотрудничество будет важнее конкуренции и принцип справедливости не будет противоречить принципу развития. Ю. Я. Ольсевич в книге [6, с. 688] приводит слова римского папы Иоанна Павла II (1993 год): «Коммунистическую идеологию нельзя огульно отрицать, не признавая за ней некоего «ядра истины». Благодаря этому ядру истины, марксизм смог стать притягательной реальностью для западного общества». Капитализм изменился «в основном благодаря социалистической мысли», которая породила такие «социальные амортизаторы», как профсоюзы и контроль со стороны государства. Глава католической церкви понял значение марксизма для истории лучше, чем многие последователи этого учения. Человечеству необходима вера в светлое будущее. В этом социалистические идеи являются продолжением, «разверткой» христианства в сферу социально-экономических проблем.

И. Сталин в работе 1951 г. «Экономические проблемы социализма в СССР» [8] определяет социализм не через господство общественной или частной собственности, не через наличие рынка или плана, а через цель, на которую направлено данное общество (в чьих интересах?). Капитализм – такой строй, который обеспечивает максимизацию прибыли держателям капитала. Социализм – такой строй, который направлен на «максимальное удовлетворение постоянно растущих материальных и культурных потребностей членов общества» Он понял, что идеология – это не функция от производительных сил и производственных отношений, не «надстройка», а нередко главный двигатель истории. В эпоху информационного общества в этом трудно сомневаться

Справедливость и эксплуатация труда

Одной из наиболее сложных проблем политэкономии (в том числе и для марксистской теории) была и остается проблема определения эксплуатации и, в более широком плане, проблема справедливости распределения[2]. С точки зрения современной экономической науки и даже массового сознания, воспринявшего как очевидные представления о различных факторах производства, исходный постулат большинства социалистических учений, что весь продукт производства должен принадлежать труду, представляется достаточно произвольным. Но в эпоху становления капиталистической системы хозяйства доминирующим производственным ресурсом был труд, причем в значительной части труд физический. Различие в качестве этого ресурса, квалификация работников, их уровень культуры не играли решающей роли с точки зрения экономической эффективности производства, то есть ресурс был достаточно однородным. Затраты рабочего времени были приемлемым измерителем его количества. Различия в технологиях и условиях производства были не слишком велики (за исключением ситуации, где возникала природная рента), так что можно было пользоваться для измерения и анализа средними величинами. Рынок выполнял функцию возвращения системы к равновесию. Он выравнивал затраты и нормы прибыли. В такой ситуации модель, в которой прибыль есть функция от стоимости капитала, а цена – от капитала и затрат труда, то есть исходная модель трудовой стоимости, оказывается достаточно адекватной. Работа предпринимателя представляется рутинной. Она может быть выполнена рядовыми работниками самоорганизующегося предприятия или нанятыми ими инженерами и бухгалтерами. Разработка и внедрение в производство новой технологии – редкое, чрезвычайное событие.

Встает естественный вопрос: кому должны принадлежать добавленная стоимость и прибыль, кто должен ими распоряжаться? Поскольку капитал, как и любой продукт, создан работниками, ответ однозначен: все принадлежит труду, рабочему классу. Все материальное богатство создано руками рабочих. Только они имеют право всем распоряжаться. Изъятие прибыли в пользу собственника капитала, оставляющего на долю создателя всех богатств непосильный труд и безысходную бедность, представляется вопиющей несправедливостью, эксплуатацией труда.

Ускорившийся научно-технический и экономический прогресс резко повысил роль отдельной личности и экономической организации (предпринимателя, расширяющего пределы рынка, компании, внедряющей новые технологии и т. п.). Один человек может принести экономический эффект, в сотни раз больший, чем даст дополнительное привлечение к труду среднего работника. Этот факт был осознан (в первую очередь благодаря трудам Макса Вебера и Йозефа Шумпетера) и получил всеобщее признание в виде «легализации» предпринимательской прибыли в цене продукта.

Является ли это признание опровержением важнейшего положения марксизма о наличии эксплуатации рабочего класса классом капиталистов и доказательством справедливости распределения доходов в капиталистической системе? – Нет, конечно.

