С койки на нары

Уголовное дело журналиста Бориса Стомахина было возбуждено в декабре 2003 года. Следователь прокуратуры Северо-Восточного административного округа г. Москвы С.Н. Колобова оценила его публикации, в том числе о чеченской войне и РПЦ, как попадающие под действие ст. 280 ч.2 УК (публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности, совершенные с использованием средств массовой информации) и 282 ч.1 (возбуждение ненависти либо вражды, а также унижение достоинства человека либо группы лиц, совершенные публично или с использованием средств массовой информации) УК РФ.

21 марта 2006-го за Стомахиным пришли. Следует отметить, что на тот момент Бориса уже давно не беспокоили повестками по данному делу, зато периодически поступали угрозы от неизвестных «доброжелателей». Стомахин принял ломившихся к нему милиционеров (оперативники были одеты в штатское, не представились, удостоверений не показали) за этих самых «доброжелателей» и попытался спастись через окно.

Упал, получил перелом ноги и отростков поясничного отдела позвоночника.

Два дня Стомахин был в реанимации, затем его перевели в тюремное отделение 20-й больницы, еще через 10 дней, по жесткому настоянию прокурора Д.Ю. Кулакова, он был на носилках доставлен в тюремную больницу СИЗО «Матросская тишина».

«Это – прямое нарушение закона, а чисто по-человечески – чудовищная жестокость, – говорит Елена Санникова, общественный защитник Бориса Стомахина. – Человек еще не осужден, находится в больнице под охраной. Если бы он в СИЗО такие травмы получил, его обязаны были бы перевести в больницу. А тут он уже в больнице, изначально. Под стражей! Ну куда он убежит? Дайте ему по крайней мере на ноги встать, а уж потом везите в тюрьму! Нет же, поступают и против закона, и против элементарных норм человечности».

Лечение не положено

В «Матросской тишине» Стомахин провел более двух месяцев. С лечением, по сообщениям его матери, было плохо, точнее, вообще никак. Излишним вниманием медперсонала не могли похвастаться и соседи Стомахина, а один из них, к примеру, был закован в гипс до самой груди.

Понятно, что человека с переломами, тем более когда дело касается позвоночника, мучают постоянные боли, однако в «Матросской тишине», а впоследствии в CИЗО-5, куда Стомахин был переведен после того, как смог ходить на костылях, отказывались принимать передаваемые для Бориса анальгетики. Ответ звучал просто: «Не положено».

Не передавали даже обычный глюконат кальция, средство, которое люди при переломах пьют для быстрейшего заживления костей: «Не положено!»

Не положен Борису был и элементарный покой. Его, когда он еще был лежачим больным, возили из «Матросской тишины» на психиатрическую экспертизу в «Кащенко». К чести персонала «Кащенко», они отказались принять человека в таком состоянии.

Еще инвалиду в СИЗО не положен свежий воздух. Прогулочный дворик расположен на крыше СИЗО-5. Он прикрыт сверху, соответственно, заключенные на прогулке не могут видеть ни неба, ни зелени.

Легко ли допрыгать на костылях до шестого этажа (лифт отсутствует), догадаться нетрудно.

«Я была на приеме у начальника тюрьмы. Неужели, говорю, нельзя сделать человеку исключение и вывести его на прогулку просто во двор, хотя бы на недолгое время?» – рассказывает Елена Санникова. «Нет, не положено.» – «А как же он на костылях будет подниматься по крутой лестнице на шестой этаж?» – «А все поднимаются!»

Следует отметить, что проблемы со здоровьем были у Стомахина еще до ареста. Он страдал от повышенного внутричерепного давления (гипертензии 2-й степени), в связи с чем состоял на учете у специалистов и должен был постоянно принимать соответствующие таблетки. Эти лекарства ему также не передавали.

Не передавали, несмотря на то, что Регина Леонидовна Стомахина, мать Бориса, прикладывала к заявлению справку о необходимости для Стомахина этих медикаментов, выписанную поликлиникой, в которой Борис наблюдался. Будет приступ – посмотрим, заявил ей тюремный лекарь «Матросской тишины». Приступ, тяжелый, с потерей сознания, у Стомахина был. Таблетки не передавали все равно.

Затем начальник медчасти СИЗО-5 Алексеев также заявлял, что не видел приступа, а бумаги из «Матросской тишины» «не дошли». Посмотрели на приступ и в СИЗО-5. Он случился у Бориса как раз перед отправкой на этап.

Тогда же Елена Санникова обратилась к Александру Сидорову, руководителю пресс-центра Федеральной службы исполнения наказаний, с просьбой, чтобы он воспрепятствовал отправке больного Стомахина на этап и добился, чтобы его предварительно подлечили. Сидоров пообещал вмешаться в ситуацию. После этого в течение двух недель телефон Сидорова упорно не отвечал. Когда же Санникова наконец дозвонилась до него, Сидоров сказал, что все в порядке, что Стомахина перед отправкой на этап подлечили. В реальности тюремный врач не удостоил Бориса ни одним визитом.Кроме этого, матери Бориса, между прочим, инвалиду-сердечнику, было не положено знать, куда увезли ее сына. В течение трех недель Сидоров ответил, что не может сообщить, где находится Стомахин, «в интересах безопасности заключенного».

