Журнальный клуб Интелрос » Альтернативы » №3, 2016
Давыдов Игорь Витальевич –
сотрудник Научной б-ки МГУ
Спустя почти два года после написания предыдущей статьи, которая была опубликована в сборнике «Критический марксизм: поколение nextII», уже можно сказать, насколько она была актуальной и адекватной в описании процессов и фактов.
«Либеральная» эксплуатация альтруизма на практике
Во-первых, сразу же в 2014 г. эксплуатация альтруизма проявилась в поступках сразу двух институций, а именно: телеканала «Дождь» и Сахаровского центра. Телеканал «Дождь», подвергнутый информационной атаке и изгнанный из кабельных сетей, в результате чего ушли рекламодатели, для собственного финансирования обратился с просьбой о денежной помощи к аудитории, при том, что владелец и гендиректор, господа Винокуров и Синдеева, были достаточно обеспеченными людьми, имеющими возможность как платить из собственных средств, так и обращаться к банкам и личным связям в этой среде, а также являлись экономическими либералами по взглядам, что должно было бы заставить их уйти с рынка, как банкротов, не сумевших наладить прибыльный бизнес. В результате было собрано много денег, которых хватило на период работы до нахождения новых спонсоров и трансформации самого канала на более экономный вариант трансляции: более дешёвую студию и меньшее количество сотрудников и передач, хотя сейчас рекламодатели в том или ином виде возобновили сотрудничество с каналом. И, судя по запуску новых программ, ситуация с деньгами стабилизировалась.
Стоит учесть предыдущий опыт с сайтом OpenSpace, где после закрытия его творческий коллектив, создав новый сайт Colta, жил долгий период на пожертвования, чем очень гордился. После чего в какой-то момент на него пришли спонсоры, и сегодня сайт живёт более или менее полноценной жизнью, занимаясь либеральной пропагандой и культурной гегемонией в интересах либералов. Примером этого явился фестиваль «Остров 90-х», в рамках которого шла пропаганда 90-х с человеческим лицом, а по сути, их реабилитация, средством которой служил флэш-моб с фотографиями, публиковавшимися в соцсетях, где изображалась простая человеческая жизнь из 90-х. Связано это было с тем, что прямая политическая пропаганда-реабилитация 90-х провалилась, и понадобилась новая форма, адресованная молодёжи. Этот флэш-моб и стал проявлением этой новой формы, а его успешность была связана с тем, что молодёжь, являвшаяся адресатом и объектом манипуляции, состояла из представителей поколения «новой искренности», о чём я писал в предыдущей статье.
В результате мы можем сделать вывод о том, что сбор пожертвований стал лакмусовой бумажкой наличия популярности того или иного сайта, СМИ, политика, деятеля культуры и просто любого человека у массовой платёжеспособной аудитории, благодаря которой к ним и приходят спонсоры.
Сахаровский центр продемонстрировал другой вариант эксплуатации альтруизма, а именно: появления в прошлом на сайте центра вакансии менеджера по краудфаундингу, то есть с функцией умения наладить сбор пожертвований на жизнь центра. По сути это означает институционализацию и респектабилизацию милостыни, которую собирают обычные попрошайки в метро. Но если попрошайничество в метро, являющееся по сути мафиозным, то есть налаженным и структурированным механизмом отъёма денег у граждан, крышуемым и управляемым бандитами, осуждается и понимается как нечто вредное и ненормальное в социальной жизни общества, то такой же по сути институционализированный сбор милостыни Сахаровским центром и другими институциями, в которых присутствуют, в той или иной мере, аналогичные должности, считается нормальным и объявляется за норму, при том, что чаще всего люди, делающие это, являются экономическими либо политическими либералами.