Что означает утверждение: один экономический субъект эксплуатирует другого экономического субъекта? – Это означает, что от дохода или от прибавочного продукта, полученного от совместной экономической деятельности, первый получает больше, чем ему положено. Но кем или каким Законом «положено»? – Сформировавшимися институтами. Институты признаются обществом и имеют силу, если они соответствуют господствующей в обществе идеологии. В основе капиталистической системы лежат институт частной собственности и договорное (рыночное) право.

Согласно этим (буржуазным) институтам и идеологии, рыночная выручка от продажи произведенной продукции оказывается в собственности капиталиста. Согласно договорному праву он должен из нее выплатить все затраты, включая рыночную цену труда наемных работников. Остаток – прибыль, доход капиталиста. Он назначает любое вознаграждение своим управляющим (сейчас их можно назвать инсайдерами). С точки зрения буржуазной идеологии и системы ценностей, такое распределение доходов (и, соответственно, экономической власти) вполне отвечает представлениям о справедливости и вовсе не является эксплуатацией. С позиции этой идеологии, еще неизвестно, кто кого эксплуатирует в современном обществе. С точки зрения многих инициативных, трудолюбивых, готовых рисковать предпринимателей, именно заведомому меньшинству таких, как они, все современное общество обязано высоким уровнем потребления, созданием рабочих мест с высокой оплатой труда, всеми социальными благами. Огромные налоги, которые отбирает у них «социальное государство», – это и есть эксплуатация их со стороны не умеющего и не желающего трудиться большинства населения

Несправедливостью, эксплуатацией капиталистическая система выглядит только с позиций альтернативной идеологии и системы ценностей, в которой интересы и цели общего ставятся выше частных, в частности, выше священного права частной собственности. Именно этот принцип «общее выше частного» и есть главный конституирующий принцип, отличающий идеологию социалистическую от буржуазной.

Представления о справедливости сильно различаются у разных народов в зависимости от их исторических традиций, национальной культуры, от их цивилизационного кода. Западная традиция считает нормальным существование гигантских частных состояний, если только их хозяин не признан нарушителем закона. Для признания богатства нажитым неправедно важно только признание его незаконности. Любые моральные оценки пути к богатству не имеют серьезного значения – хотя всем известно, что в период первоначального накопления многие крупные состояния были созданы пиратством, разбоем и мошенническими аферами. Об этом свидетельствует и то, что вопросы о происхождении богатства считаются неприличными. Бедность считается не бедой, а виной бедняка: раз бедняк, значит лентяй, или пьяница, или нечестен, не заслужил доверия.

Согласно русской традиции, большие богатства должны быть оправданы заслугами перед обществом. Без известных народу заслуг частная собственность, в сотни раз превышающая средний уровень, будет считаться несправедливой (вне зависимости от презумпции невиновности «не пойман – не вор»). Поражать богатством и великолепием, во много раз превосходящим уровень жизни народа, может только собственность государства или церкви.

Такое понимание справедливости в большей степени отвечает не европейской (узаконившей рынок и частную собственность), а азиатской цивилизационной традиции. Конституционный признак социализма «общее (интересы общества) выше частного (индивидуальных и групповых интересов)» также больше соответствует этой «неевропейской» традиции. В частности, привычная формула распределения «по труду», которая, по Марксу, должна сохраниться при переходе от капитализма к первой фазе коммунистического общества, может оказаться противоречащей этому традиционному пониманию справедливости. Если научная или управленческая деятельность некоторого человека принесла обществу огромный (скажем, миллиардный) эффект, то, несомненно, уровень его дохода и потребления, а также и возможности влияния на жизнь общества, должны быть намного выше, чем у среднего члена общества. Но это не значит, что именно ему принадлежит весь эффект его деятельности, как это постулируется в либеральной идеологии. Тем более, что сам измерительный инструмент, определяющий этот эффект,– рыночный механизм – вовсе не признается безусловно способным давать надежную количественную оценку пользы для общества продуктов и услуг.

