Другие журналы на сайте ИНТЕЛРОС

Журнальный клуб Интелрос » Альтернативы » №2, 2014

Георгий Бискэ
ВОСПОМИНАНИЕ О БУДУЩЕМ (эссе о советской песне)

Бискэ Георгий Сергеевич – д.г.-м.н., профессор кафедры динамической и исторической геологии Санкт-Петербургского государственного университета

Вы заглядываете на сайт «Советские песни»? Дело в том, что я, хоть и нисколько не певец, но, пожалуй, преданный любитель именно советской песни. И очень рад, что и в теперешние времена не я один. Вообще это такое совершенно особое социальное явление – советская песня. В большинстве случаев она поется хором, а если и сольно, то внутри должна быть причастность к согражданам. Знаешь ведь, что самые они обычные и не всегда трезвые люди со своими соплями и воплями, как и ты сам, но в этот момент надо их любить, иначе песню не споешь. Это, наверное, один из старинных, эволюционно-обусловленных механизмов, усиливающих необходимое притяжение между людьми, вопреки отталкивающим силам – в целом тоже вполне естественным, но временами как-то уж очень роковым. В церкви для этого служат коллективные молитвы. Хотя наши еще деды пели: «Церкви и тюрьмы сравняем с землей…», дальше очень скоро оказалось, что это не так-то просто, да и надо поаккуратнее. Но все же они освободили от мистики и рабства человеческое чувство общности (не стадности, а высокой общности!) и получили в результате что-то еще невиданное – советскую песню!

Прошелся по сайту. Сначала Дунаевский. Посчитал: оказывается, знаю и люблю тридцать три (!) его песни. В том числе такие, которые были в свое время затерты до невозможности («Каким ты был…»), однако теперь послушаешь – нет, все равно замечательно. И еще семнадцать знаю, но не так люблю. Вообще это похоже на гениальность. Что он создал музыкальное выражение массового чувства своей эпохи, это, конечно, общее место. Но вот что интересно на фоне этих маршей, или скорее после них, так это оттенки, переданные уже в ритме вальса: «Тихий рабочий поселок спит под густою листвой…». Особенно хорошо их доносил Георг Отс. У Дунаевского это, наверное, автобиографическое, но вот так и представишь себе поселок у завода, люди пережили голодную скудость начала 30-х, отошли, потом война, потери, вернулись однорукие, потом займы на новые пятилетки, очереди за хлебом, потом появились холодильники, очереди за колбасой… И вот теперь – в магазине все есть, все импортное, большой выбор водки, а завод остановился, не нужен, куда хочешь, туда и иди.

Здесь вспоминается Сергей Кара-Мурза, в общем-то наш оппонент, консерватор, но спорить с ним мне очень трудно. У него пронзительно написано о советском прошлом как естественном состоянии нормального человека, вот такого работника с такого завода. Приходил со смены, ставил на окно патефон, а певец с легким эстонским или кавказским акцентом пел по-русски про наши общие чувства. Капитализм – пишет Кара-Мурза – освободил человека от солидарных, общинных связей, а все революции ХХ века в странах второго эшелона были направлены как раз против этого отчуждения. Община была ликвидирована в деревне, но восстановилась на фабрике и в том самом советском рабочем поселке, что рядом. Верно. Хотя у этого автора получается примерно так, что Маркс прославил капитализм, а Ленин повернулся от Маркса к общине. Но капитализм-то пришел снова – почему? Рабочая община тоже неэффективна и обречена? И где, какую общину мы теперь найдем?

Все это надо, надо как-то строить снова, иначе нельзя, вот только нельзя и дважды войти в одну реку…

Да, мелодии. Сейчас слышишь радио между рекламой и просто удивляешься – ну зачем так стараться, чтобы противно было? Наверно, происходит естественная смена жанровых пристрастий. Но получается, что почему-то прошло время именно мелодий, гармонии, время, которому свойственно было как раз ощущение равновесия и справедливости происходящего.

Василий Павлович Соловьев-Седой – другой классик. Я посчитал и его песни: знаю тридцать одну, из них, пожалуй, двенадцать просто великолепных. Здесь еще и слова удивительно точные, обычно это Фатьянов. На сайте нашел и несколько раз прослушал мелодию, которую давно потерял: «Песня дальних дорог» –

За окошками бег проводов

И вокзалы больших городов…

Я признаюсь тебе – люблю

Эту песню ночных поездов.

Это самое «лю-блю», сверху вниз, получается, когда слушаешь ночью гудок пролетающего мимо встречного локомотива, он так звучит благодаря допплеровскому эффекту, не уверен, что композитор это осознавал, но получилось очень пронзительно. Вспоминаю первую дорогу от Москвы до Андижана на летнюю практику: верхняя полка без матраца и постели (не хватило), нас пятеро товарищей, казахстанская степь чуть не двое суток… Это через два года после появления самой песни. А потом приехали на место, в Южно-Киргизскую экспедицию (город Ош), ночуем в служебной гостиничке, сосед за стенкой кричит – включай радио, «Подмосковные вечера» передают. Тоже Соловьев-Седой. Дискет и наушников не было, когда передавали – тогда все и слушали. Вместе.

«Город над вольной Невой… Слушай, Ленинград, я тебе спою…» Это я помню с того же года, когда старший товарищ, начальник отряда из трех ленинградских студентов, пел под гитару в долине Джиланды в Алайском хребте. Гитара прожила недолго, скоро одна из наших вьючных лошадок на узкой тропе на нее и наступила. Под следующую гитару, помнится, был уже Окуджава.