Все это является проявлением двойных стандартов и лицемерия с их стороны. То есть люди, кричащие об экономической эффективности, самоокупаемости, о том, что все должны жить по средствам и что рынок сам решит, что и кто должны жить и работать или разориться и уйти в сторону, требуют, чтобы их финансировали простые граждане, имея часто возможность тратить собственные средства или привлекать средства крупного бизнеса или просто богатых людей. Пример-история, случившаяся в этот период на радио «Эхо Москвы», где главный редактор Алексей Венедиктов, являясь неоконсерватором по взглядам и любителем похвастаться друзьями из высших сфер (как например: пресс-секретарь президента Песков, бывший министр образования и науки Фурсенко, либо же поддержанный на думских выборах бизнесмен Прохоров), при этом запускал передачу с пропагандой волонтёрства и сбора пожертвований, а также рекламные объявления с просьбой о помощи своей бывшей сотруднице, на тот момент тяжело больной (возможно рак), хотя он бы мог вместо этих объявлений просто обратиться к своим влиятельным друзьям, имеющим возможность поспособствовать её лечению и даже выздоровлению своими средствами и связями, не афишируя этого.
Ещё одним примером новых форм эксплуатации, основанных на использовании поколения «новой искренности», является появившееся в рамках того же краудфаундинга личных финансов и в ряде случаев труда поклонников компьютерных игр, музыки и независимого кино, на таких платформах как: Kickstarter, Steam Greenlight и IndieGoGo. И хотя краудфаундинг существовал и раньше, с появлением поколения «новой искренности» стало возможно эксплуатировать сам факт сопричастности к созданию продукта, то есть потенциальный работник по сути сам платит деньги, чтобы поработать на капиталиста, при том, что он может не только не получать за это зарплату, но и, являясь по сути инвестором в продукт, не имеет право на долю от прибыли, которую при этом получает капиталист, так как описанные случаи происходят в сегментах, ориентированных на коммерческое использование и извлечение прибыли. Это отличает вышеприведённые примеры от той же Википедии и других продуктов некоммерческого сегмента, в которых хотя точно также соучаствуют многие, но которые не ориентированы на прибыль. Все это напоминает анекдот про «новых русских», которые брали деньги с рабочих за вход на предприятие.
В итоге все эти примеры доказывают один из посылов моей предыдущей статьи о том, что в современном капитализме появилась новая форма эксплуатации – эксплуатация альтруизма. При этом, чем более экономически либеральными являются взгляды тех или иных участников этой эксплуатации, тем более наглые и циничные формы она принимает.
Идеократии, как форма постпостмодернистских государств
Во-вторых, появились первые постпостмодернистские государственные образования: Республики Донбасса и ИГИЛ[1], имеющие идеократический характер, т. е. основанные на ценностях, хотя и при разных направлениях этих ценностей. Важно то, что изначально идеи, воспринятые в обоих государственных образованиях, появились как постмодернистские конструкты (исламизм в форме Аль-Каиды, и неоевразийство в форме идеи Русского мира). Но затем в эпоху постпостмодернизма эти идеологические концепты, бывшие до этого просто теориями, в которые верили отдельные маргиналы в случае неоевразийства, либо небольшие группировки в случае исламизма, были восприняты буквально либо представителями поколения «новой искренности» (вторым-третьим поколением детей и внуков иммигрантов с Ближнего Востока, Северной Африки, а также Северного Кавказа), с одной стороны, либо людьми, одуревшими от безвременья в РФ, с другой, которые поехали за них убивать и умирать. При этом пропаганда ИГИЛа в интернете основывается на создании роликов на Youtube и опирается на каноны современных голливудских фильмов и сериалов, что в свою очередь связано с визуализацией сознания у адресуемой аудитории.
В-третьих, зимой 2013-14 гг. случился Евромайдан в Киеве, на котором погибли люди. Что явилось главным отличием этого события от всех предыдущих «бархатных» и «оранжевых» революций, на которых если и погибали люди, то обычно меньше 10 человек. При этом люди были готовы стоять насмерть, чего, например, в России не было с октября 1993 г. К самому событию и его последствиям можно относиться по-разному, но важен сам факт, что люди впервые за долгие годы готовы были убивать и умирать за ценности, а лидеры, которые пытались превратить мероприятие в карнавал и сдать его на переговорах в борьбе за тёплые места, освистывались, а их команды часто не выполнялись. Что, по сути, и доказывает то, что это событие выпадает за границы обычных карнавальных и мирных протестов, каковые и проходили в основном в предыдущий исторический отрезок. Не зря же в СМИ появился термин «революция достоинства».
