Антон Азаренков

 

АВТОГРАФ

Дорогая мама!

Герой моей первой книжки

пьет и курит.

И часто болеет.

И изменяет женщинам, как твой первый

благоверный

«козел азаренков».

Герой этой книги много пьет

вина, красного и сухого;

пива, живого и темного.

И не герой, конечно, а так — субъект,

в меру упитанный, порой лирический,

особенно когда выпьет.

 

Ладно, мама,

знаю,

что дед Колька умер от этого,

что Витька умрет от этого,

что все мы стоим в этом, как в огне, в говне, в геенне...

Знаю. Ну а что с этим делать? От осинки

не родятся апельсинки.

 

Кстати,

Егорьевская церковь на Фурманова

теперь общежитие:

белье на фоне общипанной панорамы...

Старушка выводит из ветхого закутка

трех-четырех коз

и кособокого Боньку

пастись на церковной лужайке.

А когда тот залезает на чей-нибудь огород,

раздается окрест: «Бонька! Ти ты соусем оборзел?

А ну дывай тикай оттудава, кому скызала!

Получишь тут! У-у-у, козлище поганый, черт ты

лысый! Фашист проклятый, вредитель,

конченый...»

l l l

Этой рябью на черной воде...

И ноябрьским гулом.

Сапогом, поскользнувшимся в борозде,

заброшенным лугом.

У сквозного забора, в какой-нибудь слободе,

под какой-нибудь Вязьмой.

Навсегда, навсегда, навсегда-везде.

Налипающей грязью —

на колеса, копыта и сапоги —

черной, скользкой.

Этим замершим воздухом западни,

этой погодой польской.

От кольцевого шоссе

потусторонним гулом.

Под дождем с характерным пше

гаснущим поцелуем.

И строкою Целана. Ein Dröhnen: es ist...

И щавелевым лугом детским,

что теперь в полуснеге лежит, нечист,

и очнуться не с кем.

Этой рябью... и взвесью... и белой мглой.

Черно-белым военным снимком.

Это же не затменье, а свет контровой!

Кто-то, кажется, с нимбом...

l l l

Антошка, Антошка...

Будет твоя душа

как жареная картошка.

Вынут червивый клубень,

отмоют и приготовят

с пряным чесноком,

базиликом душистым.

 

Носят тебя, Антошка,

по воздуху за подтяжки —

от дома и до работы,

от работы до гроба.

Сучишь замлелыми ножками

во сне, а думаешь — по земле.

 

Ох, Антошка, Антоний,

Тоша, Антонция, Тонче,

Антон Александрович, Тоха —

кто ты для них еще?.. —

спи в теплой персти и прахе,

спи до последнего вздоха,

спи и не думай,

что ты прощен.

 

Па-рам-пам-пам.