Классовая структура и принципы управления обществом

Для марксистского учения центральной проблемой является проблема выделения классов – прогрессивного, стремящегося к преобразованию общественного устройства, угнетенного при сложившемся устройстве общества, и господствующего, обладающего наибольшей властью и привилегиями в обществе и, как правило, защищающего основы существующего строя. Для капиталистического общества времен Маркса главным классовым противостоянием было противостояние собственников капитала и пролетариата (наемных работников). Уже Маркс прекрасно понимал, что выделение классов как субъектов истории на основе только титулов юридической собственности недостаточно. В ХХ веке не только признак собственности стал менее пригоден в качестве определяющего классы, но и сама содержательная картина социальных групп и слоев как исторических субъектов сильно изменилась. На уровне национального государства подробное социологическое описание господствующего слоя или класса одним из первых дал Чарльз Райт Миллс, назвав его властвующей элитой.

В эпоху индустриального развития, укрупнения промышленных предприятий рабочий класс увеличивался по численности, по доле в населении, а также по влиянию на весь образ жизни в обществе. В то же время его уровень жизни оставался низким. Совместная работа в составе трудового коллектива крупного, хорошо организованного предприятия способствовала его организованности и осознанию единства его интересов и социально-политических проблем. С переходом общества и экономики в постиндустриальную эпоху все эти факторы стали терять свою значимость. На первый план выдвинулись экономические противоречия между странами Центра и Периферии, между высокоэффективными крупными индустриальными предприятиями и малыми и средними предприятиями и фирмами в торговле и других отраслях обслуживания, не требующими от своих работников высокой квалификации. В результате этих процессов пролетариат терял свою роль революционного класса и ведущей силы в обществе.

Необходимость дополнения и обновления марксистской теории классовой борьбы стала настоятельной и неотложной, когда обострилась внутриполитическая борьба в СССР. Когда стало выясняться, что в стране победившего пролетариата, в которой нет капиталистов, власть над обществом принадлежит «новому классу» (термин Джиласа) – бюрократии. В новой форме возвращаются классовое неравенство и привилегии.

Впрочем, финансово-промышленная олигархия решает политико-административные задачи обеспечения своего господства также через широкий слой привилегированной бюрократии – аппараты национальных государств, международных институтов, управляющих систем крупнейших промышленных и финансовых корпораций. Исторический опыт убедительно показал, что радикальные научно-практические концепции устройства общества без бюрократии оказываются нежизнеспособными. Несмотря на вдохновляющие идеи свободы и равенства, демократии, солидарности, оба реализованные на практике направления преобразований приводят общество к централизованной структуре господства и подчинения, неравенства и привилегий. Ученые и идеологи, стоящие на разных позициях, делали разные выводы из констатаций и анализа этого опыта.

Наиболее радикальный вывод был сделан Львом Троцким, который обвинил сталинское бюрократическое руководство СССР в предательстве идей коммунистической революции. Влиятельное в настоящее время направление неотроцкизма ставит в центр внимания борьбу с бюрократией. Его наиболее известный идеолог Эрнест Мандель считает бюрократию особым паразитическим классом, который не выполняет каких-либо необходимых для общества функций. У него нет полноценных прав на собственность, нет производственных интересов, а есть только потребительские.

Социалистические преобразования общества Э. Мандель связывает только с самоорганизацией и самоуправлением трудящихся. В статье «Догматизм, коммунизм и свобода» он писал: «Будущее социализма и коммунизма зависит от способности социалистов и коммунистов стать решительными приверженцами свободы вообще и всех свобод без каких-либо ограничений (выделено В. В. и Т. К.), смело возглавить борьбу против всяческих форм авторитаризма, опеки, «просвещенного деспотизма» во всем мире» [4, с. 41].

Революционно-утопические идеи неотроцкистов не отвечали ни политической, ни экономической реальности, причем ни на Востоке, ни на Западе. Требования повышения экономической эффективности, расширения масштабов и увеличения научно-технической сложности производства вели к необходимости контроля за рынками, к укрупнению хозяйственных и политических организаций. И в результате – к повышению роли в обществе и в экономике слоя специалистов-управляющих. Процесс разделения труда непреодолимо приводил к формированию класса бюрократии (или касты, как назвал ее Э. Мандель).