Все это было невозможно в предыдущий исторический период господства постмодернизма, когда за идеалы почти никто не готов был умирать и наоборот, декларировалась ценность их отсутствия. Хотя даже тогда оставались одиночки, либо небольшие группы, готовые умирать за ценности и идеалы, но являвшиеся маргиналами и не влиявшие на процессы, оставаясь лишь яркими символами в информационном пространстве. Сегодня же их подходы к ценностям являются, так или иначе, частью мейнстрима.
При этом надо понимать, что те, кто используют ценности в своих интересах, для власти или извлечения прибыли, сами их буквально не воспринимают и не верят в них. В этом заключается трагедия нашего этапа, а именно: на момент массового появления поколения людей, готовых верить в ценности буквально, других ценностей перед ними не оказалось, чем и воспользовались манипуляторы сознанием, то есть конкуренции со стороны распространителей и сторонников подлинных ценностей не было. В этом состоит главный парадокс современности, а именно в том, что большинство населения искренне на этом этапе воспринимает мир, а при этом будет использоваться меньшинством манипуляторов ради прибылей и как властный ресурс для укрепления своей власти. Качественный эффект от этого этапа перефразировать можно так: бочка мёда и ложка дёгтя диалектически соприкасаются и переходят друг в друга. Ведь сильных конкурентов из числа сторонников распространения подлинных ценностей у них нет. И в этом ужас ситуации на сегодня. Сегодняшняя экономическая ситуация требует сильных и стержневых лидеров, опирающихся на ценности, в особенности левые. Но, как мы видим, современные европейские (Ципрас), да и российские «левые» являются просто политическими импотентами, которые не могут задавать вектор, так как неспособны к самопожертвованию, дисциплине, субъектности.
Радикализация политики, как результат возращения ценностей
Ещё одним подтверждением радикализации политического спектра (то есть укрепления крайне-левых и крайне-правых при ослаблении влияния центра), о которой я упоминал в предыдущей статье, явились последние выборы в Европарламент, на которых много голосов получили ультраправые, а ультралевые, также увеличили свой результат, но не так сильно. В этом же году это стало ещё более очевидным, на примере победы СИРИЗы в Греции, выхода во влиятельные партии «Национального Фронта» во Франции, а также победы на выборах лидера Лейбористской партии Джереми Корбина, известного своими левыми социалистическими взглядами, а также и выборов президента США, где в Республиканской партии все большую популярность набирает на праймериз ультра-правый популист и миллиардер Дональд Трамп, а в демократической умеренный социал-демократ Берни Сандерс, что само по себе десять лет назад выглядело бы невероятно, так как в США и Великобритании, как и в большинстве стран Европы, сталкивались различные формы центризма. И только кризис 2008 г. привёл к тому, что люди, первоначально искавшие в ответ на кризис умеренную третью силу, (Либеральные демократы в Великобритании и Свободные демократы в ФРГ), устав от неспособности элит в своих странах и евробюрократов наладить экономику и жизнь, радикализовались и пошли искать выход либо на крайних флангах политического спектра от ультра-левых и ультра-правых и до евроскептиков, либо в партиях и у лидеров, не связанных с традиционным истеблишментом, а появившихся в ответ на разочарование в традиционных партиях (Движение 5 Звёзд в Италии и Подемос в Испании). А также в регионалистских сепаратистских партиях, что привело к их победе в Шотландии и Каталонии, что связано ещё и с левым и популистским уклоном этих партий.