Дальше листаю Бориса Мокроусова: вспомнил 20 песен. «Последний моряк Севастополь покинул… С собою кусочек гранита унес». Эту слушаю с первого варианта исполнения – Утесов, 44-й еще год, черный круг настенного репродуктора в ленинградской квартире с фанерой в окне, в кухне работает одна отопительная батарея: последняя военная зима и первая после блокады, но Севастополь уже наш, над Невой салюты и можно было дописать песню: «Сквозь бури и штормы прошел этот камень и стал он на место достойно…». Теперь я геолог, знаю, что в Крыму гранитов нет вообще, а последний матрос вместе с тысячами других попал в немецкий плен. Тяжелое было поражение. С годами и знанием правда стала более объемной, но оттого не перестала быть правдой.

«И здесь, на этом перекрестке…». Ну, это уже слишком личное. Тоже слова Фатьянова. А вот куплеты «Хвастать, милая, не стану, знаю сам, что говорю…» очень любили наши соседи по коммунальной квартире, так что прослушал я эту пластинку не помню сколько раз сверх всякой своей воли. Однако то ли по молодости все легче, то ли все же было в тех коммуналках что-то действительно коммунальное. Как-то умели тогда профессор (не Преображенский) с электрослесарем жить на коротком расстоянии, уважали друг друга за то, чего не умели сами, и ходили к соседям в гости смотреть телевизор. Передачи шли еще только раз в неделю, по средам.

Нет, конечно, в отдельной квартире лучше. Но не становится ли теперь уже весь мир коммунальной квартирой? И тогда от наработанных нами общежитейских навыков зависит, будет ли он коммуной или вороньей слободкой, которая, как известно, загорелась сразу с трех концов.

Песни Великой войны – особая, огромная тема, страшно и затрагивать. Кстати, эта война и единственная великая. Несмотря на нынешние старания ретро-патриотов и забытые подвиги георгиевских кавалеров, первая мировая все же остается в национальной памяти как империалистическая, просто дурная война. Интересно, какие песни будут исполнены 1 августа в столетнюю годовщину ее начала. Вроде ни одной не помню. А во второй мировой и наши вполне себе на уме союзники воевали за правое дело, так что достойны были бодрых песен. «На эсминце капитан…» – этот пост-утесовский шедевр я в возрасте шести лет моментально выучил наизусть с пластинки (сейчас бы мне такую память!) и пел вместе с младшей сестрой: «Я британский офицер Джем Скенèди!». Популярно это было настолько, что лишь избрание в Америке через 15 лет президентом Джона Кеннеди вернуло в русскую речь правильное ударение в этой фамилии.

Затем Матвей Блантер: у него насчитал двенадцать знакомых песен. Наверно, пока достаточно. Есть еще много других.

Эпос! Или мелос? Как это суммировать по-гречески?

Можно по исполнителям. Анна Герман, «Светит незнакомая звезда…». Высокогорная дорога, темно, фары, позади пыль, впереди кристальное небо и звезды – правда, еще знакомые, но Полярная на двадцать градусов ниже, чем в Ленинграде. Едем в кузове, сверху палаток и ящиков: «а песни довольно одной, чтоб только о доме в ней пелось…». Это уже далеко не Дунаевский, хотя ребята в грузовике вроде веселые и совсем молодые.

В памяти многие прекрасные голоса и еще раз отметим: интернационал. На первом плане та же Анна Герман, помянутый выше Георг Отс, Муслим Магомаев, Эдита Пьеха – это только свои советские. Из иностранцев хочется вспомнить прежде всего Поля Робсона, у него как-то сильнее всего получалась «…от крайя и до крайя, от моря и до моря берет винтовку народ трудовой…». А наша «Я другой страны не знаю, где так вольно дышит человек» (снова Дунаевский!) в исполнении Поля Робсона – это, может быть, не про Советский Союз 30-х, там это лишь мечта, а Гимн будущего Союза? И хватит жевать тексты Михалкова?

А вот мысль, которую я нашел у Б. Кагарлицкого. Наступающая российская революция скорее будет не пролетарской, а «плебейско-демократической», но при этом неизбежно будет опираться на советское наследие, не столько идеологическое, сколько материальное, культурное, интеллектуальное.

В этом смысле и я консерватор. Не только по выслуге лет.

P.S. На эти рассуждения получил от одной старой знакомой следующий ответ: «Кончилась та наша жизнь и песни кончились: конечно, это они и были эпохой. Но: "Новые песни придумала жизнь, не надо, товарищ, о песне тужить", – это прямо для тебя, не так ли? Интересно, что современные эстрадные песни я, к примеру, не смогу петь, а вот наша молодежь знает их все наизусть и поет. Потому, что они уже привыкли именно к этим мелодиям, к этому мелодическому строю».

Может быть, не слышал.



Другие статьи автора: Бискэ Георгий

Архив журнала
№3, 2016№2, 2016№3, 2015№2, 2015№4, 2014№3, 2014№2, 2014№1, 2014№4, 2013№3, 2013№2, 2013№1, 2013№4, 2012№3, 2012№2, 2012№1, 2012№4, 2011№3, 2011№2, 2011№1, 2011№4, 2010№3, 2010№2, 2010№1, 2010
Поддержите нас
Журналы клуба