Идеи самоорганизации и самоуправления могут, конечно, оздоровить отношения между людьми на производстве и в быту, могут преобразовать их нравственные ценности и жизненные цели. Но для крупных структур производства, науки, для любых организаций (в том числе и самоуправляющихся) будет необходима бюрократия. Конечно, она не однородна. Бюрократия международных институтов и национальных государств, связанная с финансово-промышленной олигархией и с военно-политическими кругами, может существенно отличаться от бюрократии крупных промышленных корпораций (Дж. Гэлбрейт называл ее техноструктурой), которая все теснее оказывается связанной с научно-техническими центрами и университетами. И все же надо признать, что состоялось появление нового класса управленцев – со своими особыми интересами и стремлениями. И проблема состоит не в том, может ли общество обойтись без этого класса, а в том, какими целями и ценностями будет определяться его позиция в обществе, в чем эти цели и ценности будут совпадать с интересами страны или цивилизационного полюса, а в чем отличаться.

Все сказанное относится, конечно, не только к классу управляющих. Выявление главных субъектов и акторов на исторической сцене, классовой структуры общества, а также политико-идеологическая идентификация классов – это одна из важнейших задач политэкономии, которую она никому не может «перепоручить».

*    *    *

В эпоху глубокого идеологического кризиса активное формирование обновленной политэкономии, обновленной теории социализма как важнейшей составляющей идеологии растущих полюсов, необходимой миру общей концепции многополярного мира [9] – это настоятельное требование времени.

 

 

 

Литература

1. Медведев В. А., Абалкин Л. И., Ожерельев О. И. и др.  Политическая экономия. Учебник для вузов.  М.: Политиздат, 1988.

2. Волконский В. А., Корягина Т. И.  Современная многоярусная экономика и экономическая теория.  М.: Институт экономических стратегий, 2006.

3. Волконский В. А.  Драма духовной истории: внеэкономические основания экономического кризиса.  М.: Наука, 2002.

4. Мандель Э.  Догматизм, реализм и свобода // «Проблемы мира и социализма», 1990, № 6.

5. История экономических учений. Ч. 1. (Под ред. В. А. Жамина, Е. Г. Василевского.)  М.: Изд-во МГУ, 1989.

6. История экономических учений. Ч. 2. (Под ред. А. Г. Худокормова.)  М.: Изд-во МГУ, 1994.

7. История экономических учений: современный этап. Учебник. (Под ред. А. Г. Худокормова).  М.: ИНФРА-М, 1999.

8. Сталин И. В. Экономические проблемы социализма в СССР.  Соч. Т. 16.  М.: Писатель, 1997.

9. Волконский В. А. Возникновение многополярного мира. М.: Международная академия организационных наук, 2010.

10. Крастев И. Парадокс европейской демократии. // «Военно-промышленный курьер», 2012, № 28.

11. Волконский В. А. Путь в будущее начинается с исправления имен: поиск оптимистической идеологии. // «Экономические стратегии», 2011, № 6.

12. Бузгалин А. В., Колганов А. И. Пределы капитала.  М., Культурная революция, 2009.

13. Бузгалин А. В., Колганов А. И. Открытость политэкономии и империализм mainstream'а: economics как прошлое. // «Горизонты экономики», 2012, № 2.

 



[1] Для их описания вполне адекватными были бы неоклассическая теория и модели экономического равновесия (в наиболее законченном и математизированном виде они появились почти веком позже).

[2] Некоторые из приверженцев коммунистической идеи считают главным преимуществом коммунизма перед капитализмом реализацию принципа справедливости, а вовсе не более высокий уровень производительности труда и преодоление недостатков капиталистической системы, ограничивающих возможности экономического развития.

 



Другие статьи автора: Волконский Виктор

Архив журнала
№3, 2016№2, 2016№3, 2015№2, 2015№4, 2014№3, 2014№2, 2014№1, 2014№4, 2013№3, 2013№2, 2013№1, 2013№4, 2012№3, 2012№2, 2012№1, 2012№4, 2011№3, 2011№2, 2011№1, 2011№4, 2010№3, 2010№2, 2010№1, 2010
Поддержите нас
Журналы клуба