При этом собственно левые, как уже упоминалось в предыдущей статье, показали неадекватную реакцию на произошедшие изменения в мире. Их реакции можно разделить на 2 части: традиционных левоцентристов либо левых, участвующих в выборах, с одной стороны, и независимых левых активистов, с другой стороны. Так, участвующие в выборах продолжали демонстрировать реформизм и слабую субъектность, наиболее ярким примером которых является СИРИЗа. Что же до так называемых несистемных левых, то пройдя через стадию кристаллизации, как общественное движение «Оккупай», и ярко проявив себя, в 2008-2010 гг., сразу после возникновения кризиса, в связи с отсутствием постоянной самодисциплины, ориентира на революцию и общий мирный, «плюшевый» карнавальный характер протеста, позже, когда протестный потенциал себя исчерпал, они не смогли предложить постоянно действующих форм и либо, рассыпались, либо растворились в существовавших радикальных организациях, либо интегрировались в систему, занявшись «малыми делами».
Точно так же левые оказались несостоятельны и на постсоветском пространстве, примером чему служит реакция левых на события декабря 2011 г. в Москве и Евромайдан в Киеве зимой 2013-2014 гг. Изначально с запозданием и там, и там отреагировав на события, левые по их результатам перестали играть какую бы то ни бы существенную роль в политическом пространстве, как России, так и Украины, рассыпавшись на множество мелких осколков. При этом, судя по всему, так и не сделав никаких выводов из своих ошибок и последовавших в результате их провалов. В результате левого движения, как собственно независимого политического субъекта в России практически нет. А левые, тем самым, оказались либо частью либерального, либо консервативно-охранительного лагерей. Те же левые, кто не попал в это размежевание и не встроился в либерально-консервативный дискурс, к сожалению, малочисленны да ещё имеют склонность к самоизоляции. Проблема также заключается в том, что постмодернизм в России не закончился, что облегчает отсутствие у левых реальной деятельности и замены её ролевыми играми в реконструкторство, когда они, просто играя, воспроизводят предыдущие исторические ситуации, героев, теории, практически не изменяя их, не анализируя критически и не соотнося с реальным местом и временем, в котором они живут. Все это даёт грустную перспективу на будущее левого движения в России и других постсоветских странах. Но проблем много и у более сильных и влиятельных левых в третьем мире.
Упадок левоцентризма
Примером мирных левых, которые очень выгодны капиталистам, оказались представители левого поворота в Бразилии и Уругвае. Президент Уругвая Жозе Мухика за счёт своего личного бескорыстия и скромности в быту рекламировался в мире (и, в частности, либералами) как пример идеального руководителя страны, а также самого бедного президента в мире. При том этот бывший представитель городской герильи в Уругвае, реально сражавшийся с диктатурой, придя к власти, осуществил минимальное количество чисто левых реформ, и при нем продолжила свою работу зона свободной торговли с США. В то же время другой латиноамериканский лидер, бывший президент Бразилии Лула Де Сильва удостоился похвалы со стороны Алексея Венедиктова. Являясь символом бескровного левого гуманистического альтерглобалистского поворота и моральным авторитетом для многих левых, он проводил не очень глубокие реформы, при этом осуществлялась помощь неимущим, за которую собственно его модель и представлялось самой идеальной из всех левых для либералов, ведь в ней не было такой большой налоговой нагрузки на крупный капитал, продолжалась свободная торговля и т. д. При этом уже при его преемнице Дилме Роузеф, когда возник вопрос о проведении Чемпионата Мира по Футболу в 2014 г. и те же люди, от имени которых он и его партия и пришла к власти, потребовали не проводить соревнования, власти не услышали их требования и с помощью полиции жёстко подавили граждан, потребовавших потратить деньги на нужды простых людей. При том, что сегодня в Бразилии гремят скандалы, связанные с коррупцией в корпорации Petrobras, где контрольный пакет акций принадлежит государству, в которых оказалась замешана даже сама президент. Оба этих примера ещё раз свидетельствуют о том, что левые удобны для либералов, если они не пересматривают жёстко систему отношений, сложившуюся при неолиберальной модели, дополнив её помощью неимущим, которая осуществляется при этом не через нагрузку на крупный капитал. Что собственно и подтверждает описанную в предыдущей статье модель современных либералов в отношении социальной сферы, когда они, не отменяя помощь слабым и больным, перекладывают нагрузку с группы сверхбогатых оффшорных инвесторов, которые сумели обогатиться даже при последнем экономическом кризисе, на обычных людей, имеющих возможность пожертвовать деньги на это, чаще всего представителей т. н. «среднего класса».