Видимо, в тех же « интересах» после того, как Стомахин «нашелся» в Нижегородской пересыльной, для него отказались принять передачу. Еще Борис был помещен в самую отдаленную колонию области. То ли опять же в «интересах его безопасности», то ли в интересах его матери. Чтобы ей, пожилому человеку, еще раз напоминаю, инвалиду-сердечнику, было интереснее ездить.

Также следует отметить, что как в связи с внутричерепным давлением, так и в связи с болями от травм Стомахина постоянно мучает бессонница. Лекарства от бессонницы ему тоже были не положены.

 

К моменту окончания суда Борис Стомахин уже мог передвигаться без костылей, но с трудом.

Постоянные боли в спине и позвоночнике никуда не делись, ногу правильно ставить он не мог. Дальнейшее обследование в стационаре лагеря в Буреполоме показало, что, скорее всего, это произошло, потому что медикусы тюремной больницы во время одной из перевязок стянули гипс слишком туго и пережали сосуды.

В общем, насколько удобно человеку с больной ногой и спиной идти, таща вещи, ждать поезда (зэков при этом в обязательном порядке заставляют садиться на корточки), прыгать с поезда на железнодорожную насыпь, сползать по ней, особенно когда солдаты предлагают своеобразную помощь: «Сейчас как пну – кубарем скатишься!» – догадаться нетрудно.

Затем был карантин. Две недели постоянных проверок, две недели на ногах.

А постоянно стоять на ногах, опять же с постоянными болями в пояснице и ноге, – это нелегко.

 

Учимся на Карбышева

Наконец Стомахин, к собственному удивлению («Я думал, что умру на этапе», – говорил он вполне серьезно), был доставлен в лагерь ИК-4 поселка Буреполом. Следует отметить, что Бориса в колонии положили на месяц в стационар, где чуть-чуть подлечили.

Также стали передавать таблетки, правда, процедура их получения была осложнена для Бориса одной крайне неприятной «мелочью».

Климат в Буреполоме довольно суровый.

Суровость климата усугубляется тем, что летом зэки по правилам могут использовать в качестве верхней одежды только легкую матерчатую куртку. А лето – понятие растяжимое. В Буреполоме оно тянется до середины осени. То есть до того времени, когда термометр начинает постоянно показывать небольшой минус.

Свитера, которые Стомахин привез с собой, были изъяты и сданы на склад. Зэкам не положено. Ботинки, еще летние, уже заношены до дыр. Теплые штаны администрация в очередной раз передать отказалась. У Бориса обострение хронического бронхита (это еще одна болезнь, которой Стомахин страдает). А чтобы получить минимальную медпомощь или переданные из дома таблетки, нужно долго стоять в очереди в медпункт на улице, на холоде. Будет от такой помощи польза?

Впрочем, если даже Борис не ходил к врачу – дубеть в легкой куртке на морозце ему приходилось все равно. Полчаса зарядка и утренняя поверка, затем час – вечерняя поверка. Все на очень свежем воздухе. Кстати, заявление Стомахина с просьбой выдать ему свитер подкрепил его лечащий врач. Ответ прежний: «Не положено!»

Вдобавок мерзнуть приходилось и в бараке. Окна, в том числе и то, напротив которого спал Стомахин, были разбиты. Вставляли стекла долго и неспешно. Последнее оказалось на месте только зимой, да и то после настойчивых жалоб Елены Санниковой.

Зимнюю одежду Борису тоже выдали только после серии обращений в соответствующие органы. 20 октября. Остальным зэкам – на неделю позже.

И еще одно обстоятельство – сущая мелочь, особенно для человека с больной спиной – на койках в Буреполоме нет сетки. Все спят на деревянных щитах. Постановки сетки пришлось добиваться долго. Добились. Но только на кровати Стомахина.

А ведь Стомахин направлен в инвалидный барак. Все его соседи, также страдающие от холода, – тоже инвалиды.

Среди них есть люди без руки, без ноги, есть с тяжелыми внутренними болезнями…

И последний штрих. Несмотря на искалеченную ногу и спину, на две достаточно неприятные хронические болезни, Стомахину так и не дали группу инвалидности. ВТЭК приехала в лагерь, осмотрела его и постановила, что для окончательного решения требуется энцефалограмма. А для этого нужно «съездить» в Нижний Новгород (400 км), а насколько «приятен» этап для Стомахина, либо любого другого человека, находящегося в его положении, я уже описывал. Борису пришлось подписать отказ от обследования.

7 февраля в колонии ИК-4 прошел суд по условно-досрочному освобождению Бориса Стомахина. Судья поразмышлял 15 минут в совещательной комнате и объявил, что учитывает состояние здоровья Стомахина, однако считает его освобождение преждевременным.

В общем, мнение суда понятно, остается один вопрос: имеет ли право инвалид, попавший в тюрьму, выжить, может ли он сохранить последние крохи и без того подорванного здоровья или ему не положено?