Вообще же события ноября-декабря 2015 г.: проигрыш на парламентских выборах левых в Венесуэле, а также на президентских в Аргентине и Бразилии подводят черту под левым поворотом в Латинской Америке, что во многом и связано с теми проблемами, о которых было написано выше.
Постпостмодернизм в культуре и его влияние на мораль
Делая небольшое отступление, можно добавить, что ещё одним проявлением визуализации сознания в последние 2-3 года, явилась массовая мода на селфи. И хотя это явление и кажется просто мирным проявлением обывательщины, оно настолько девальвирует реальность и конструирует эгоцентризм, что люди готовы поступиться здравым смыслом ради такого самоутверждения, чему способствует погружённость их в соцсети, а также наличие такой соцсети, как Инстаграм, которая раньше не была так распространена.
Также продолжают действовать описанные в прошлой статье механизмы и в театральной сфере. К упомянутым в прошлой статье Кириллу Серебренникову, Марине Давыдовой и Кети Чухров присоединился Константин Богомолов, который считается сегодня главной восходящей звездой российского театра. Подтверждением чего служит то, что Богомолов ставит свои спектакли на самых главных театральных площадках Москвы (а именно МХТ им. Чехова и Ленкоме), а также юбилей Табакова, к которому именно Богомолов сделал спектакль «Юбилей Ювелира», где главную роль сыграл сам Табаков и который был признан англичанами за образ королевы, при этом сам спектакль был сделан в более традиционной форме, чем обычно делает Константин Богомолов. И это притом, что обычно свои спектакли он ставит в авангардной стилистике постмодернистского перекодирования и брехтианского остранения. И, в отличие от Кирилла Серебренникова и прочих режиссёров, занимавшихся в прошлом постановкой пьес «новой драмы», то есть современных авторов, он ставит в этой стилистике произведения классиков. В своих спектаклях с помощью приведённых выше приёмов и техник он деконструирует идеалы и нормы, как обычные советские, так и консервативные. Целью всего этого, по сути, является привитие зрителям амбивалентности морали. А то, что при этом он умеет делать спектакли в классической форме, как было показано выше, демонстрирует его лицемерие. Которое, так или иначе, характерно для всех представителей консервативно-либерального лагеря, как уже было показано выше на примере того же Венедиктова, Юлии Латыниной (она, как уже упоминалось в прошлой статье, требовала экономической модели, как в Сингапуре и в Грузии при Саакашвили, но при этом сама хотела бы жить в муниципалитете с левыми во главе и приводила примеры испанских муниципалитетов, а также Норвегию) да и вообще для всего консервативного либерализма как такового, в рамках которого, как я уже писал в прошлой статье, уживаются двойные стандарты как в экономике, так и в морали. Единственной их целью является снятие налоговой нагрузки и общественных обязательств с группы сверхбогатых оффшорных инвесторов, которые и являются, по сути, на сегодняшний день новым правящим классом в мире.
Ещё одним проявлением эпохи постпостмодернизма в культуре являются сериалы нового поколения в США и Великобритании, не упомянутые мной в предыдущей статье в силу меньшей значимости, чем на данном этапе. В производстве сериалов произошёл в последние годы качественный скачок, наиболее системообразующим проявлением которого стали сериалы телеканала HBO, начавшего их снимать ещё в конце 1990-х, но только сейчас сумевшего сделать их полностью равноценными с качественными кинофильмами Голливуда и артхаусом. Все их сериалы, так или иначе, помогали амбивалентности морали, но в первые годы были не столь качественными и во многом развлекательными, оставаясь в парадигме постмодернизма, хотя и поднявшись до уровня произведений с человеческим лицом, где герои были не столь ходульные и могли рефлексировать. И только в последние годы, в связи с ростом уровня и качества сценариев, ростом бюджетов и наступлением эпохи постпостмодернизма их сериалы вышли на первое место, став самым, с одной стороны, главным пропагандистом и отражателем сознания современности, помогая внедрять амбивалентность морали, прагматизм и индивидуализм, хотя и дополненный помощью своим. Что помогло им, с другой стороны, благодаря последнему обрести статус актуального искусства, пользующегося популярностью. Самыми яркими сериалами, попавшими в точку времени и явившимися при этом наиболее характерными произведениями эпохи постпостмодернизма, в которых нашли отражение главные идеологемы, внедряемые современной буржуазной пропагандой нового правящего капиталистического класса (транснациональных оффшорных инвесторов) являются «Игры Престолов» и «Во все тяжкие». И если первый просто приучает к новому средневековью с помощью экранизации фэнтезийной саги с амбивалентностью морали, отсутствием хороших и плохих героев, а также моральных критериев поведения и совершения поступков героями и справедливости как ценности, что приводит к лёгкости восприятия гибели тех или иных героев и отсутствию более или менее постоянного сопереживания и жалости к ним. В то же время, второй сериал демонстрирует жизнь в современном мире, главный герой которого, больной раком бывший учитель, ставший наркоторговцем, что является пропагандой апологетики ценности жизни меньшинств, вплоть до оправдания продажи наркотиков и аморализма ради спасения их жизни и здоровья, что ещё раз доказывает сращивание леволиберальной пропаганды жалости к меньшинствам с элитаризмом, а по сути, появлением новой формы фашизма, в которой соединились ранее упоминавшиеся радикальный индивидуализм и социал-дарвинизм, смешанные с этническим национализмом и расизмом (а именно: появившиеся ранее разновидности национал-индивидуализма в формах: национал-либерализма, белого либертарианства и национал-анархизма), но теперь с добавлением защиты прав меньшинств, которая тем самым становиться оправданием элитаризма и ксенофобии. Ведь создатели сериала заставляют зрителей сопереживать герою, используя его болезнь, оправдывая тем самым его поведение, заключающееся в продаже наркотиков и переделе рынка наркоторговли. В итоге можно сделать вывод, что первый формирует представление о том, как будет жить большинство простого населения и примиряет их с этим, а второй формирует представление, как это большинство должно относиться к меньшинству и примиряться с ним и его поступками, которые в связи с каким-либо его отличием от большинства будут объявлены ценностью, и из-за которого оно будет считаться элитой a priori.
Что будет и что делать?
Всё вышеперечисленное, как было показано выше, доказывает не только существование тех явлений и процессов, которые были описаны в прошлой статье, но и их развитие, углубление, а также проникновение в другие сферы человеческой жизнедеятельности, что, по сути, носит катастрофический характер, так как эксплуатирует все лучшее в человеке, паразитирует на его сущности, мешает борьбе за нормальную и достойную человеческую жизнь. Ещё раз надо повторить те варианты выхода из сложившегося положения, которые упоминались в прошлой статье, а именно: пересмотреть тактику и стратегию левыми своих ценностей, поскольку им был брошен вызов, при котором их главные моральные ценности – альтруизм и самоорганизация ‑ становятся оружием в руках правящего класса, так как это ему выгодно, потому что альтруизм, благотворительность и волонтёрство, защита меньшинств, провозглашение мирного характера своей деятельности помогают ему снять с себя социальные обязательства под любыми предлогами и получать абсолютно ничем не ограниченные прибыли, а также снять с себя угрозу подлинной революции.
Сегодня в конце 2015 г. мы вернулись во многом к ситуации столетней давности, когда большинство левых не смогло ответить на вызов Первой мировой. Нынешние левые в том виде, в каком они сегодня есть, точно также не могут ответить на вызовы времени, по своей глубине не уступающие Первой мировой. К сожалению, они выглядят ещё более жалко и убого, чем 100 лет назад, когда они, также точно оказавшись в идейном тупике, пошли в хвосте своих правительств, а потом подавляли революции, последовавшие вслед за войной. Единственными, кто тогда оказался способен дать ответ, были В. И. Ленин с теорией поражения своего правительства в войне и с новой формой партийной организации (т. н. партией ленинского типа) и те немногочисленные силы, которые участвовали в мирных конференциях в Швейцарии. Но тогда они хотя бы являлись силой, пусть и малозаметной, самостоятельным политическим субъектом, за которым после войны пошли люди. Сегодня в мире нет даже таких малочисленных сил, способных дать ответ на построение протоимперий, появление новых форм фашизма (национал-индивидуализма и т. д., см. выше в статье), а также других вызовов, отражённых в статье. Что делает ситуацию ещё более катастрофичной, чем 100 лет назад. Всё это дополнительно усугубляется частой заменой активности в реальном мире на активность в соцсетях, а также недисциплинированностью, тусовочностью и карнавальностью современных левых, а также просто элементарной глупостью и отсутствием научного мышления, не говоря уже и об отсутствии у большей их части чувства самопожертвования, что ещё 100 лет назад подвергалось бы осуждению и остракизму. Результатом этого стало их нынешнее состояние, при котором отсутствует институт репутации, и те, кто называют себя «левыми», могут позволить себе работать непосредственно на Кремль, либо на олигархов, либо участвовать в войнах кремлёвских кланов, критикуя только часть системы (или правительство, или отдельных чиновников-либералов, или чиновников-патриотов). И это все при нежелании заниматься созданием реального революционного движения.
Единственным ответом на это может быть изменение подхода к ценностям и практике.
Что касается ценностного ответа, то левым, оставаясь на позициях подлинной самоорганизации, подлинного альтруизма и классовой сознательности, нужно отвергнуть симулякры, подменяющие их, и, самое главное, не попадать в институциональную ловушку ложных крайностей, а именно: левоцентристской «эсдековщины» и «анархистской самопомощи». Так как в первом случае получится спасение капитализма, как 100 лет назад, а во втором ‑ снятие налоговой нагрузки с транснациональных оффшорных инвесторов, что только укрепит капитализм. При этом, что касается первого варианта, надо понимать, что современный левоцентризм хоть в леволиберальной, хоть в левоконсервативной форме никакой реально социально прогрессивной роли, в отличие от столетней давности, больше не несёт. А второй вариант с отказом от государственных форм поддержки населения сегодня пропагандируется либералами и легитимирует отказ от социальной поддержки населения путём налогового перераспределения в пользу социальной сферы.
А в практике ответом может стать, с одной стороны, воссоздание полноценных левых организаций с нормальной структурой и дисциплиной, прошедших кружковую стадию (т. е. воссоздание в идеале партии ленинского типа, образца 1917-1924 гг.), в которых присутствует институт репутации и ставятся жёсткие барьеры для псевдо-левых и неадекватных активистов, а также восстановление научного понятийного аппарата как опоры для понимания и преобразования действительности с применением диалектического метода, а с другой ‑ союз с представителями т.н. «среднего класса», несущих в результате вышеизложенного издержки неолиберальной налоговой и экономической политики, озлобляясь все больше и больше и легко поддаваясь пропаганде консервативных либералов и национал-популистов, натравливающих их на левых, мигрантов и всех тех, кого они объединяют под названием «люмпены».
В итогеили левые сумеют договориться с ними против сверхбогатых, или сверхбогатые с помощью пропаганды и какой-либо разновидности фашизма натравят их на бедных, повторив тем самым ситуацию 20-х-30-х гг. XX в. в Германии. К сожалению, в условиях мелкобуржуазного сознания большинства населения и усугубляющегося кризиса третьего не дано, каковы бы ни были наши собственные желания.